Одну из южных провинций нашей прекрасной звезды постигло
страшное несчастье. Землетрясение, породившее грозовые бури и
наводнения, опустошило три больших деревни со всеми садами,
пашнями, лесными угодьями и плантациями. Погибло множество
людей и животных, но самое прискорбное заключалось в оскудении
запаса цветов, необходимых для убранства покойных и достойного
украшения их могил.
Обо всем прочем, разумеется, позаботились без промедления.
Глашатаи великой заповеди любви тотчас же поспешили в соседние
земли, и со всех башен провинции грянул торжественный распев
щемящих и просветляющих душу стихов, которые издревле были
известны как дифирамб богине сострадания. И еще не было случая,
чтобы кто-нибудь остался глух к ним. Из всех городов и общин
потянулись на помощь люди, движимые состраданием, и вскоре те,
кого несчастье лишило крова, стали даже теряться от избытка
душевного внимания и приглашений воспользоваться
гостеприимством родственника, друга или вовсе незнакомого
человека. Откуда ни возьмись появились пища и одежда, телеги и
лошади, хозяйственные орудия, камни и бревна и прочие полезные
вещи. И пока старики, женщины и дети, бережно поддерживаемые
под руки, входили в радушно распахнутые двери чужих домов, а
раненым оказывалась первая помощь, пока среди руин продолжался
поиск тел погибших, работа продвинулась столь стремительно, что
рухнувшие крыши были уже разобраны, шаткие стены снесены и
ничто не мешало начать новое строительство. И хотя запах беды и
ужаса еще висел в воздухе, а близость мертвых призывала к
скорбному молчанию, все лица и все голоса выдавали душевный
подъем и некую деликатную торжественность, ибо упоение общим
делом и радостной убежденностью в том, что оно крайне
необходимо и достойно всяческого одобрения, проникли в каждое
сердце. Поначалу это выражалось робко и безмолвно, но вскоре то
тут, то там стали раздаваться воодушевленные голоса,
мало-помалу сливаясь в песню, столь естественную при общей
работе. И неудивительно, что сильнее всего были подхвачены
слова двух древних поэтических изречений: "Блажен подающий
помощь тем, кто бедой повержен. Да насытится благим поступком
сердце его, как засыхающий сад -- первым дождем, и да будет он
вознагражден цветами и благодарностью". И второе: "Божественная
радость черпается в общих деяньях".
Вот тут-то и напомнила о себе горестная нужда в цветах.
Покойников, найденных в первые часы, еще удалось убрать цветами
и ветвями, взятыми из разоренных стихией садов. Потом пошли в
дело все цветы, какие только можно было раздобыть в близлежащих
селениях. Но, к довершению всех несчастий, именно три
пострадавшие общины славились самыми большими и красивыми
садами, дававшими цветы в это время года. Каждый год сюда
издалека приезжали люди только затем, чтобы полюбоваться
нарциссами и крокусами, которые лишь здесь выращивались в таком
изобилии и с таким искусством, что отличались изумительным
богатством оттенков. И все это было сметено и утрачено. Люди
пребывали в крайнем замешательстве и не могли понять, как
поступить с усопшими, не нарушая обычая который повелевал
украсить торжественным цветочным нарядом каждого покойника и
каждое умершее животное, а место погребения сделать тем богаче
и пышнее, чем внезапнее и мучительнее была смерть.
Самый старший из старейшин провинции, чья коляска одной из
первых появилась перед развалинами, был встречен таким
множеством вопросов, прошений и жалоб, что ему стоило немалых
усилий сохранить самообладание и приветливость. Однако он
прекрасно владел своими чувствами, его глаза были светлы и
ласковы, голос звучал ясно и учтиво, а губы, полуприкрытые
белой бородой и усами, не забывали о спокойной и понимающей
улыбке, какая подобает мудрецу и наставнику.
