произошла какая-то перемена, словно она исполнилась безумной отваги; ка-
залось, что каждая ее морщинка тщится ускользнуть из-под невидимой, ско-
вывающей лицо маски.
Она выпрямилась во весь свой далеко не маленький рост и заговорила:
- Я уже давно решилась, милый, и если никто тебе не скажет, я...
Тетя Эстер прервала ее.
- Помни, Джули, ты... - еле выговорила она, - ты сама будешь отвечать
за свои слова!
Миссис Смолл будто не слышала.
- По-моему, дорогой, ты должен знать, что миссис Мак-Эндер видела
Ирэн с мистером Босини в Ричмондпарке.
Тетя Эстер, тоже вставшая с места, снова опустилась на стул и отвер-
нулась. В самом деле, Джулия слишком уж... Не надо было заводить при
ней, при Эстер, этот разговор; еле переводя дух от волнения, она ждала,
что скажет Сомс.
Он покраснел, и, как всегда, румянец вспыхнул у него где-то на пере-
носице; подняв руку, он облюбовал один палец, осторожно прикусил ноготь
и затем процедил сквозь зубы:
- Миссис Мак-Эндер - злобная дрянь!
И, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.
По пути на Бэйсуотер-Род, к Тимоти, он обдумал, как надо держать себя
дома. Он пойдет к Ирэн и скажет:
"Я выиграл процесс и поставил на этом точку. Мне не хочется притес-
нять Босини; мы как-нибудь договоримся; я не буду настаивать. И давай
покончим с этим. Мы сдадим дом и уедем от этих туманов, сейчас же пере-
беремся в Робин-Хилл. Я... я не хотел быть грубым! Дай руку... и..." Мо-
жет быть, она позволит поцеловать себя и забудет все, что было!
Однако, когда Сомс вышел от Тимоти, намерения его были уже не так
просты. Подозрения и ревность, тлевшие в нем столько месяцев, вспыхнули
ярким огнем. Он раз и навсегда положит конец этой истории; он не позво-
лит смешивать свое имя с грязью! Если она не может или не хочет любить
мужа, как это велит ей долг, исполнения которого он вправе требовать,
пусть не обманывает его с кем-то другим! Он так и скажет ей, пригрозит
разводом! Это заставит ее образумиться; она не пойдет на развод. А что
если... если пойдет? Эта мысль сразила его; до сих пор он не допускал
такой возможности.
Что если пойдет? Что если она признается? Как же поступить тогда?
Придется начинать дело о разводе!
Развод! Произнеся мысленно это слово, расходившееся со всеми принци-
пами, которые руководили до сих пор его жизнью. Сомс ощутил в нем пара-
лизующую силу. В этой бесповоротности было что-то страшное. Он чувство-
вал себя в положении капитана корабля, который подходит к борту и
собственными руками бросает в море свой самый драгоценный груз. Такая
расточительность казалась ему безумием. Это повредит его работе. Придет-
ся продать дом в Робин-Хилле, на который он истратил столько денег, воз-
лагал такие надежды, и продать в убыток! А она! Она уже не будет принад-
лежать ему, не будет даже носить его фамилию! Она уйдет из его жизни, и
он... он никогда больше не увидит ее.
И, сидя в кэбе, он всю дорогу не мог примириться с мыслью, что никог-
да больше не увидит Ирэн!
А что если ей не в чем признаваться, может быть, даже сейчас не в чем
признаваться? Благоразумно ли с его стороны заходить так далеко? Благо-
разумно ли ставить себя в такое положение, если вдруг придется идти на
попятный? Исход этого процесса разорит Боснии; разорившемуся терять не-
чего, но что он может предпринять? Уехать за границу? Банкроты всегда
уезжают за границу. Что они могут предпринять - если они будут вместе -
без денег? Лучше подождать, посмотреть, какой оборот примут дела. Если
понадобится, он установит за ней слежку. Припадок ревности (словно ра-
зыгравшаяся зубная боль) снова овладел им; он чуть не вскрикнул. Надо
решить, надо выбрать определенную линию поведения сейчас же - по дороге
домой. Кэб остановился у подъезда, а Сомс так ничего и не решил.
Он вошел в дом бледный, с влажными от волнения руками, боясь увидеть
ее, страстно желая увидеть ее и не зная, что сказать, что сделать.
Горничная Билсон была в холле и на его вопрос: "Где миссис Форсайт?"
