Но вот и Цепной мост. Не без труда наши товарищи протиснулись к нему
и, подхваченные людской массою, стали продвигаться вперед.
Где-то на окраинах стала раздаваться трескотня и сзади задавили еще
отчаянней.
Нельзя было сказать, что по мосту двигался кто-нибудь самостоятельно.
Тысячи человек втиснувшись текли по нему, плотно прижавшись друг к дру-
гу.
Возле Сергея автомобиль, с попортившимся почему-то мотором, захвачен-
ный общим течением, продолжал продвигаться безостановочно, вместе со
всеми. Огромный мост скрипел, дрожал, и - казалось - вот вот рухнет в
волны Днепра.
Наконец-то - и на том берегу. Двинулись без передышки дальше по пря-
мому шоссе - надо было торопиться. Потому что - если по этой массе да
успеть поставить с гор трехдюймовки? - При одной мысли становилось даже
страшно.
Еще немного, - миновали слободку и с шоссе свернули на Броварский
лес.
Было уже совсем темно. Сотни груженых подвод тащились куда-то выбива-
ющимися из сил лошадьми по ночной, корявой и загроможденной дороге.
Изредка из города, раскатываясь гулким эхом, ахал снаряд, потом дру-
гой, через некоторое время третий, и так все время.
Испуганные лошади шарахались в стороны, выламывая оглобли и выворачи-
вая воза.
В темноте то и дело попадались какие-то валяющиеся поперек пути кор-
зинки, тюки, ящики.
Повсюду, спотыкаясь, бродили невидимыми массами беженцы, курсанты,
отбившиеся от частей красноармейцы. Все это, в глубоком мраке, перепу-
танное, стихийное, создавало представление о каком-то мифическом хаосе.
Головы большинства сверлила только одна мысль. "Потом!.. все потом! а
сейчас отдохнуть... спать!" Многие дремали на-ходу, придерживаясь за ог-
лобли или перекладину телеги и еле переставляя ноги. Некоторые присажи-
вались у края дороги перевести дух и совершенно помимо своей воли засы-
пали. Через них перешагивали, об них спотыкались, но они не слыхали и не
чувствовали.
Сергей с товарищами возле отдыхающих остатков своей роты стоял на вы-
соком лесистом бугру, всматриваясь в сторону Киева.
Пора было уходить.
- Ну! Прощай, Украина! - сказал один.
- Прощай! - мысленно, эхом, повторили другие.
- Опять здесь скоро будем!
- Будем!..
Далеко внизу черным блеском отсвечивал изгибающийся Днепр. По темному
небу бродил бесшумно прожектор. И где-то на окраинах занималось зарево
пожара.
И точно последний прощальный салют уходящим, ослепительно-ярким блес-
ком вдруг вспыхнуло небо. Потом могучий гул, точно залп сотен орудий,
прокатился далеко по окрестностям. Утих!.. Потом еще и еще. И заметалась
вспугнутая темная ночь. И казалось, что судорожно вздрагивала земля.
Это рвались пороховые погреба оставленного города.
Конец первой повести.
Арк. Голиков.
В ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД.
Часть вторая.
"Революция в опасности!" - красными молниями бил радиотелеграф.
"Революция в опасности!" - огненными буквами повторяли плакаты.
И снова заколыхались усталые и полуголодные люди и гулким эхом, пере-
катываясь от края до края РСФСР, ширился и креп брошенный в ответ из ее
недр новый боевой клич:
- Не сдадимся!..
- Выдержим!..
- Победим!
Тянулись хищные лапы генералов к центру Красной России. И рвались
вперед белые своры, заранее предвкушая торжество кровавой расправы.
Пригреваемые приближающимся солнцем генеральских эполет, проснулись
полуиздохшие змеи-предатели и злобно зашипели, приноравливаясь тайком
пустить капли смертельного яда поближе к сердцу пролетарской Республики.
Работал шпион Локкарта.
Готовились его белые шайки прийти изнутри на помощь наступающей тем-
ной реакции.
Хоронил московский пролетариат погибших на посту товарищей, вырванных
из его среды взрывом белогвардейских бомб.
И думалось многим, что доживает последние недели и даже дни Советская
Россия.
Но зорко смотрел пролетариат-часовой.
- Нашу Москву? - гневно сказал рабочий, надевая патронташ.
- Наш Петроград? Нашу Революцию?