-- Друзья мои, -- сказал он, -- на нашу долю выпало
несчастье, которым боги желают испытать нас. Все разрушенное мы
вскоре отстроим заново и вернем нашим братьям. И я благодарен
богам за то, что в мои преклонные годы мне еще раз дано
увидеть, как все вы, бросив свои дела, поспешили сюда, чтобы
помочь нашим братьям. Но где же нам взять цветов, чтобы
торжественно и с честью проводить покойных? Ведь никто среди
нас не помнит случая, чтобы хоть один из опочивших был
похоронен без жертвенных цветов. Полагаю, вы согласны со мной?
-- Да! -- закричали все. -- Мы согласны с тобой.
-- Знаю, друзья мои, -- по-отечески улыбнулся старец. -- Я
хочу лишь сказать, что нам надобно делать. Всех, кого мы не
сумели нынче похоронить, нужно перенести в большой храм Солнца,
высоко в горы, где еще лежит снег. Там они будут в целости и
сохранности, а тем временем мы добудем для них цветов. Есть
лишь один человек, который может дать нам так много цветов в
это время года, -- наш король. Придется кого-то послать к нему
с просьбой о помощи.
И вновь все закивали и загомонили:
-- Да, да, к королю!
-- Истинно так, -- продолжал старейшина, и каждый был
награжден чудесной улыбкой, просиявшей на белобородом лице. --
Но кто же будет нашим посланцем? Он должен быть юн и крепок,
ведь перед ним долгий путь, и ему надо дать лучшего коня. Наш
посланец должен быть также хорош собой и светел сердцем, и
чтобы этот свет был виден в глазах его, тогда и король поймет
его сердцем. Ему не придется тратить много слов, глаза могут
сказать больше. Лучше послать человека совсем еще юного, самого
пригожего отрока общины. Хватит ли, однако, у него сил на такое
путешествие? Вот теперь вы помогите мне, друзья мои. И если
кто-то из вас возьмется за это поручение или если вы найдете
такого, дайте мне знать.
Старец замолчал и обвел своим ясным взором столпившихся
вокруг людей, но никто не шелохнулся, никто не подал голоса.
Когда же он повторил свой вопрос еще и еще раз, из толпы
навстречу ему шагнул юноша лет шестнадцати, совсем еще мальчик.
Опустив глаза в землю и покраснев от смущения, он приветствовал
старейшину.
Тот взглянул на него и тотчас же понял, что лучшего
посланца найти невозможно. Но все-таки с улыбкой спросил:
-- Прекрасно, что ты вызвался стать нашим гонцом. Но как
же так вышло, что из множества людей решился ты один?
Юноша поднял глаза на старца и сказал:
-- Если никто не хочет, позвольте идти мне.
В толпе кто-то выкрикнул:
-- Отправьте его, отче! Мы его знаем! Он из нашей деревни,
у него смело весь сад, это был лучший цветник во всей округе!
-- Ты так печалишься о своих цветах?
-- Да, печалюсь, -- совсем тихо проговорил мальчик. -- Но
не из-за этого я вызвался ехать к королю. У меня был очень
хороший друг и молодой красивый конь, мой любимец. Оба они
погибли от землетрясения и лежат в нашем святилище. Нужны
цветы, чтобы совершить погребение.
Вытянув руки, старец благословил его. Быстро был сыскан
лучший конь, и, вскочив ему на спину, мальчик легонько хлопнул
его по загривку и кивнул на прощание провожавшим. Выехав из
деревни, он помчался прямо по затопленным и опустошенным полям.
Целый день был он в седле. Чтобы скорее попасть в далекую
столицу и повидать короля, он выбрал более короткий путь, через
горы, и вечером, когда уже стало смеркаться, повел коня в
поводу по крутой тропе среди скал и деревьев.
Большая темная птица -- он никогда не встречал таких --
летела чуть впереди, и он следовал за ней, покуда птица не
опустилась на крышу какого-то храма с открытым входом. Оставив
коня пастись у леса, мальчик прошел меж деревянных колонн и
оказался в довольно немудреном святилище. Алтарем служил
простой обломок скалы, это был кусок какой-то неизвестной в
этих краях черной породы, и на нем был виден загадочный знак
неведомого мальчику божества: сердце, терзаемое когтями хищной
птицы.
