убийцы перекроют все пути, ведущие к Скултику.
Нездешний тихо выругался. Каэм предложил ему за работу двадцать четыре
тысячи золотом и в знак доверия поместил половину этой суммы на имя
Нездешнего у Кероса, главного гульготирского банкира. Нездешний выполнил
работу с присущим ему мастерством, хотя сейчас корчился от стыда, вспоминая
об этом, и крепко зажмуривался, видя мысленным взором, как летит к цели
стрела.
Ночь была прохладна, и звезды мерцали, как наконечники копий. Он
потянулся, силясь вернуться к настоящему, но лицо жертвы вставало перед ним
снова и снова... незлобливое лицо мучимого раскаянием человека, с мягкими
глазами и доброй улыбкой. Он нагнулся сорвать цветок, когда стрела
Нездешнего пронзила ему спину...
- Нет! - вскричал Нездешний, отмахиваясь от мучительного воспоминания.
"Надо думать о чем-нибудь другом... все равно о чем!"
После убийства он бежал на восток, собираясь отправиться в Вагрию за
золотом Каэма. По дороге он разговорился с купцом, едущим с севера, и тот
рассказал ему о смерти банкира Кероса. Трое грабителей убили его в
собственном доме и забрали все золото и драгоценности.
Нездешний понял тогда, что его предали, но нечто, что было сильнее его,
влекло его дальше по намеченному пути. Он явился во дворец Каэма и перелез
через высокую садовую стену. Убив двух сторожевых псов, он вошел в здание.
Он не знал, где находятся покои Каэма, - пришлось разбудить служанку и,
угрожая ей ножом, заставить проводить его в спальню хозяина. Каэм спал на
третьем этаже. Нездешний ударил девушку по затылку, подхватил ее, не дав
упасть, и уложил на белый меховой коврик. Потом подошел к кровати и
приставил нож к горлу Каэма. Тот широко раскрыл глаза.
- А в более подходящее время ты прийти не мог? - спросил он спокойно.
Нож Нездешнего чуть-чуть вошел в шею, и проступила кровь. Каэм посмотрел
в темные глаза убийцы:
- Ты, как видно, слышал о Керосе. Надеюсь, ты не считаешь, что это моих
рук дело.
Нож вошел чуть поглубже, и Каэм поморщился.
- Я знаю, что это сделал ты, - прошипел Нездешний.
- Может, поговорим?
- Поговорим о двадцати четырех тысячах золотом.
- Согласен.
С этими словами Каэм извернулся и рукой сшиб Нездешнего с кровати.
Внезапность нападения ошеломила его - он вскочил и оказался лицом к лицу с
жилистым воеводой, который успел выхватить меч из ножен, висевших на
столбике.
- Стареешь, Нездешний, - сказал Каэм. Дверь распахнулась, вбежал молодой
человек с луком и наложенной на тетиву стрелой.
Нездешний взмахнул рукой, и юноша упал с черным ножом в горле. Перескочив
через труп, Нездешний бросился к двери.
- За это ты умрешь! - закричал Каэм. - Слышишь меня? Ты умрешь!
Сбегая по широкой лестнице, Нездешний слышал за собой рыдания: убитый был
единственным сыном Каэма.
И теперь вагрийцы охотятся за его убийцей.
***
Нездешний завернулся в одеяла и сел, прислонясь спиной к камню. Вскоре он
услышал, как подходит старик, шурша грубыми одеждами в высокой траве.
- Можно посидеть с тобой?
- Сделай милость.
- Красивая ночь, правда?
- Почем ты знаешь? Ты ведь слеп.
- Воздух свеж и прохладен, а тишина, словно маска или плащ, скрывает под
собой самую разнообразную жизнь. Там, направо, сидит заяц, недоумевая, зачем
двое людей подошли так близко к его норе. Налево затаилась, выслеживая
зайца, лиса - самка, судя по запаху. А над головой летают летучие мыши,
любуясь ночью так же, как я.
