яркую ленту.
- Что она означает? - спросил он.
- Кто?
- Лента? Значок этот!
- А! Разное означает. Зеленый - лес и горы, где мы хоронимся, месяц
со звездой - ночь, когда мы работаем.
- А малиновый?
- А малиновый! - посмотрел на него тот, несколько удивленно, - так
малиновый же наш исконний казачий цвет.
"Что за чертовщина? - думал Сергей... - Что такое?"
- Ты у красных был? - опять спросил его собеседник.
- Был!
- Ну, нам наплевать! - раздумывая, отвечал казак. - Хуть красный,
хуть кто... А не коммунист ты?
- Нет!
- И не жид?
- Да нет же! Разве так не видишь?
- Оно конешно! - согласился тот. - По волосьям видно, по разговору
тоже!
И, вспомнив что-то, он усмехнулся.
- А то у нас штука такая была: прибежал как-то жидок к нам... Такая
поганая харя. Ваське Жеребцову как раз попался. "Товарищи" - кричит, -
свой! свой! Ворот от рубашки распорол, а там документ, что комиссар да
партейный. Радуется с дуру, сам в лицо бумажку сует. Повели его, оказы-
вается, белые к расстрелу, а он и удул, сукин сын.
- Ну? - спросил Сергей, чувствуя, как он холодеет. - Ну, что же?
- Как взяли мы его в работу! А! Комиссар, песье отродье? А! Комму-
нист, жидовская башка! Ты-то нам и нужен. Так живуч как чорт был. Покуда
башку прикладом не разбили, не подыхал никак.
И, вздохнув, рассказчик добавил:
- Конешно! Ошибка у него, видно, вышла. Кабы он к Сошникову, либо Се-
менову попал, тогда другое...
Сергей побледнел, содрогаясь при мысли о том, как недалек был он от
того, чтобы разделить участь какого-то замученного несчастного комисса-
ра.
"Бежать! - мелькнуло в голове. - Бежать скорей!... дальше отсюда.
Чтобы они сдохли, эти зеленые собаки".
- Ложись спать! - предложил ему один. - А то завтра вставать рано.
Домой пойдем. Днем-то мы здесь не бываем, - опасно.
- Оправиться схожу, - сказал, потягиваясь и стараясь казаться как
можно более равнодушным, Сергей и направился к двери.
- Постой, дай и я с тобой. А то на дворе собаки.
"Ах, ты, сволочь! - изругался про себя Сергей, заметив, что тот зах-
ватил с собой винтовку. - Это еще зачем?"
Они вышли и остановились на высоком крылечке, оправляясь. Конвойный
стоял на самом краю.
Сергей со всего расмаху спихнул его в сторону. Зеленый с криком поле-
тел, хлопнувшись в грязь. А Сергей рванулся через забор и помчался к де-
ревьям. Почти что вслед искрами засверкали выстрелы, завизжали пули.
- Убегу! - крикнул себе твердо Сергей. - Убегу!
В то же время огнем рвануло ему плечо, и он пошатнулся.
- Все равно! - И Сергей, стиснув зубы, пересилив боль, прыгнул ку-
да-то в чащу, под откос.
XI.
Всю ночь плутал Сергей.
Взошла луна. Пошатываясь, ходил он по рощам и полянам. Со склона не-
высокой горы увидел он впереди огни, должно быть на море. Потом спустил-
ся куда-то и побрел снова. На рассвете услыхал как будто отголосок дале-
кого выстрела. Бросился бежать, но никого не встретил. Остановился,
прислушался...
Никого!... Никого!.... Разгоряченный, обливающийся потом, испытывая
мучительную боль, бросился он на землю. Долго лежал, вбирая в себя ее
освежающий холод. Звезды гасли.
Но, чу! близко, почти рядом, раздался звонкий, раскатистый выстрел.
"Неужели... неужели наши?! - подумал, вскакивая, Сергей. - Или, может
быть, опять какие-нибудь зеленые, голубые, розовые. - Будь они все прок-
ляты!" - Он бросился и закричал громко во весь голос:
- Кто-о там... Где-ее!..
Прислушался. Не отвечал никто... Шумел по верхушкам деревьев ветер.
- Кто-оо! - закричал он уже с отчаянием. - Кто-оо!
- Чего зеваешь? - раздался вдруг позади него грубый голос. - Кого на-
доть?
Обернувшись, Сергей увидал выходящих из-за кустов трех вооруженных
человек.
И у одного из них, наискось рваной черной папахи тянулась тряпичная
ярко-красная лента.
XII.