- ответила, что миссис ушла из дому часов в двенадцать, взяв с собой че-
модан и саквояж.
Он так круто повернулся, что Билсон не удержала рукав его мехового
пальто.
- Как? - крикнул он. - Как вы сказали? - но, вспомнив вдруг, что не
следует выдавать свое волнение, добавил: - Она просила передать что-ни-
будь? - и с ужасом поймал на себе испуганный взгляд горничной.
- Миссис Форсайт ничего не приказала передать, сэр.
- Ничего? Так, хорошо, благодарю вас. Я не буду обедать дома.
Горничная ушла, а он, не снимая мехового пальто, подошел к фарфоровой
вазе, стоявшей на резном дубовом сундучке, и стал машинально перебирать
визитные карточки:
Мистер и миссис Бэрем Калчер
Миссис Септимус Смолл
Миссис Бейнз
Мистер Соломон Торнуорси
Лели Беллис
Мисс Эрмион Беллис
Мисс Уинифрид Беллис
Мисс Элла Беллис,
Кто эти люди? Он, кажется, начинает забывать самые знакомые вещи.
Слова: "ничего не приказала передать"... "чемодан и саквояж" затеяли иг-
ру в прятки у него в мозгу. Не может быть, чтобы она ничего не оставила!
И, так и не сняв пальто, он взбежал по лестнице, шагая сразу через две
ступеньки, как молодожен, который вернулся домой и спешит к жене.
В комнате Ирэн все было изящное, свежее. Душистое; все в идеальном
порядке. На широкой кровати, покрытой сиреневым шелковым одеялом, лежал
мешочек для ночной сорочки, вышитый ее собственными руками; ночные туфли
стояли возле самой кровати; край пододеяльника был откинут, точно пос-
тель ждала ее прихода.
На туалете щетки в серебряной оправе и флаконы из несессера - его по-
дарок. Тут просто недоразумение. Какой же саквояж она взяла с собой?
Сомс подошел к звонку - позвать Биасон, но вовремя спохватился, вспом-
нив, что надо делать вид, будто он знает, куда уехала Ирэн, надо отнес-
тись к этому как к самой обыкновенной вещи и доискаться причин ее отъез-
да собственными силами.
Он запер дверь на ключ, постарался собраться с мыслями, но чувство-
вал, что голова идет кругом; и вдруг из глаз его брызнули слезы.
Торопливо сбросив пальто, он посмотрел на себя в зеркало.
Бледное, посеревшее лицо; он налил воды в таз и с лихорадочной быст-
ротой умылся.
От серебряных щеток исходил слабый запах эссенции, которой она мыла
волосы; и этот запах снова разбудил в нем мучительную ревность.
Натягивая на ходу пальто, он сбежал вниз и вышел на улицу.
Но самообладание еще не покинуло его; идя по Слоун-стрит, он приду-
мал, что сказать, если Ирэн не окажется у Босини. А если она там? Его
решимость опять исчезла; он подошел к дому Босини, не зная, что сделать,
если застанет у него Ирэн.
Конторы в нижних этажах уже кончили работу, и входная дверь была за-
перта; женщина, открывшая ему, не могла сказать наверное, у себя ли мис-
тер Босини; она не видела его ни сегодня, ни вчера, ни третьего дня; она
уже больше не убирает у него, у него теперь никто не убирает, он...
Сомс прервал ее, сказав, что пойдет наверх и посмотрит сам.
Он поднялся по лестнице бледный, с упрямо сжатыми зубами.
На верхней площадке было темно, дверь оказалась запертой, на его зво-
нок никто не ответил, из квартиры Босини не доносилось ни звука. Сомсу
не оставалось ничего другого, как сойти вниз; он дрожал в меховом
пальто, его сердце сжимал холод. Подозвав кэб, он велел отвезти себя на
Парк-Лейн.
Дорогой Сомс старался вспомнить, когда он в последний раз дал ей чек.
У нее должно остаться не больше трехчетырех фунтов, но есть еще драго-
ценности; и мысль о том, сколько денег она может получить за них, была
для него утонченной пыткой - хватит обоим на поездку за границу, хватит
на много месяцев вперед! Он попробовал подсчитать точно; кэб остановил-
ся, и Сомс вышел, так и не успев ничего подсчитать.
Дворецкий спросил, приехала ли миссис Сомс, - хозяин сказал, что к
обеду ждут их обоих.
Сомс ответил:
- Нет, миссис Форсайт больна.
