тактика, которая вообще была возможна для Англии в данной
обстановке.
В действительности Англия не достигла тех целей, которые
она ставила себе в войне. Ей не удалось добиться такого
положения, чтобы ни одно из европейских государств не поднялось
выше определенного уровня. Напротив, теперь такая опасность для
Англии стала еще более реальной, лишь с той разницей, что этим
государством является не Германия, а Франция.
Германия как военная держава до 1914 г. находилась в
окружении двух стран, из которых одна была столь же сильна, а
другая обладала еще большей силой, нежели Германия; кроме всего
этого Германии еще приходилось считаться с преобладанием
морских сил Англии. Уже одних сил России и Франции было
достаточно, чтобы помешать слишком большому распространению
влияния Германии. Далее надо учесть еще достаточно
неблагоприятное военно-географическое положение Германии; на
это Англия тоже могла делать известную скидку, ибо плохое
военно-географическое положение очень мешало росту военного
могущества Германии. Морское побережье с военной точки зрения
представляло для Германии особенно большие неудобства, ибо
берега ее были слишком узки и малы; что же касается сухопутных
границ, то они были слишком открыты, а сухопутные фронты
слишком обширны.
Совсем иное нынешнее положение Франции. Франция является
самой могущественной военной державой на континенте, где она не
имеет теперь ни одного сколько-нибудь серьезного соперника. Ее
южные границы представляют собою как бы естественную защиту
против Испании и Италии. Против Германии Франция сейчас
достаточно защищена тем, что мы сами совершенно бессильны.
Линия французского побережья такова, что Франция всегда может
на длинном участке фронта угрожать самым важным нервным узлам
Великобритании. Эти крупные английские центры представляют
сейчас очень хорошие мишени как для французского флота, так и
для французской дальнобойной артиллерии. Подводная война со
стороны Франции могла бы также стать чрезвычайно опасной для
всех важнейших путей английской торговли. Если бы Франция,
опираясь на протяженность своего атлантического побережья и на
не менее обширные французские части Средиземного моря, начала
подводную войну, то ее подводные лодки могли бы нанести Англии
величайший ущерб.
Что же получилось на деле? Англия ставила себе целью не
допустить чрезмерного усиления Германии и получила на деле
французскую гегемонию на европейском континенте. Таков
общеполитический итог. Результаты войны в чисто военном
отношении: укрепление Франции как первой державы на суше и
признание за Америкой прав на такие же морские вооружения,
какие имеет сама Англия. Экономические итоги войны для
Англии: ряд территорий, в которых великобританское хозяйство
чрезвычайно заинтересовано, стали достоянием бывших
союзников.
Английская традиционная политика требовала и требует
известной балканизации Европы; интересы же современной Франции
требуют известной балканизации Германии.
Желание Англии было и остается - не допустить, чтобы
какая бы то ни было европейская континентальная держава выросла
в мировой фактор, для чего Англии необходимо, чтобы силы
отдельных европейских государств уравновешивали друг друга. В
этом Англия видит предпосылку своей собственной мировой
гегемонии.
Желание Франции было и остается - не допустить, чтобы
Германия стала действительно единым государством с единым
крепким руководством, для чего она систематически поддерживает
идею превращения Германии в конгломерат мелких и мельчайших
государств, чьи силы взаимно уравновешивают друг друга, И все
это - при сохранении левого берега Рейна в своих руках. В такой
системе Франция видит главную предпосылку своей собственной
гегемонии в Европе.
Цели французской дипломатии в последнем счете идут вразрез
с целями и тенденциями британского государственного
искусства.
x x x
Кто под этим углом зрения взвесит возможности, остающиеся
для Германии, тот неизбежно должен будет придти вместе с нами к
выводу, что нам приходится искать сближения только с Англией.
Английская военная политика имела для Германии ужасающие
последствия. Но это не должно помешать нам теперь понять, что
ныне Англия уже не заинтересована в уничтожении Германии.
Напротив, теперь с каждым годом английская политика все больше
будет испытывать неудобства от того, что французская гегемония
в Европе становится все сильнее. В вопросе о возможных
союзниках наше государство не должно конечно руководствоваться
воспоминаниями старого, а должно уметь использовать опыт
прошлого в интересах будущего. Опыт же учит прежде всего тому,
что такие союзы, которые ставят себе только негативные цели,
заранее обречены на слабость. Судьбы двух народов лишь тогда
станут неразрывны, если союз этих народов открывает им обоим
перспективу новых приобретений, новых завоеваний, словом,
усиления и той и другой стороны.
