фразах об интернациональном братстве с неграми, китайцами,
французами, англичанами и т.д.
Армия наша воспитывала в людях дух решимости в такую пору,
когда знамением времени являлись отсутствие решимости и вечные
колебания. Армия учила тому, что определенный приказ всегда
лучше, чем полное отсутствие твердых указаний.
Это было уже кое что в такую пору, когда тон задавали
сомнительные умники. Уже в одном этом был кусок настоящей
здоровой народной мудрости, от которой вообще не осталось бы и
следа, если бы наша армия не была бы непрерывным источником
здоровья. Сравните это с теперешней просто ужасающей
нерешительностью наших правящих кругов. Нынешние наши правители
находят в себе силу решимости только тогда, когда дело идет о
подписании какого-либо продиктованного нам нового
разорительного договора. Когда дело идет о каком-нибудь новом
грабеже Германии, тогда правительство быстро решается подписать
"соглашение", конечно слагая с себя в то же время всякую
ответственность. В этих случаях "ответственные" правители
выполняют роль простых парламентских стенографов, которые
всегда ведь пишут только то, что им диктуют.
Армия наша воспитывала людей в идеализме и в чувстве
преданности великой родине в такое время, когда все кругом у
нас погрязло в жадности и материализме.
Армия воспитывала нас в преданности идее национального
единства в такое время, когда кругом шла уже ожесточенная
борьба классов. Единственной ошибкой, быть может было введение
института вольноопределяющихся с годовым сроком службы. Это
было ошибкой потому, что здесь нарушался принцип безусловного
равенства и люди с лучшим образованием опять попадали в
несколько обособленное положение, между тем как интерес дела
требовал обратного. Наши верхние слои и без того ужа достаточно
оторвались от народа. На армию оказало бы особенно благотворное
влияние, если бы в ее рядах не было этого разделения. Что мы не
провели этого принципа, было ошибкой. Но где же не бывает
ошибок. В армии нашей настолько преобладало хорошее, что ее
немногие недостатки отступали на задний план.
Но самой большой эаслугой нашей старой армии было то, что
она не допускала торжества принципа "большинства" над значением
отдельной личности, что ясная голова в ее рядах ценилась
больше, нежели мнение "большинства". В противовес еврейской
демократической идее слепого поклонения "количеству" армия
твердо отстаивала веру в гений единиц. Вот почему только в
армии тогда и воспитывались такие люди, которые больше всего
были нам нужны. Из армии выходили настоящие мужи. В то время
как кругом произрастали только размагниченные существа и бабы,
армия каждый год выпускала из своих рядов 350 тысяч молодых
людей в расцвете сил и здоровья - людей, которые в течение
своей двухлетней службы из неокрепших юношей превратились в
стальных бойцов. Наши солдаты, привыкшие в течение двух лет
слушаться приказа, по окончание службы умели также и
приказывать. Старого солдата можно было узнать уже по одной
походке.
Такова была лучшая школа немецкой нации. И недаром же на
ней концентрировалась яростная ненависть всех тех, кто из
жадности, зависти или собственного бессилия стремился к тому,
чтобы дорогие сограждане оставались как можно более безоружны.
То, чего в своем ослеплении или по злой воле не понимали многие
немцы, отлично было понято всем остальным миром: немецкая армия
являлась самым могущественным орудием немецкого народа в его
борьбе за свободу и пропитание его детей.
x x x
Наряду с ролью монархии и ролью армии необходимо отметить
еще благодетельную роль нашего несравненного корпуса
государственных служащих; Германия была страной лучшей
организации и лучшей администрации во всем мире. О нашем
государственном чиновнике говорили, что он старомоден и
немножко бюрократ. Но в этом отношении в других странах дело
обстояло не лучше, а скорее хуже. А вот чего похватало другим
государствам, так это той изумительной солидности всего
аппарата и абсолютной неподкупности чиновников, которые
отличали Германию. Уж лучше, чтоб чиновник был несколько
старомоден, но зато безусловно честен и предан делу, чем если
этот чиновник выглядит весьма "современно", но зато отличается
невежеством да еще изрядно развращен. Если нам теперь часто
говорят, что наша администрация в довоенное время состояла хотя
и из хороших бюрократов, но зато из плохих хозяйственников, то
мы на это отвечаем: пусть нам укажут другую страну в мире,
которая поставила бы, скажем, свое железнодорожное хозяйство на
такую высоту, как это было в Германии. Только германской
революции впоследствии удалось в результате длительных усилий
настолько разложить этот прекрасный аппарат, что потом уже
можно было его "социализировать", т.е. отнять железные дороги у
народа и передать их интернациональному биржевому капиталу,
действительному вдохновителю германской революции.
Что особенно выделяло довоенный корпус государственных
чиновников и весь административный аппарат, так это их
независимость по отношению к правительству. В те времена
правительство не оказывало никакого давления на политические
взгляды немецкого государственного чиновника. Только со времени
революции все это радикально переменилось. Теперь от чиновника
требуют не знаний, не умения, а только принадлежности к
определенной партии. Теперь люди с самостоятельным независимым
характером не нужны: они только мешают.
