как гора, головы проросли удивительные геометрические структуры - не
то леса, не то города, не то цветы...
Мозг человека на бессознательном уровне способен обрабатывать
около миллиарда бит информации в секунду, на сознательном - всего сто,
но несмотря на то, что Клим мог работать на уровне сознания в
двадцать-сорок раз быстрее, удержать хлынувший из "черного клада"
поток сведений он не сумел.
Алый свет в глазах очень быстро зарос черной паутиной, потускнел и
померк. Фиолетовые сумерки заполнили мозг, стушевали появившиеся было
проблески понимания того, что прошло понятийный отбор. В глазные
яблоки вонзились горячие иглы боли; боль от этих уколов волной
распространилась по голове, телу, достигла кончиков пальцев, легких и
сердца. Затем наступила полная темнота...
Где-то далеко-далеко на краю Вселенной горел в ночи костер,
плясали языки пламени, было тепло, не дымно, уютно, и кто-то ждал его
у костра, вглядываясь в темноту и прижав руки к груди.
- Купава? - прошептал Мальгин в три приема.
- Непава... непава... непава... - вернулось шепчущее эхо.
- Ка-рой?..
- Нерой... нерой... нерой...
- Кто... ты?
И тогда донесся тягучий, басистый и тонкий одновременно,
вибрирующий, с бархатистыми раскатами голос:
- Я память твоя...
- Паять... паять... паять... - послушно повторило эхо.
Он стоял на холме бесплотным привидением, не отбрасывающим тени, а
по дороге, обегающей холм, пыльной, протоптанной сотнями ног, шел
отряд ратников в калантырях, бармицах [Калантырь - доспех из крупных
металлических пластин, бармица - кольчатые доспехи на плечи, грудь и
лопатки.], кольчужных штанах, со щитами через спину, с островерхими
шлемами. Вооружены ратники были мечами, копьями, луками и боевыми
цепами, и вел их воин в блестящих доспехах, с непокрытой головой,
обритой наголо - только на правой стороне виднелся длинный локон. Он
был среднего роста, но широкоплеч, строен, в одном ухе сверкала
золотая серьга с двумя жемчужинами и рубином, а на лице с длинными
усами поражали глаза: чисто-голубые, пронзительные, полные суровой
решимости.
- Святослав! - гулко проговорила память. - Идет на Итиль. В его
дружине - твой прапредок Мал...
Холм исчез. Из серой мглы проступили очертания старинной крепости,
стены которой пестрели выбоинами, дырами, были закопчены и дымились.
Но крепость еще не пала, ряды ее защитников строго, молча ждали атаки.
- Рязань, - звонко, колокольно отозвалось в голове. - Твой
прапрадед Лука защищал ее всю жизнь.
Исчезла и крепость. Прошли перед мысленным взором Мальгина дружина
Владимира Мономаха и Дмитрия Донского, полки Ивана III и Грозного,
Петра Великого, Суворова, Кутузова, отряды солдат гражданской и
Великой Отечественной войн, и шли за их спинами Правда, Честь, Любовь
и Вера, и в каждом из отрядов находились предки хирурга: Михайла,
Борислав, Егорий, Мальга...
Очнулся Клим от холодного прикосновения к руке. Из-под еловой лапы
выглядывал еж и изредка тыкался носом в ладонь, словно пытался
пробудить человека от его странного сна.
- Спасибо за заботу, - прошептал Мальгин, поднимая лицо. - Я в
порядке.
Он лежал на боку вдоль ствола ели. Сел. Ежик исчез, прошуршав по
толстой шубе из упавших еловых и сосновых иголок.
Клим прислушался к себе и понял, что его попытка прочитать хотя бы
малую часть записанного мозгом "темного знания" удалась: в памяти
медленно проявилась запись шаламовского "запасника", объясняющая
историю появления "черных людей" на Маате. В записи было много лакун,
пропусков, "белых пятен", непонятных шумовых мест, и все же это была
победа. Можно было продолжать процесс чтения чужой информации,
прошедшей психологический отсев Шаламова и собственного подсознания,
без риска глубоких шоковых состояний, ибо Мальгин нашел "громоотвод" -
родовую память. Любой неконтролируемый разряд "черного клада" вызывал
отключение мозга и уход его хозяина в глубины родовой памяти,
помогающей быстрее адаптироваться и приходить в себя.