Он выказал божеству свое глубокое почтение и принес ему в
дар голубой колокольчик, который сорвал и воткнул в петлицу еще
у подножия скалы. Потом прилег в углу храма, так как очень
устал и давно хотел спать.
Но сон, незваным гостем посещавший его каждый вечер, на
сей раз не шел к нему. Колокольчик ли на обломке скалы, а может
быть, сам этот черный камень или какой-то иной источник издавал
незнакомый и до боли глубокий запах; жуткий символ божества
призрачно мерцал в темноте святилища, а на крыше сидела
диковинная птица и время от времени мощно била огромными
крыльями, и можно было подумать, что это ветер, шумящий в
кронах деревьев.
Случилось так, что среди ночи мальчик поднялся и, выйдя из
храма, начал разглядывать птицу. Она взмахнула крыльями и
посмотрела на него.
-- Почему ты не спишь? -- спросила птица.
-- Не знаю, -- ответил мальчик. -- Может быть, потому, что
я познал страдание.
-- Что же за страдание ты познал?
-- Мой друг и мой любимый конь погибли.
-- Разве это самое страшное? -- насмешливо спросила птица.
-- Ах нет, большая птица, это просто прощание, но не тем я
опечален. Плохо то, что мы не можем похоронить моего друга и
моего прекрасного коня, ведь у нас нет больше цветов.
-- Бывает кое-что и похуже, -- сказала птица, недовольно
зашумев крыльями.
-- Нет, птица, худшего не бывает. Захороненный без
жертвенных цветов не может родиться вновь по желанию своего
сердца. А кто хоронит близких и не совершает торжественного
обряда, тому во сне являются их тени. Ты же видишь, я больше не
могу спать, ведь оба умерших остались без цветов.
Изогнутый клюв приоткрылся, и послышался резкий, шершавый
голос:
-- Вот и все, что ты познал, дитя малое. А слышал ли ты
когда-нибудь о великом зле? О ненависти, смертоубийстве, о
ревности?
Мальчику показалось, что эти слова он слышит во сне. И,
сделав усилие одолеть дремоту, он скромно ответил:
-- Знаешь, птица, я что-то припоминаю. Об этом говорится в
древних преданиях и сказках. Но в жизни такого не бывает, или,
может быть, подобное и случалось разок-другой в те давние
времена, когда мир еще не знал ни цветов, ни божеств. Стоит ли
думать об этом?
Птица тихо и отрывисто рассмеялась. Затем гордо
подобралась и сказала:
-- И вот ты отправился к королю. Не показать ли тебе
дорогу?
-- О, это в твоих силах! -- радостно крикнул он. -- Да,
если ты и впрямь не против, я прошу тебя об этом.
Тут большая птица неслышно опустилась на землю, развела
свои крылья и велела мальчику оставить коня у храма, а самому
лететь к королю. Посланец сел на нее верхом.
-- Закрой глаза! -- приказала птица. И он послушался, и
по-совиному бесшумно и мягко они начали полет сквозь черноту
неба, и только свист холодного воздуха касался слуха мальчика.
А они все летели и летели, и так целую ночь.
Лишь с наступлением раннего утра закончился их полет. И
тогда птица крикнула: "Открой глаза!" И тут он увидел, что
стоит на краю леса, а под ним -- залитая утренним светом
равнина, и этот свет едва не ослепил его.
-- Здесь, на краю леса, ты снова найдешь меня! -- крикнула
птица. Стрелой взмыла она в высокое небо и исчезла в его
синеве.
Странная картина предстала взору мальчика, едва он ступил
на широкую равнину. Все вокруг было как-то сдвинуто и
неправдоподобно, и он не мог понять, во сне или наяву видит эту
равнину. Луга и деревья были такими же, как и в его родных
местах, и так же играл сочной травой ветер, но во всем этом
была какая-то безжизненность, угадывалось отсутствие человека и
всякой живой твари, садов и строений, как будто и здесь еще
недавно земля содрогалась в муках. Всюду в беспорядке валялись
и громоздились обломки домов, сломанные сучья и поваленные