Громадная сила довоенной Германии держалась, таким
образом, на монархии, армии и корпусе государственных
чиновников. Из этих трех источников государство черпало ту
силу, которой ей сейчас больше всего не хватает, а именно -
государственный авторитет! Подлинный авторитет государства
покоится на всеобщем доверии к руководителям государства и к
его администрации, а не на болтовне в рейхстагах и ландтагах и
не на специальных законах, долженствующих "защитить" республику
от какой бы то ни было критики. Всеобщее доверие граждан может
быть только результатом всеобщего непоколебимого убеждения в
бескорыстии и чистоте правительственных намерений и в честности
всех административных органов страны. Это всеобщее доверие
возникает лишь тогда, когда государственное законодательство
вполне отвечает всеобщему чувству справедливости, ибо при
помощи голого насилия ни одна правительственная система долго
не продержится. Прочность системы возможна только как результат
всеобщего доверия к правдивости и честности тех, кто призван
защищать интересы народа.
x x x
Итак, хотя довоенную Германию разъедали уже довольно
тяжелые внутренние болезни, не следует все же забывать того
обстоятельства, что и другие государства не в меньшей степени
были поражены этими болезнями и тем не менее в критическую
минуту выдержали испытание, не ставши жертвами катастрофы. Если
же мы припомним, что рядом с этим довоенная Германия имела еще
очень сильные стороны, то мы неизбежно должны будем придти к
тому выводу, что действительную причину германской катастрофы
следует искать в чем-то другом. Так оно и есть.
Самая важная и самая глубокая причина краха старой
германской империи заложена была в непонимании значения расовой
проблемы и ее великой роли во всем историческом развитии
народов. Ибо все наиболее крупные события в жизни народов
являются не продуктом случайности, а закономерно вытекают
только из неудержимого стремления каждого народа к сохранению и
размножению вида и расы. Люди не всегда отдают себе в этом
ясный отчет, но тем не менее это так.
ГЛАВА XI. НАРОД И РАСА
Есть на свете много истин, казалось бы, совершенно
очевидных, и тем не менее именно в силу их очевидности люди
зачастую их не замечают или, во всяком случае, не понимают их
значения. Мимо таких самоочевидных истин люди иногда проходят
как слепые, а затем бывают чрезвычайно удивлены, когда кто-либо
внезапно откроет то, что, казалось бы, все должны были знать.
Куда ни кинешь взглядом, всюду тысячи колумбовых яиц, а вот
самих-то Колумбов в жизни встречается совсем мало.
Все без исключения люди каждый день так или иначе общаются
с природой, знакомятся с ее тайнами и воображают, что им
понятно почти все, а между тем за единичными редкими
исключениями люди совершенно слепо проходят мимо одного из
важнейших явлений, связанных с их собственным бытием: а именно,
люди совершенно не замечают, что все живущее на земле строго
разделено на отдельные замкнутые в себе группы, из которых
каждая представляет отдельный род или вид.
Уже при самом поверхностном наблюдении нельзя не заметить
тот почти железный закон, что хотя жизненная энергия природы
почти безгранична, формы размножения и продолжения рода и вида
очень ограничены. Каждое животное спаривается только со своим
товарищем по роду и виду. Синичка идет к синичке, зяблик к
зяблику, скворец к скворчихе, полевая мышь к полевой мыши,
домашняя мышь к домашней мыши, волк к волчице и т.д.
Изменить это могут только какие-либо чрезвычайные
обстоятельства, прежде всего например обстановка лишения
свободы или какие-нибудь другие обстоятельства, мешающие
спариванию в пределах одного и того же рода и вида. В этих
случаях природа тут же начинает оказывать сопротивление и
выражает свой протест либо тем, что отказывает этим животным в
способности к дальнейшему размножению или ограничивает
рождаемость следующих поколений этих ублюдков. В громадном же
большинстве случаев природа лишает этих ублюдков силы
сопротивления болезням и нападению врагов. Это вполне
естественно. В результате скрещения двух существ, стоящих на
различных ступенях развития, неизбежно получается потомство,
ступень развития которого находится где-то посередине между
ступенями развития каждого из родителей. Это значит, что
потомство будет стоять несколько выше, нежели отсталый из
родителей, но в то же время ниже, нежели более развитой из
родителей. А из этого в свою очередь вытекает то, что такое
потомство впоследствии должно будет потерпеть поражение в
борьбе с более развитыми представителями рода и вида. -Такое
спаривание находится в полном противоречии со стремлениями
природы к постоянному совершенствованию жизни. Основной
предпосылкой совершенствования является конечно не спаривание
вышестоящего существа с нижестоящим, а только победа первого
над вторым. Более сильный должен властвовать над более слабым,
а вовсе не спариваться с более слабым и жертвовать таким
образом собственной силой. Только слабые могут находить в этом
нечто ужасное. На то они именно и слабые и ограниченные люди.
Если бы в нашей жизни господствовал именно этот закон, то это
означало бы, что более высокое развитие органических существ
становится вообще невозможным.
Результатом этого заложенного во всей природе стремления к
расовой чистоте является не только строгое отграничение
отдельных рас друг от друга, но и известная однородность внутри
каждой из них. Лиса всегда остается лисой, гусь - гусем, тигр -
тигром и т.д.; разница тут может заключаться только в большей
или меньшей выносливости отдельных экземпляров, в большем или
меньшем уме, понятливости и т. д. Но никогда нельзя встретить
лисы, которая обнаруживала бы какие-нибудь гуманные намерения
по отношению к гусю, как никогда мы не встретим кошки, склонной
к дружбе с мышами.