Насколько наш народ неопытен в вопросах внешней политики,
можно судить по нашей прессе, часто помещающей сообщения о том,
что какой-нибудь государственный деятель какой-нибудь страны
настроен дружественно к Германии и наоборот - причем в
"дружественности" таких-то государственных деятелей к нам видят
серьезную гарантию для Германии. Это совершенно невероятный
вздор. Это простая спекуляция на беспримерной наивности
заурядного немецкого мещанина. На самом деле нет и никогда не
может быть такого, скажем, американского, английского или
итальянского государственного деятеля, о котором можно было бы
сказать, что его ориентация является "прогерманской". На
самом деле любой английский государственный деятель является
прежде всего англичанином, любой американский государственный
деятель - прежде всего американцем, и среди итальянских
государственных деятелей мы также не найдем ни одного, кто не
держался бы прежде всего проитальянской ориентации. Кто хочет
строить союзы Германии с чужими нациями на том, что такие-то
чужие государственные деятели придерживаются прогерманской
ориентации, тот либо лицемер, либо просто осел. Народы
связывают свои судьбы друг с другом не потому, что они
испытывают особое уважение или особую склонность друг к другу,
а только потому, что сближение обоих контрагентов кажется им
обоюдовыгодным. Английские государственные деятели конечно
всегда будут держаться проанглийской политики, а не
пронемецкой. Но дела могут сложиться так, что именно интересы
проанглийской политики по разным причинам в известной мере
совпадут с интересами прогерманской политики. Разумеется,
только в известной мере; в один прекрасный день все это может
совершенно перемениться. Подлинное искусство руководящего
государственного деятеля в том и должно заключаться, чтобы для
каждого отрезка времени уметь соединиться с тем партнером,
который в своих собственных интересах на данный период времени
вынужден идти той же самой дорогой.
Для того, чтобы практически применить изложенные
соображения к нашему случаю при том положении вещей, какое для
Германии создалось ныне, надо ответить на следующие вопросы:
есть ли такие государства на свете, которые в настоящий момент
совершенно не заинтересованы в том, чтобы полностью уничтожить
значение Германии в Средней Европе и тем окончательно упрочить
безусловную гегемонию Франции в Европе? Необходимо спросить
себя: есть ли такие государства, которые, исходя из своих
собственных интересов и своих собственных политических
традиций, неизбежно должны были бы увидеть в этом угрозу для
себя?
Мы должны до конца понять следующее: самым смертельным
врагом германского народа является и будет являться Франция.
Все равно, кто бы ни правил во Франции - Бурбоны или якобинцы,
наполеониды или буржуазные демократы, республиканцы-клерикалы
или красные большевики - конечной целью французской иностранной
политики всегда будет захват Рейна. И всегда Франция, чтобы
удержать эту великую реку в своих руках, неизбежно будет
стремиться к тому, чтобы Германия представляла собою слабое и
раздробленное государство.
Англия не желает, чтобы Германия была мировой державой.
Франция же не желает, чтобы вообще существовала на свете
держава, именуемая Германией. Это все же существенная разница.
Ну, а ведь злобой дня для нас сейчас является не борьба за
мировую гегемонию. Сейчас мы вынуждены бороться просто за
существование нашего отечества, за единство нашей нации и за
то, чтобы нашим детям был обеспечен кусок хлеба. И вот,
если мы учтем все это и спросим себя, где же те государства, с
которыми мы могли бы вступить в союз, то мы должны будем
ответить: таких государств только два - Англия и Италия.
Англия не хочет такой Франции, чей военный кулак без
всяких помех со стороны остальной Европы охранял бы политику,
которая раньше или позже придет в столкновение с английскими
интересами. Англия ни в коем случае не может хотеть такой
Франции, которая, опираясь на несметные угольные и железные
богатства в Западной Европе, продолжала бы создавать себе
могущественную мировую экономическую позицию, представляющую
опасность для Англии. Наконец, Англия не может хотеть такой
Франции, которая смогла бы разбить все остальные государства на
европейском континенте, что не только могло бы, но неизбежно
должно было бы привести к возрождению старых мечтаний Франции о
мировом господстве. Англия понимает, что при таких
обстоятельствах французский воздушный флот может стать для нее
много опаснее, чем в свое время наши цеппелины. Военное
превосходство Франции не может не расстраивать нервов мировой
великобританской империи.
Но и Италия не может хотеть и не хочет, чтобы Франция еще
больше укрепляла свое привилегированное положение в Европе.
Будущие судьбы Италии неизменно связаны с побережьем
Средиземного моря. Италия приняла участие в мировой войне,
разумеется, совсем не для того, чтобы добиться расширения
Франции. Италию толкало в войну стремление нанести смертельный
удар своему адриатическому сопернику. Всякое дальнейшее
укрепление Франции на европейском континенте неизбежно будет
служить помехой Италии. И этого, разумеется, ни на йоту не
может изменить тот факт, что итальянский и французский народы
родственны между собою. Ни малейших иллюзий на этот счет быть
не может: это обстоятельство ни капельки не устраняет
соперничества.
Рассуждая совершенно хладнокровно и трезво, мы приходим к
выводу, что при нынешней обстановке лишь два государства в
первую очередь сами заинтересованы, по крайней мере до
известной степени, в том, чтобы не подрывать условий
существования немецкой нации. Эти два государства - Англия и
Италия.
x x x
Взвешивая возможности такого союза, мы прежде всего не
должны забывать три фактора. Один из этих факторов зависит от
нас самих, а два остальных - от других государств.
Можно ли вообще вступать в союз с нынешней
Германией? Станет ли какая бы то ни было держава вступать в
союз (а целью союза всегда может быть лишь проведение
определенных наступательных задач) с нашим государством, раз
руководители нашего государства в течение ряда лет являют всему
миру образцы жалкой неспособности и пацифистской трусости и раз
громадная часть нашего народа, ослепленная
марксистско-демократическими идеями, предает интересы