Дворецкий выразил сожаление.
Сомсу показалось, что Уормсон испытующе посмотрел на него; он вспом-
нил, что не переоделся к обеду, и спросил:
- Есть гости, Уормсон?
- Нет, сэр, только мистер и миссис Дарти.
Сомсу опять показалось, что дворецкий смотрит на него с любопытством.
Он не выдержал:
- Что вы на меня так смотрите? В чем дело, а?
Дворецкий покраснел, повесил меховое пальто, пробормотал что-то вро-
де: "Нет, ничего, сэр, уверяю вас, сэр", - и тихонько вышел.
Сомс поднялся по лестнице. Пройдя гостиную, не глядя по сторонам, он
пошел прямо к спальне родителей.
Джемс стоял боком к двери, вечерний жилет и рубашка подчеркивали вог-
нутые линии его высокой тощей фигуры. Опустив голову, прижав одной пу-
шистой бакенбардой съехавший набок белый галстук, сосредоточенно нахму-
рив брови, выпятив губы, он застегивал жене верхние крючки лифа. Сомс
остановился; у него перехватило дыхание, то ли от того, что он так быст-
ро взбежал по лестнице, то ли от каких-то других причин. Его... его ни-
когда... никогда не просили...
Он услышал голос отца, приглушенный, точно во рту у него были булав-
ки: "Кто это? Кто там? Что нужно?" Голос матери: "Фелис, застегните, по-
жалуйста, мистер Форсайт так копается".
Он приложил руку к горлу и сказал хрипло:
- Это я. Сомс!
С чувством благодарности он уловил нежные и удивленные нотки в голосе
Эмили: "Что ты, дорогой?" - и голос Джемса, оставившего свою возню с
крючками: "Сомс! Почему ты пришел наверх? Ты нездоров?"
Он ответил машинально: "Нет, здоров", - посмотрел на них и почувство-
вал, что не может сказать о случившемся.
Джемс, всегда готовый разволноваться, начал:
- Ты плохо выглядишь. Простудился, должно быть, это все печень. Мама
даст тебе...
Но Эмили спокойно перебила его:
- Ты с Ирэн?
Сомс покачал головой.
- Нет, - сказал он, запинаясь, - она... она ушла от меня!
Эмили отвернулась от зеркала. Ее высокая, полная фигура сразу утрати-
ла свою величавость, и когда она подбежала к Сомсу, в ней появилось
что-то очень человечное.
- Мальчик мой! Дорогой мальчик!
Она прижалась губами к его лбу, погладила ему руку.
Джемс тоже повернулся к сыну; лицо его будто сразу постарело.
- Ушла? - сказал он. - То есть как - ушла? Ты мне никогда не говорил,
что она собирается уходить.
Сомс ответил угрюмо:
- Откуда же я мог знать? Что теперь делать?
Джемс заходил взад и вперед по комнате; без сюртука он был похож на
аиста.
- Что делать! - бормотал он. - Почем я знаю, что делать? Какой толк
спрашивать меня? Мне никогда ничего не рассказывают, а потом приходят и
спрашивают, что делать! Ну, что я могу сказать! Вот мама, вот она стоит:
что же она ничего не скажет? А я могу сказать только одно: надо найти
ее.
Сомс улыбнулся; его обычная высокомерная улыбка никогда не казалась
такой жалкой.
- Я не знаю, куда она ушла, - ответил он.
- Не знаешь, куда она ушла? - повторил Джемс. - То есть как же так не
знаешь? Где же она, по-твоему? Она ушла к Босини, вот она куда ушла. Я
так и знал, чем все это кончится.
В долгом молчании, наступившем вслед за этим. Сомс чувствовал, как
мать сжимает ему руку. И дальнейшее прошло мимо Сомса, словно его спо-
собность мыслить и действовать уснула крепким сном.
Лицо Джемса, красное, перекошенное, будто он готов был расплакаться,
и слова, прорывавшиеся у него сквозь душевную боль:
- Будет скандал; я всегда это говорил! - потом пауза, потом: - Что же
вы оба молчите?
И голос Эмили, спокойный, чуть презрительный:
- Полно, Джемс! Сомс сделает все что можно.
И Джемс, опустив глаза, упавшим голосом:
- Я ничем не могу помочь; я старик. Только не торопись, мой мальчик,
обдумай все хорошенько.
И снова голос матери:
- Сомс сделает все, чтобы вернуть ее. Не будем говорить об этом. Я
