- Не! из колодца, что возле Яковой мельницы.
- В чем обед варят?
- Кухня у них есть такая, на колесах.
- Вот что, Вавила! Вот тебе порошок и чтобы завтра до обеда он уже
был в колодце.
- Никак невозможно! - ухмыльнулся мужик.
- Как невозможно, дубина! Вот я тебе стукну по башке, так будет воз-
можно!
- Народу всегда там ихнего много.
- Мало ли что много. Долго ли кинуть!
- Ладно, попробую.
- На вот, попробуй! - крикнул атаман и вытянул несколько раз мужика
плетью, - чтобы ты у меня больше не пробовал, а точно делал, как гово-
рят.
- Что же... Сделаем, - согласился Вавила. - Если уж такое от вашей
милости строгое приказание, - сделаем.
- Ну то-то! А ночью я у вас сам буду.
Атаман отослал мужика и злобно пробормотал:
- Могляка разбили! Я вам покажу... С-собачья коммуна!
XVII.
Могляка разбил отряд Сергея. Отличная разведка установила его место-
нахождение. Банда, введенная в заблуждение поведением отряда и не ожидая
нападения, мирно перепилась. Перехваченный приказ Битюга дал отряду но-
вые указания, и сильным ударом банда была уничтожена. Впрочем, это был
лишь первый шаг. Предстояло взять Битюга.
Наши друзья утром проснулись довольно рано, часов около семи.
- Значит сегодня наступаем?
- Значит так.
- Трудно только по такой дороге подойти ночью.
- Ночью мы подойдем только до леса, а свернем уже к рассвету.
- Пойдем умываться.
Пошли к колодцу. Еще не доходя, они услышали какой-то треск, похожий
на негромкий револьверный выстрел, но не обратили на него внимания. Те-
перь же, подходя к мельницам, они увидали кучку оживленно суетящихся
курсантов.
- Колодец либо отравили, либо заразили, - сообщили Сергею сейчас же
курсанты.
- Вот этот субъект. Ему Кузнецов из ногана руку просадил.
Подошел Кузнецов и пояснил: он сегодня дневалил по лагерю и заметил,
что какой-то мужик все время толкается около мельниц. Это ему показалось
подозрительным, так как доступ за черту расположения курсантов был зап-
рещен. Он спрятался за плетень и стал наблюдать. Человек подбежал к ко-
лодцу и что-то туда бросил.
- Стой! - крикнул, выбегая из засады, дневальный.
Куда там "стой!" - человек огромными прыжками бросился в сторону, на-
мереваясь перемахнуть через плетень, но в следующую же секунду повис на
нем с простреленной рукой.
Отравитель, дрожа от боли и от страха, сознался в том, что приехал
ночью от атамана, который и приказал ему бросить этот узелок в воду, при
чем для подтверждения показал протянутый через всю спину ярко-красный
рубец от ременной нагайки. Ночью он заезжал в деревне к некоему Макару,
по прозванию Щелкачу, и передал ему, что атаман велел тотчас же сооб-
щить, как подействует отрава. И если подействует, то ночью же он нападет
на красных сам.
- Вот что! - сказал Сергей. - Нам теперь незачем тащиться по трудной
дороге в лес. Мы подождем, пока они сами не подойдут к нам. Но необходи-
мо дать им уверенность, что отряд действительно отравлен.
Для наибольшей правдоподобности было приказано: по лагерю никому не
разгуливать, в деревню ни под каким видом не отлучаться.
Сам Сергей с товарищами отправился к старосте и приказал к завтрашне-
му дню приготовить подводы, потому что отряд уезжает, при чем было при-
бавлено, что люди позаболели и есть предположение, что они отравлены.
Если же последнее подтвердится, то, уезжая, они подожгут деревню со всех
концов.
Вернулись обратно.
- Вот только насчет деревни-то зачем ты им пыли напустил? - спросил
Николай.
- Чудак! Как только Макар Щелкач узнает, что люди заболели, он поймет
это по-своему, а то обстоятельство, что отряд, уезжая, собирается сжечь
это гнездо, заставит его поторопиться донести во-время атаману. Я, брат,
хочу, чтобы уже наверняка.