Хирург не выдержал, прокричал по-ястребиному и прыгнул в близкий
ручей прямо в костюме. Напившись чистой воды, выбрался из ручья и
разогрел кожу до пятидесяти градусов, чтобы побыстрей обсохнуть. Затем
выбрал направление и, паря, как горячий камень, облитый водой, через
полчаса выбежал к сторожке лесовода, откуда он мог позвонить в любую
точку земного шара. Здесь и нашел его Заремба, прибывший по вызову из
Спасска, где по просьбе Клима жил у какой-то родственницы с комплектом
медицинской аппаратуры - для негласного обследования Мальгина.
Молодой хирург был возбужден и не скрывал этого. Опутав Клима
датчиками, он записал параметры его жизнедеятельности на кристалл и
принялся жадно расспрашивать подопытного, что он чувствует, смог ли
расшевелить память и что вспомнил конкретно. Удовлетворить его
любопытство было практически невозможно, и Мальгину пришлось умерить
ненасытную жажду коллеги грубовато: остановись, таранта, я от тебя
устаю больше, чем от всего остального населения.
На этот раз Заремба не обиделся. Шумный, самоуверенный, искренне
считающий себя талантливым исследователем и хирургом (что, в общем-то,
соответствовало истине), свой в любой аудитории, не стеснявшийся ни
признанных авторитетов, ни мудрых старцев, ни Бога, ни дьявола, он жил
торопливо, весело и увлеченно, а увлекался он постоянно и был
счастлив, насколько мог быть счастлив человек с таким легким,
незлобливым характером. Иван был единственным, кто не разделялся на
цветных фантомов биохарактерологического спектра, когда Мальгин
включил свое инфравидение, он был прост, как летний ливень, хотя
простота его была не следствием глупости, а следствием воспитания.
Мальгин иногда ловил себя на том, что завидует Ивану, сам он не мог и
дня прожить, не уходя в самоанализ, не мучаясь, не ища постоянно точку
равновесия между "да" и "нет".
- Стобецкий просил позвонить, - сказал Заремба, доставая из сумки
банку шипучки. - Хочешь? Земляничная.
Одет он был в костюм в стиле "кантри", говорящий о его
приверженности моде. Костюм был сделан из недавно созданного материала
зиркорна, обладающего памятью формы. Хранить костюм можно было в виде
небольшого рулончика с магнитной защелкой: стоило выключить защелку, и
костюм мгновенно приобретал заданную форму. Уже и кокосы стали шить из
зиркорна, хотя пока не для спецслужб.
- Я завтра выйду, - сказал Мальгин, костюм которого тоже был из
зиркорна. - Ничего не изменилось?
Заремба покачал головой, ткнув пальцем в серьгу рации.
- Постоянная связь: все по-прежнему. У Лондона прогрессирующий
синдром терминатора, то же, что было и у Шаламова, но в замедленном
темпе. Качественный скачок трансформации может произойти не раньше,
чем через месяц.
- Как бы не прозевать точку перелома. Не слишком ли мы
самонадеянны? Гейне говорил, что каждый человек есть вселенная,
которая с ним рождается и с ним умирает, а Шаламов и Лондон - это аж
по две вселенные!
- И еще ты, - бросил Заремба с усмешкой.
На Мальгина вдруг накатило черное и злое, свет в глазах померк, и
хотя он почти сразу же овладел собой, по лицу Ивана понял, что скрыть
свои переживания не смог.
- Извини. Я что-то сказал, нет?
- Ничего, - прыгающими губами выговорил побледневший Заремба. -
Мне, наверное, показалось...
- Что? Говори!
- Честное слово, я не... понимаешь, из тебя словно зарычал... или
выпрыгнул...
- Кто? Не тяни душу! Надо же мне знать, как управлять собой во
время "черных затмений".
- Кажется, на меня прыгнул не то барс, не то леопард... пятнистый
такой, с клыками... Жуть, честно говоря! Но ведь ты же не виноват,
Клим? Оно сидит в тебе и ждет выхода... Ты же не хотел? Ничего,
справимся.