- Подождешь!
И загудели срывающиеся с вокзалов и уносящиеся на фронты новые и но-
вые эшелоны.
Раздавались винтовки прямо с заводов в Туле.
Опутывались колючей проволокой улицы Петрограда.
Садился на крестьянскую сивку буденовец под Воронежем. И, сдерживая
удары, отходили части Красной армии, с тем, чтобы выждать и вырвать по-
беду из рук зарвавшегося врага.
Затаив дыхание, следили рабочие массы за исходом последней и реши-
тельной схватки.
Стояли часами на осеннем холоду возле больших карт, агитпунктов и
Росты, с тревогой наблюдая за извивающимся черным шнурком.
И, точно удар по собственному телу, принимали каждый укол булавки к
северу и шумно радовались даже малейшему сдвигу к югу.
Нависли предбурные тучи в воздухе. Замерла на картах, неподвижно за-
цепившись от Орла к Воронежу, тесемка. И умолкла антенна...
Потом разорвали залпы минутную тишину тысячеверстного фронта. - И
ударила красная сторона. И радостно, молниями, бил радиотелеграф.
Всем!.. Всем!.. Всем!..
- Мы наступаем!
А черный шнурок на витринах Росты впервые упал вниз, к югу. В третий
раз красным становится Харьков!
I.
Красные заняли Харьков 11 декабря.
Перестрелка на улицах еще не утихала, когда Сергей наткнулся на воо-
руженных рабочих. Они окружили лежащее на мостовой тело неизвестного че-
ловека.
- Кто это? - спросил Сергей, указывая на убитого.
- Офицер какой-то. Сумка у него полевая с картами.
- Дай сюда! - сказал Сергей. - Может, нужные есть!
Он повесил сумку себе на пояс и пошел дальше.
Носились конники по улицам. Стучали двуколки. Утихали взрывы по по-
лям. Высовывались, хотя и с опаской, из дверей и калиток любопытные, и
по мягкому сыроватому воздуху доносились откуда-то звуки красноармейской
дружной песни.
Сергей повернул обратно, туда, где остановились курсанты.
В этот вечер, впервые за два месяца, курсанты спокойно отдыхали, не
заботясь о разведке, караулах и постах. Частей в городе было много и ох-
ранение несли не они.
Команда пеших разведчиков вместе со всем полком разместилась по квар-
тирам в рабочем поселке.
Сергей и Владимир сидели за уютно кипящим самоваром в квадратной чис-
тенькой комнате в квартире, одного из рабочих. Неторопливо пили чай и
отдыхали.
Потом Сергей принялся разбирать бумаги и документы, находившиеся в
сумке убитого офицера. Он вынул карты, полевую книжку и небольшой наду-
шенный конверт. На конверте стоял адрес: "Новороссийск, Серебряковская
ул., дом Пушечникова, Г-же Ольге Павловне Красовской".
- Интересно, - сказал Сергей. - Почитаем. - И раскрыл конверт.
- Читай вслух!
- Мелко больно написано. Сразу видно, что баба.
Крепкими духами пахнуло от этих исписанных листочков. Сергей начал
читать.
"...наконец-то пользуюсь случаем, чтобы послать письмо, которое дой-
дет уже наверное..."
- Как раз угадала!
- Ладно! Ты не перебивай.
"... Я посылала по почте несколько раз, но думаю, что до тебя не до-
ходили, потому что ответа нет и до сих пор. Еще совсем недавно, две-три
недели назад, я была совершенно уверена в том, что увижу всех вас скоро.
Об этом мы уже условились с Жоржем. И Павел Григорьевич обещал ему один
из классных вагонов из их интендантских, предоставленных для каких-то
комиссий или ревизий; впрочем, это не важно. Оставалось только подож-
дать, когда вагон вернется с его женой из Киева.
Но разве можно быть в чем-нибудь уверенной в наше время. И вот обста-
новка сложилась так, что о какой-либо поездке и думать не приходится.
Опять наши отступают. Большевики заняли уже Белгород и двигаются ближе и
ближе. Боже мой, какая это мука! Опять приходится волноваться, пережи-
вать все ужасы сначала. Счастливцы вы. Вам не приходится и не придется
испытать ничего подобного..."
- Уж это положим! - проговорил, закуривая, Владимир. - Доберемся ког-
да-нибудь и до вас, сволочей. Тоже попробуете тогда.