В лагере курсантов, с наступлением сумерок, началось сильное оживле-
ние. Заранее выбрали позиции, измерили дистанции, вырыли и замаскировали
окопчики для пулеметов. На рассвете из секретов прибежали курсанты и со-
общили: один о том, что банда заходит в деревню, другой о том, что банда
подходит к оврагу, лежащему в двух верстах.
И еще тише прилегли цепи и еще безмолвнее притаились пулеметы за
увядшей листвой мнимых кустов. А серая полоса на окраине неба ширилась и
светлела.
Атаман шел вместе с отрядом со стороны оврага, Карась занял деревню.
"Уж не подохли ли они?" - подумал атаман, когда они беспрепятственно
приблизились меньше чем на версту к мельницам.
Но в это время несколько редких выстрелов послышались со стороны ла-
геря, и пули зажжужали где-то высоко в стороне.
"Ну и стрелки!" - подумал он и густою цепью быстро повел банду впе-
ред, туда, откуда защелкали редкие и совершенно не достигающие цели
выстрелы.
Захлебываясь от радости и предвкушая богатую добычу, бандиты, гуще и
гуще смыкая цепи, уже чуть ли не толпами неслись вперед.
- Ого-го-го! Бросай винтовки!
- Мухи дохлые!
Горя от нетерпения, из окраины деревни, бегом, чуть ли не колоннами,
бросилась банда Карася с ревом:
- Даешь пулеметы!
- Дае-ешь...
Но тут взвилась голубая ракета, и раздался грохочущий могучий залп,
слившийся с рокотом четырех, направленных в самую гущу, пулеметов.
Огорошенные такой неожиданной встречей, бандиты дрогнули и залегли;
но расстреливаемые метким огнем по заранее измеренным дистанциям, в па-
нике бросились бежать. Убегающие люди Карася напоролись на засаду и за-
метались, бросаясь через огороды и плетни.
Разгром был полный. Через час отовсюду стали возвращаться запыхавшие-
ся и обливающиеся потом преследовавшие бандитов роты.
Весь день разыскивалось и собиралось оружие с убитых. Дорого обошлась
эта операция атаману. Сам он скрылся, но среди трупов оказались Оглобля,
Черкаш, а также атаманова Сонька. Она лежала посреди небольшого болотца
с простреленной головой. В сумке нашли флакон одеколона, пудру и днев-
ник; в нем под рубрикой "моя месть" в списке лично ею уничтоженных вра-
гов значилось - 23 человека.
Далеко по окрестным селениям пронеслись вести о смерти Могляка, Ог-
лобли, Черкаша, Соньки и Сыча-мельника и о разгроме их шаек.
Банды притихли и разбились на кучки, ожидая лучших времен, так как
ползли отовсюду слухи о поражениях красных на фронтах и об успехе белых.
Прошло уже около месяца с тех пор как отряд уехал из Киева. За это
время он совершенно оторвался от прежней жизни и потерял почти всякую
связь с курсами.
И потому с огромной радостью сегодня встретили весть о том, что их
телеграммой вызывают срочно в Киев.
Все отлично знали, что не пройдет и несколько недель, как снова при-
дется выступать с оружием против одного из бесчисленных врагов, но тем
не менее по городу сильно соскучились.
Слишком уж напряженно-живая и интересная была в то время там жизнь.
Через два дня отряд подходил к станции, где живо погрузился и без за-
держки помчался к Киеву.
Очевидно машинист огромного американского паровоза и начальники
мелькающих станций имели на этот счет особое приказание. Потому что еще
рано утром курсанты радостными криками приветствовали показавшийся го-
род.
Когда высадившийся отряд в порядке подходил к курсам, он неожиданно
столкнулся с другой только что подходящей колонной своих товарищей,
возвращающихся после боев под Жмеринкой.
С обеих сторон раздалась приветственная команда "смирно", а затем
громкие крики "ура" и радостные возгласы, заглушаемые звуками музыки.
Запыленные больше чем когда-либо, загоревшие, с честью выполнившие свой
долг, обе стороны с гордостью встречались со своими товарищами. Вызван-
ная неожиданной встречею волна горячего энтузиазма прокатилась еще раз
по рядам молодых бойцов. И радостные крики ширились, росли, проникали
вместе с потоком серых шинелей и громко раскатывались по стенам обширно-
го корпуса.