Их было трое. Один - невысокий, крепкий, с обрывком пулеметной ленты
через плечо и с красной полоской на папахе. Он смотрел на Сергея хмуро и
недоверчиво.
Другой - длинный, тонкий, в старой чиновничьей фуражке, на зеленом
околыше которой была карандашом нарисована кривобокая, пятиконечная
звезда, и в рваном драповом пальто. Винтовку этот держал наготове, прис-
матриваясь к незнакомцу. Третий, тот, который только что окликнул Сер-
гея, - коренастый, широкий, с корявым мужицким лицом, обросшим рыжеватой
бородой, - смотря на Сергея с любопытством, проговорил негромко:
- Ишь ты... гляди-ка!...
- Ты кто такой? - строго уставившись из-под лохматых бровей и не
сдвигаясь с места, спросил первый.
- Вы партизаны?.... Красные?...
- Куда уж больше? с головы до ног, на левую пятку только краски не
хватило, - усмехнувшись, ответил второй.
- Держи язык-то... брехло! - растягивая слова, перебил третий и спро-
сил Сергея грубоватым, но не сердитым голосом:
- Ты што за человек будешь? Пошто кричал-то?
- Я тоже красный! - ответил лихорадочно и взволнованно тот. - Я убе-
жал из города в горы, но попал к каким-то бандитам. Ночью опять убежал,
они стреляли...
- А ты не врешь? - хмуро оборвал его первый. - Может, ты шпион какой
от белых или офицер переодетый.
И, впившись в него глазами испытующе, добавил холодно и жестоко:
- Смотри тогда! У нас расправа короткая...
Но, должно быть, что-то искреннее было в словах Сергея, третий уко-
ризненно ответил за него:
- Оставь, Егор! Будет тебе... Разве не видишь, что человек правду го-
ворит! И какая у тебя дубовая башка! Чать, я думаю, различить сразу мож-
но.
От усталости, от перенесенных волнений и от физической боли Сергей
пошатывался и еле-еле стоял на ногах.
- Верно!... - проговорил он тихо. - Верно, товарищи, я врать не бу-
ду...
- Смотри-ка! Да у него кровь! - воскликнул молчавший до сих пор длин-
ный партизан и, забросив винтовку за плечо, подошел к Сергею, у которого
темно-красное пятно расплылось возле плеча по серой шинели.
- Откуда это?
- Откуда! Я же говорю, что они стреляли...
Все трое обступили его участливо. Прежняя недоверчивость как-то сразу
исчезла, и даже Егор сказал, насколько мог мягче:
- Так ты видно, брат, и вправду из наших?
- Ах ты... штоб им окоянным пришлось! - засуетился мужичок. - Ты дой-
ти-то, парень, можешь? Тут не далеко. Там бы Федька перевязал.
- Могу! Не в ногу попало.
- Ну, все же. Пойдем, ты обопрись на меня. Яшка, возьми мою винтовку.
Пусть он обопрется.
- Не надо, не надо! - запротестовал Сергей. - Всю ночь прошатался, а
теперь уж что.
Но Силантий настоял на своем. Сергей прислонился к нему правой рукой,
хотя итти по буграм от этого было нисколько не легче.
Шли недолго, с полчаса. Яшка шел впереди и тащил обе винтовки.
- Дядя Силантий, а дядя Силантий! - проговорил он, оборачиваясь на
ходу. - Ребята-то на нас накинутся сейчас - во-о!..
- Чего мелешь?
- Не мелю, а белого, подумают, поймали. Даешь, мол, к ногтю!
- Скажешь! Как язык-то у тебя не отсохнет!
Они вышли на полянку, повернули за гору, и на небольшой площадке под
крутым скатом Сергей увидел две прикурнувшие книзу землянки. Около них
стояли и сидели несколько человек.
Пришедших окружили с любопытством.
- Го! Кого привели, ребята? - спросил невысокий, пожилой партизан, с
наганом за поясом. По татуированным рукам Сергей угадал в нем матроса.
- Наш, - коротко ответил Егор и выругался крепко. - Чего, дьяволы,
рты-то разинули? Федька, ты где?
- Здесь!
- Валяй, тащи чего-нибудь. Неужели не видишь, что у человека плечо
прострелено? Доктор хреновский!
- Так заходите же в землянку тогда. Не тут же ему раздеваться.
Землянка оказалась вместительной. Посередине стояла железная печка, а
по сторонам, прямо на земле, лежали охапки сухих листьев. Стола не было
вовсе.
Сергею подставили обрубок.