"...Ну, об этом пока довольно. Стратег я плохой, а Жорж говорит, что
дальше Белгорода их все равно не пустят. Живем мы ничего. Зарабатывает
Жорж на службе прилично, кроме того у него какие-то там дела с поставка-
ми. Какие - не знаю. Я не вмешиваюсь.
Вчера видела Люду! Ты себе представить не можешь, какое у ней горе.
Ее мужа убили. Он ехал из Курска в Харьков, какие-то бандиты остановили
поезд и всех занимающих более или менее видные места по службе тут же
расстреляли. Она убита горем. По этому делу было следствие, посылали от-
ряд на место. Он что-то там сжег, сколько-то повесил. Но, конечно, легче
ей от этого не стало.
У нас часто бывает Виктор. Они с Жоржем большие друзья. Все такой же
веселый, беззаботный и несколько наивный, как и прежде. Он служит помощ-
ником начальника конвойной команды при тюрьме. Ужасный, в сущности, че-
ловек. Ненавидит красных страшно, и что у них там творится, одному богу
известно. Я далеко не всегда могу выслушать их до конца. Да и вообще...
Все это... кровь... веревки... допросы... Все это как-то не вяжется в
моем представлении с ним. Ведь он, в сущности, такой милый, чуткий и
застенчивый человек. Помнишь, как он краснел всегда, когда говорил с то-
бою. Он еще и до сих пор в душе обожает тебя..."
- Хорош наивный? Мерзавец! Разговаривать - краснел, а плетью шкуру со
спины спускать - хоть бы что! - проговорил, останавливаясь, Сергей. -
Знаешь! Я не любитель всяких там жестокостей, но, честное слово, если бы
этот "наивный" мне попался, то я сказал бы, что расстрелять его - мало!
- Читай дальше.
"...Севка из училища ушел, да я его вполне понимаю. Он уже подпоручик
и где-то сейчас на фронте.
Напишите скорее, как живете вы. На-днях приезжал Реммер и говорил,
что твой муж получил повышение, а Глеб будто бы уехал с карательным от-
рядом под Мариуполь. - Правда ли это?
Письмо это посылаю с нашим хорошим знакомым, поручиком Юрием Борисо-
вичем Волчиным.
Он едет в командировку. Я думаю, что ему можно будет у вас на нес-
колько дней остановиться. С ним же пришли мне ответ".
Сергей прочитал, вложил письмо обратно в конверт и аккуратно спрятал
в сумку.
- Зачем это тебе?
- Пригодится. Когда-нибудь, возьмем-таки мы и Новороссийск. Пусть
тогда Чека разберет, кто у кого был карателем, кто истребителем.
II.
Сегодня неспокойный день в полку. Сегодня волнуется комиссар, коман-
диры, а больше всего красноармейцы. Не потому, что наступают, например,
белые, или предстоит какая-нибудь тяжелая боевая операция.
Нет! Белые очищают одну за другой станции Донецкого бассейна, боя се-
годня тоже не предвидится.
Дело много сложнее: впервые из штаба бригады прислали обмундирование,
а главное обувь.
Вернулся из штаба к себе на квартиру Сергей, с досадою хлопнул
дверьми и выругался даже.
- Ну, что? - живо спросил его Николай. - Как там?
- Что! Хорошего мало, конечно. Девяносто пар ботинок на весь полк, в
то время, когда восемьдесят процентов разутых.
- Фюиить! - даже присвистнул Николай. - Какого же это чорта! Курам
разве на смех. Сколько же на нас-то пришлось?
- Восемь пар! Вот тут и обходись, как знаешь. Одному дашь, другой к
горлу пристанет. "Почему ему, а не мне? Я тоже, да у меня тоже!.." Не
люблю я этих подачек по чайной ложке, только людей растравишь.
Весть о получении обмундирования уже давно облетела красноармейцев,
но сведения от одного к другому передавались преувеличенные. Говорили,
что наконец-то обуют почти весь полк, а уж если не весь, то во всяком
случае больше половины. И толпились сейчас все около квартиры, нетерпе-
ливо ожидая раздачи.
- Сколько? - обступили вышедшего Николая.
- Английские или русские?
- Восемь пар всего! - сконфуженно закричал Николай.
- Восемь па-ар?!
- Чтоб им подавиться! Так это што ж, кому же достанется? Почитай ни-
