брать, а он сам сует. Тебе, разумеется, сполагоря, у тебя один сынишка, а
тут, брат, Прасковью Федоровну наделил бог такою благодатию, что год, то
несет: либо Праскушку, либо Петрушку: тут, брат, другое запоешь". Так
говорили чиновники, а можно ли в самом деле устоять против черта, об этом
судить не авторское дело. В собравшемся на сей раз совете очень заметно
было отсутствие той необходимой вещи, которую в простонародье называют
толком. Вообще мы как-то не создались для представительных заседаний. Во
всех наших собраниях, начиная от крестьянской мирской сходки до всяких
возможных ученых и прочих комитетов, если в них нет одной главы,
управляющей всем, присутствует препорядочная путаница. Трудно даже и
сказать, почему это; видно, уже народ такой, только и удаются те совещания,
которые составляются для того, чтобы помутить или пообедать, как-то: клубы
и всякие воксалы на немецкую ногу. А готовность всякую минуту есть,
пожалуй, на все. Мы вдруг, как ветер повеет, заведем общества
благотворительные, поощрительные и невесть какие. Цель будет прекрасна, а
при всем том ничего не выйдет. Может быть, это происходит оттого, что мы
вдруг удовлетворяемся в самом начале и уже почитаем, что все сделано.
Например, затеявши какое-нибудь благотворительное общество для бедных и
пожертвовавши значительные суммы, мы тотчас в ознаменование такого
похвального поступка задаем обед всем первым сановникам города, разумеется,
на половину всех пожертвованных сумм; на остальные нанимается тут же для
комитета великолепная квартира, с отоплением и сторожами, а затем и
остается всей суммы для бедных пять рублей с полтиною, да и тут в
распределении этой суммы еще не все члены согласны между собою, и всякий
сует какую-нибудь свою куму. Впрочем, собравшееся ныне совещание было
совершенно другого рода: оно образовалось вследствие необходимости. Не о
каких-либо бедных или посторонних шло дело, дело касалось всякого чиновника
лично, дело касалось беды, всем равно грозившей; стало быть, поневоле тут
должно быть единодушнее, теснее. Но при всем том вышло черт знает что
такое. Не говоря уже о разногласиях, свойственных всем советам, во мнении
собравшихся обнаружилась какая-то даже непостижимая нерешительность: один
говорил, что Чичиков делатель государственных ассигнаций, и потом сам
прибавлял: "а может быть, и не делатель"; другой утверждал, что он чиновник
генерал-губернаторской канцелярии, и тут же присовокуплял: "а впрочем, черт
его знает, на лбу ведь не прочтешь". Против догадки, не переодетый ли
разбойник, вооружились все; нашли, что сверх наружности, которая сама по
себе была уже благонамеренна, в разговорах его ничего не было такого,
которое бы показывало человека с буйными поступками. Вдруг почтмейстер,
остававшийся несколько минут погруженным в какое-то размышление, вследствие
ли внезапного вдохновения, осенившего его, или чего иного, вскрикнул
неожиданно:
- Знаете ли, господа, кто это?
Голос, которым он произнес это, заключал в себе что-то потрясающее,
так что заставил вскрикнуть всех в одно время:
- А кто?
- Это, господа, судырь мой, не кто другой, как капитан Копейкин!
А когда все тут же в один голос спросили: "Кто таков этот капитан
Копейкин?" - почтмейстер сказал:
- Так вы не знаете, кто такой капитан Копейкин?
Все отвечали, что никак не знают, кто таков капитан Копейкин.
- Капитан Копейкин, - сказал почтмейстер, открывший свою табакерку
только вполовину, из боязни, чтобы кто-нибудь из соседей не запустил туда
своих пальцев, в чистоту которых он плохо верил и даже имел обыкновение
приговаривать: "Знаем, батюшка: вы пальцами своими, может быть, невесть в
какие места наведываетесь, а табак вещь, требующая чистоты". - Капитан
Копейкин, - сказал почтмейстер, уже понюхавши табаку, - да ведь это,
впрочем, если рассказать, выйдет презанимательная для какого-нибудь
писателя в некотором роде целая поэма.