Прибежал Федька, маленький, черный, суетливый человек. В германскую
войну он служил санитаром, а у партизан "доктором".
Притащил сумку, все содержимое которой заключалось в бутылке иоду и
нескольких бинтах, после чего приступил к делу.
С Сергея стащили шинель, гимнастерку и залитую кровью нижнюю рубаху.
- Отойдите от света-то, черти! Чего носы суете, - степенно сказал
Федька.
Он долго осматривал рану, потом объявил, что пуля прошла насквозь,
пониже плеча через мякоть.
- Кости, кажись, не задела. А впрочем, кто ж ее знает?
- Кто ее знает? А еще доктор!
- Тебе бы, брат, не доктором, а сапожником быть.
- Пойдите к чорту! - не сердясь сказал Федька.
- Егор, вымети-ка это дурачье!
- Выкатывайся, ребята! - возгласил Егор. - Посмотреть?.. Нечего тут
смотреть! Вот сам получишь, тогда и посмотришь.
- Взвоешь, брат, сейчас, - предупредил, подходя с бутылкой, Федька. -
Ну ничего, я скоро... самую малость.
- Не буду! - улыбаясь, ответил Сергей.
- Ой ли! Ну смотри...
И он прямо из горлышка влил ему в оба отверстия раны черноватой, жгу-
щейся жидкости. Сергей сдержал крик, вынес боль молча.
- Эх молодец! - заговорил Федька. - А у нас этого еду боятся, -
страсть! Кулику нашему просадили намедни ногу. Так две версты в гору
прополз, винтовку не бросил и не пикнул даже. А как еду, - то никак! Со
скандалом кажный раз, хуже бабы.
- Кто же это тебя? Не пойму я все-таки толком, - спросил матрос.
- Я и сам не знаю. Бандиты какие-то! Я думал, это партизаны, а вышло
вон как. Значок у них малиновый с месяцем...
- Пилюковцы! - резко сказал Егор. - Казачья сволочь! Это ихний.
- Что за пилюковцы? - спросил Сергей.
- Кубанцы-самостийники. Пилюк там в ихнем правительстве был. Ну, дак,
он у них атаманом. Возле Соч они больше путаются.
Веки Сергея отяжелели, глаза закрывались. Голова горела.
- Ляг! - сказал ему матрос. - Вон тебе в углу на листьях постлали.
Укройся моей шубой.
Сергей лег, закрыл глаза. Партизаны вышли. Ему было жарко, но в то же
время пробирала мелкая нервная дрожь. Рука теперь тяжело ныла и повер-
нуться, даже чуть-чуть, было больно. Он чувствовал, как раскраснелось
его лицо и как горячая кровь толчками била где-то близко под кожей.
"Хорошо! - подумал он - Хорошо, что все-таки я у своих..."
И когда через несколько минут в землянку вошел Егор, то он увидел,
как, разметавшись, тяжело дышит, но все-таки спит новый партизан.
XIII.
Прошло две недели с тех пор, как убежал из города в горы Сергей. Рука
еще болела, и двигать ею было трудно.
Партизан кругом было много, но отрядами держались они небольшими,
чтобы скрываться удобнее. Вокруг Сошникова сгруппировалось человек трид-
цать-сорок. Народ боевой и видавший виды. Сам Сошников матрос, из тех,
от которых еще в феврале пахло октябрем, был старым партизаном, еще со
времен германской оккупации Украины. Он не был хорошо развит политичес-
ки, не был даже как следует грамотен. Но это не мешало ему быть хорошим
профессионалом-повстанцем, ненавидеть до крайности белых и горячо защи-
щать Советскую власть. Он крепко ругался, крыл и в "бога" и во все, что
угодно; но при случае, не видел ничего зазорного в том, чтобы в меру вы-
пить. Самою сильною бранью считал он слово "соглашатель".
Потом Егор. Озлобленный до-нельзя и жестокий до крайности ко всем,
кто принадлежал к "тому" лагерю, независимо от профессии, пола и возрас-
та.
Когда-то давно он был рабочим литейного цеха, про который вспоминал с
ненавистью, который, как он говорил, "прожег и прокоробил его до послед-
ней жилы".
Прямо с завода он попал в солдаты. За какую-то провинность оттуда - в
дисциплинарный батальон. Озлобленность постепенно нарастала. А тут еще
война, и, даже не заехав домой, он угодил на фронт.
- Всю жизнь промотался хуже собаки, - говорил он. - Другому хоть
что-нибудь, передышка какая, ну хоть обман какой-нибудь на время, а у
меня - ни чорта!