- Ох и мастак ты успокаивать пациента, - с трудом улыбнулся
Мальгин, чувствуя уходящую дрожь: он испугался не меньше Ивана, а
заодно понял, что не все будет просто в его нынешней жизни, и, кроме
"тихих" знаний память хранит и "мины" чужих реакций на мир,
неадекватных понятиям человеческой морали и нравственности. Успеть бы
вовремя научиться подавлять эти реакции...
- Звонила Купава, - после недолгого молчания сказал Заремба. Он
хотел что-то предложить Климу, но не решался.
- Вот как? - Мальгин постарался задавить поднявшееся в душе
волнение. - Что ей было нужно?
- Искала тебя. Одевается она, надо признаться, весьма
экстравагантно, хотя и со вкусом. Видел бы ты ее серьги!
Мальгин наконец понял, что его мучило в последнее время, что он
пытался вспомнить и не мог. В горле сразу пересохло, в голове опять
словно лопнул сосудик боли.
- Что за серьги?!
- Они то появляются, то исчезают, то становятся огромными
радужными шарами, то черными каплями, то начинают дымиться, то
сверкают искрами. Я таких еще не видел! Ты что? - Иван все же уловил
перемену в его настроении.
Держи себя в руках, приказал внутреннему "я" Мальгин, а вслух
проговорил:
- У меня, кажется, есть любопытная информация для Ромашина... и
для отдела безопасности.
Заремба превратился в глаза и в слух.
- Где Ромашин, не знаешь? - продолжал задумчиво Клим, забавляясь
реакцией Ивана и одновременно думая о своем.
- Он ушел с Железовским на Нептун, по-моему, хочет найти орилоуна,
через которого Шаламов смылся из Системы. Да скажешь ты наконец, в чем
дело?
- На Нептун?! - Ошеломленный, переспросил Мальгин. - Искать
орилоуна? О черт! Поехали.
- Куда?
- Надо успеть отговорить их от этого шага, орилоун на Нептуне
давно и безнадежно мертв.
- Откуда ты?..
Мальгин, не слушая, увлек за собой хирурга и погнал такси-пинасс в
Спасск, где располагалась ближайшая станция метро. Отец не обидится,
подумал он мимолетно, старик все понимает. Но, может, к ужину я и
успею...
- Ты что-то насчет Ромашина говорил, - напомнил быстро пришедший в
себя Заремба. - Зачем он тебе нужен-то?
- Шаламов был здесь.
- Что?! Где здесь?
- На Земле. И вероятно, у Купавы. Я был у нее... недавно и видел
кое-что интересное. Серьги - подарок Даниила. Она прямо сказала мне, а
я, телелюй, не понял, думал, это еще до его похода в Горловину. Почему
же она не ушла с ним? - Мальгин пристально посмотрел на Ивана, не видя
его.
- Разлюбила, - брякнул тот, шмыгнув носом. - А может быть, он сам
не захотел... или находится до сих пор на Земле, а? Почему бы и нет?
Почему бы и нет? - повторил про себя Мальгин, и ему показалось,
что кто-то странно знакомый и одновременно чужой окликнул его из
невероятной дали: белый всплеск на сером фоне... толчок в сердце...
тихий звон лопнувшей струны...
Мистика дальнего зова, обманываешь ты или говоришь правду? Кто
меня зовет? Купава? Карой? Даниил? Или просто напомнил о себе патруль
памяти сердца?..
- Кто?! - беззвучно позвал Мальгин, пытаясь унять вспыхнувшую
головную боль.
Никто не ответил.
Клим вздохнул, расслабляясь, искоса поглядел на раскрасневшуюся
физиономию спутника: фантазия Ивана, видимо, работала вовсю.
- Что ты хотел мне предложить?
- Да ты понимаешь... - Заремба вдруг застеснялся. - Ради чистоты
анализа надо бы тебе поносить на себе пару "филеров", хотя бы дня
два-три.
- Только ради анализа? Не стесняйся, я уже понял, к чему ты
клонишь. Ты прав, надо записывать физиопараметры во время
"выпрыгивания" из меня "барса". Это интересно не только тебе, это
поможет и мне установить полный контроль над собой.