Все присутствующие изъявили желание узнать эту историю, или, как
выразился почтмейстер, презанимательную для писателя в некотором роде целую
поэму, и он начал так:
ПОВЕСТЬ О КАПИТАНЕ КОПЕЙКИНЕ
"После кампании двенадцатого года, судырь ты мой, - так начал
почтмейстер, несмотря на то что в комнате сидел не один сударь, а целых
шестеро, - после кампании двенадцатого года вместе с ранеными прислан был и
капитан Копейкин. Под Красным ли, или под Лейпцигом, только, можете
вообразить, ему оторвало руку и ногу. Ну, тогда еще не сделано было насчет
раненых никаких знаете, эдаких распоряжений; этот какой-нибудь инвалидный
капитал был уже заведен, можете представить себе, в некотором роде гораздо
после. Капитан Копейкин видит: нужно работать бы, только рука-то у него,
понимаете, левая. Наведался было домой к отцу; отец говорит: "Мне нечем
тебя кормить, я, - можете представить себе, - сам едва достаю хлеб". Вот
мой капитан Копейкин решился отправиться, судырь мой, в Петербург, чтобы
просить государя, не будет ли какой монаршей милости: "что вот-де, так и
так, в некотором роде, так сказать, жизнью жертвовал, проливал кровь..."
Ну, как-то там, знаете, с обозами или фурами казенными, - словом, судырь
мой, дотащился он кое-как до Петербурга. Ну, можете представить себе:
эдакой какой-нибудь, то есть, капитан Копейкин и очутился вдруг в столице,
которой подобной, так сказать, нет в мире! Вдруг перед ним свет, так
сказать, некоторое поле жизни, сказочная Шехерезада. Вдруг какой-нибудь
эдакой, можете представить себе, Невский проспект, или там, знаете,
какая-нибудь Гороховая, черт возьми! или там эдакая какая-нибудь Литейная;
там шпиц эдакой какой-нибудь в воздухе; мосты там висят эдаким чертом,
можете представить себе, без всякого, то есть, прикосновения, - словом,
Семирамида, судырь, да и полно! Понатолкался было нанять квартиры, только
все это кусается страшно: гардины, шторы, чертовство такое, понимаете,
ковры - Персия целиком; ногой, так сказать, попираешь капиталы. Ну просто,
то есть, идешь по улице, а уж нос твой так и слышит, что пахнет тысячами; а
у моего капитана Копейкина весь ассигнационный банк, понимаете, состоит из
каких-нибудь десяти синюх. Ну, как-то там приютился в ревельском трактире
за рубль в сутки; обед - щи, кусок битой говядины. Видит: заживаться
нечего. Расспросил, куда обратиться. Говорят, есть, в некотором роде,
высшая комиссия, правленье, понимаете, эдакое, и начальником генерал-аншеф
такой-то. А государя, нужно вам знать, в то время не было еще в столице;
войска, можете себе представить, еще не возвращались из Парижа, все было за
границей. Копейкин мой, вставший поранее, поскреб себе левой рукой бороду,
потому что платить цирюльнику - это составит, в некотором роде, счет,
натащил на себя мундиришку и на деревяшке своей, можете вообразить,
отправился к самому начальнику, к вельможе. Расспросил квартиру. "Вон", -
говорят, указав ему дом на Дворцовой набережной. Избенка, понимаете,
мужичья: стеклушки в окнах, можете себе представить, полуторасаженные
зеркала, так что вазы и все, что там ни есть в комнатах, кажутся как бы
внаруже, - мог бы, в некотором роде, достать с улицы рукой; драгоценные
марморы на стенах, металлические галантереи, какая-нибудь ручка у дверей,
так что нужно, знаете, забежать наперед в мелочную лавочку, да купить на
грош мыла, да прежде часа два тереть им руки, да потом уже решиться
ухватиться за нее, - словом: лаки на всем такие - в некотором роде ума
помрачение Один швейцар уже смотрит генералиссимусом: вызолоченная булава,
графская физиогномия, как откормленный жирный мопс какой-нибудь; батистовые
воротнички, канальство!.. Копейкин мой встащился кое-как с своей деревяшкой
в приемную, прижался там в уголку себе, чтобы не толкнуть локтем, можете
себе представить, какую-нибудь Америку или Индию - раззолоченную,
понимаете, фарфоровую вазу эдакую. Ну, разумеется, что он настоялся там
вдоволь, потому что, можете представить себе, пришел еще в такое время,
когда генерал, в некотором роде, едва поднялся с постели и камердинер,
может быть, поднес ему какую-нибудь серебряную лоханку для разных,
понимаете, умываний эдаких. Ждет мой Копейкин часа четыре, как вот входит
наконец адъютант или там другой дежурный чиновник. "Генерал, говорит,
сейчас выйдет в приемную". А в приемной уж народу - как бобов на тарелке.