Курсанты быстро переоделись в разложенное каптерами по постелям новое
обмундирование. Умылись и отправились вниз, на торжественный обед. В
большой столовой было прохладно и хорошо. На покрытых скатертями столах
стояли цветы и приборы. Играла музыка. Ботт отыскал тут Сергея, радостно
пожал ему руку, и они долго беседовали, прислонившись к основанию камен-
ной арки, на которой нарисованный во весь рост Красный Кавалерист рубил-
ся с белым офицером.
XVIII.
Только по возвращении в Киев Сергей узнал, что Радченко пропал без
вести и что начальник курсов на свободе. К счастью предательство еще не
успело осуществиться. Сергей, посоветовавшись с Боттом, решил: устано-
вить слежку за Сорокиным и если не удастся выследить его сообщников,
арестовать его одного. А Николай пошел к Эмме.
Солнце уже скрылось за горизонтом, когда Николай завидел знакомый бе-
ленький домик. Прошел уже месяц с тех пор, когда он убегал отсюда ночью,
нагруженный поклажей наподобие ночного разбойника.
Вот и калитка. Но войти туда он теперь не мог, - нужно было оградить
Эмму от каких-либо подозрений. А потому он подошел к плетню со стороны
жилого переулка и, остановившись под кустом акации, стал наблюдать.
Садик был пуст, и никого в нем не было, только жирный кот развалив-
шись спал на круглом столике. Он подождал еще немного, - все оставалось
попрежнему. Вдруг дверь хлопнула, и через веранду торопливо промелькнула
знакомая фигурка и снова скрылась.
"Экая недогадливая! - подумал Николай. - И не взглянула даже".
Через некоторое время Эмма показалась снова, торопливо накинула
на-ходу шарф и вышла на улицу.
Николай пропустил ее мимо, потом последовал за ней немного поодаль,
до тех пор пока не миновали они несколько уличек, наконец подошел и ос-
торожно взял ее за руку.
Она сильно вздрогнула, но, увидевши его, не удивилась, а проговорила
только торопливо и возбужденно:
- Я знала уже, что вы вернулись, и шла сама к тебе. Идем!
- Куда?
- Все равно! Подальше отсюда только.
Они пошли широкими улицами Киева. Почти всю дорогу они ничего не го-
ворили.
Наконец, на одном из бульваров они выбрали самую глухую скамейку в
углу и сели.
- Что с тобою, Эмма? Ты чем-то расстроена... взволнована.
- Немудрено! - горько усмехнувшись, ответила она. - Можно бы и совсем
с ума сойти.
- Ну успокойся! Что такое? Расскажи мне все по порядку.
- Хорошо!..
И она, путаясь, часто останавливаясь, рассказала ему о том, как весь
месяц шли в ее доме совещания петлюровцев. Ее вотчим, офицер петлюровс-
кой армии, вернулся домой, словно Киев уже не принадлежал красным.
- Эмма! - сказал Николай, заглядывая ей в лицо. - Тех сведений, кото-
рые ты мне сообщила, вполне достаточно. Завтра же эта предательская игра
будет прекращена. А теперь скажи - ты любишь меня?
Она просто ответила:
- Ты знаешь!
- Ну вот! Я тебя тоже, - это видно было уже давно. Но теперь беспо-
койное и тяжелое время, скоро будет выпуск, и я уеду на фронт. Думать о
чем-нибудь личном сейчас нельзя. Но вырвать тебя теперь же из этого бо-
лота, которое называется твоим домом, необходимо. Ты согласна?
- Да! Но...
- Ничего не "но". Я сегодня же переговорю с комиссаром, и мы что-ни-
будь устроим. А потом, когда мы уйдем на фронт, ты уедешь в Москву к мо-
ей матери... Ничего не "неудобно". Во-первых, отец - коммунист, и он
только рад будет оказать тебе всяческую помощь, во-вторых, моя мать
все-таки приходится же тебе теткой.
Они встали и пошли обратно. Несмотря на поздний час, на улицах города
было шумно, светло и людно. Повсюду мелькали огни кабачков, подвалов.
Сквозь открытые окна ресторана доносились громкие звуки марша, сменивши-
еся вскоре игривыми мотивами сначала "Карапета", потом "Яблочка", потом
еще чем-то.
- Раньше были денежки, были и бумажки, -
доносился чей-то высокий ломающийся тенор, -
- А теперь Россия ходит без рубашки.