Все это не то, что наш брат холоп, вс° четвертого или пятого класса,
полковники, а кое-где и толстый макарон блестит на эполете - генералитет,
словом, такой. Вдруг в комнате, понимаете, пронеслась чуть заметная суета,
как эфир какой-нибудь тонкий. Раздалось там и там: "шу, шу", - наконец
тишина настала страшная. Вельможа входит. Ну... можете представить себе:
государственный человек! В лице, так сказать... ну, сообразно с званием,
понимаете.. с высоким чином... такое и выраженье, понимаете. Все, что ни
было в передней, разумеется, в ту же минуту в струнку, ожидает, дрожит,
ждет решенья, в некотором роде, судьбы. Министр, или вельможа, подходит к
одному, к другому: "Зачем вы? зачем вы? что вам угодно? какое ваше дело?"
Наконец, сударь мой, к Копейкину. Копейкин, собравшись с духом: "Так и так,
ваше превосходительство: проливал кровь, лишился, в некотором роде, руки и
ноги, работать не могу, осмеливаюсь просить монаршей милости". Министр
видит: человек на деревяшке и правый рукав пустой пристегнут к мундиру:
"Хорошо, говорит, понаведайтесь на днях". Копейкин мой выходит чуть не в
восторге: одно то, что удостоился аудиенции, так сказать, с первостатейным
вельможею; а другое то, что вот теперь наконец решится, в некотором роде,
насчет пенсиона. В духе, понимаете, таком, подпрыгивает по тротуару. Зашел
в Палкинский трактир выпить рюмку водки, пообедал, судырь мой, в Лондоне,
приказал подать себе котлетку с каперсами, пулярку спросил с разными
финтерлеями; спросил бутылку вина, ввечеру отправился в театр - одним
словом, понимаете, кутнул. На тротуаре, видит, идет какая-то стройная
англичанка, как лебедь, можете себе представить эдакой. Мой Копейкин -
кровь-то, знаете, разыгралась в нем - побежал было за ней на своей
деревяшке, трюх-трюх следом - "да нет, подумал, пусть после, когда получу
пенсион, теперь уж я что-то расходился слишком". Вот, сударь мой,
какие-нибудь через три-четыре дня является Копейкин мой снова к министру,
дождался выходу. "Так и так, говорит, пришел, говорит, услышать приказ
вашего высокопревосходительства по одержимым болезням и за ранами..", - и
тому подобное, понимаете, в должностном слоге. Вельможа, можете вообразить,
тотчас его узнал:"А, говорит, хорошо, говорит, на этот раз ничего не могу
сказать вам более, как только то, что вам нужно будет ожидать приезда
государя; тогда, без сомнения, будут сделаны распоряжения насчет раненых, а
без монаршей, так сказать, воли я ничего не могу сделать". Поклон,
понимаете, и - прощайте. Копейкин, можете вообразить себе, вышел в
положении самом неопределенном. Он-то уже думал, что вот ему завтра так и
выдадут деньги: "На тебе, голубчик, пей да веселись"; а вместо того ему
приказано ждать, да и время не назначено. Вот он совой такой вышел с
крыльца, как пудель, понимаете, которого повар облил водой: и хвост у него
между ног, и уши повесил. "Ну, нет, - думает себе, - пойду в другой раз,
объясню, что последний кусок доедаю, - не поможете, должен умереть, в
некотором роде, с голода". Словом, приходит он, судырь мой, опять на
Дворцовую набережную; говорят: "Нельзя, не принимает, приходите завтра". На
другой день - то же; а швейцар на него просто и смотреть не хочет. А между
тем у него из синюх-то, понимаете, уж остается только одна в кармане. То,
бывало, едал щи, говядины кусок, а теперь в лавочке возьмет какую-нибудь
селедку или огурец соленый да хлеба на два гроша, - словом, голодает
бедняга, а между тем аппетит просто волчий. Проходит мимо эдакого
какого-нибудь ресторана - повар там, можете себе представить, иностранец,
француз эдакой с открытой физиогномией, белье на нем голландское, фартук,