- Слишком уж она светлая на мой вкус.
- Быть дичью всегда тяжело.
- Я так и думал, что ты знаешь.
- О чем? О том, каково быть дичью, или о том, что Черное Братство ищет
тебя?
- И о том и о другом. Впрочем, все равно.
- Ты был прав, Нездешний. Я здесь не случайно. Я искал тебя. Так, может
быть, бросим вилять?
- Как скажешь.
- У меня к тебе послание.
- От кого?
- Я не уполномочен говорить об этом - объяснение заняло бы слишком много
времени. У меня нет столько в запасе. Скажем так: тебе дается случай
искупить свои грехи.
- Очень мило - но мне нечего искупать.
- Как знаешь. Я не хочу с тобой спорить. Скоро ты доберешься до стана
Эгеля и найдешь там расшатанную, обреченную на поражение армию. Ты мог бы им
помочь.
- Ты что, рехнулся, старик? Эгеля уже ничто не спасет.
- Я не сказал "спасти". Я сказал "помочь".
- Что пользы помогать покойнику?
- А что пользы тебе было спасать священника?
- Это была прихоть, черт возьми! И я еще не скоро позволю себе нечто
подобное.
- Почему ты сердишься?
Нездешний невесело хмыкнул в ответ.
- Знаешь, что с тобой произошло? Тебя коснулся Исток, и теперь ты
пытаешься вырваться из его цепей. Когда-то ты был хорошим человеком и знал,
что такое любовь. Но любовь умерла, а поскольку в пустоте жить никто не
может, ты наполнил себя... не ненавистью, безразличием. Последние двадцать
лет ты не жил - ты был ходячим мертвецом. Спасение священника было твоим
первым хорошим поступком за два десятилетия.
- Ты пришел, чтобы прочесть мне проповедь?
- Нет. Я проповедую, сам того не желая. Я не могу объяснить тебе Исток.
Можно сказать, что Исток - это простодушие, чудесное простодушие, чистота и
радость. Но перед житейской мудростью все это терпит крах, ибо Исток ничего
не ведает о жадности, похоти, обмане, ненависти и разнообразных видах зла. И
все же он всегда торжествует, ибо он дает, ничего не получая взамен: платит
добром за зло, любовью за ненависть.
- Пустые слова. Вчера у нас погиб мальчик. Он ни к кому не питал
ненависти, но какой-то злобный сукин сын подстрелил его. По всей стране
тысячами гибнут хорошие, добрые люди. Не говори мне о торжестве. Всякое
торжество построено на крови невинных.
- Вот видишь, какой я простак. Но я встретил тебя и понял, что значит
торжествовать. Нашел еще один кусочек головоломки.
- Рад за тебя, - съязвил Нездешний и сам себя устыдился.
- Позволь мне объяснить, - мягко произнес старик. - У меня был сын -
звезд с неба он, быть может, и не хватал, но сердце у него было любящее.
Однажды его собака пострадала в схватке с волком так сильно, что ее
следовало бы умертвить. Но сын не позволил. Он сам зашил ей раны и сидел
рядом с ней пять дней и пять ночей, вливая в нее волю к жизни. Но собака
умерла, и он не мог утешиться, потому что ценил жизнь превыше всего. Когда
он вырос, я передал ему все, чем владел, и вручил ему бразды правления, а
сам отправился странствовать. Так вот, во всем, что бы он ни делал, всегда
присутствовала память о той собаке.
- И какова же мораль этой истории?
- Это зависит от тебя, ибо сейчас в этой истории появишься ты. Мой сын
увидел, что все, доверенное ему мной, находится в опасности, и предпринял
отчаянную попытку спасти свое достояние. Но он был слишком мягок, и
захватчики вторглись на мою землю и стали убивать мой народ. Тогда сын
понял, что заблуждался, и наконец-то стал мужчиной, сознающим, что жизнь
зачастую ставит нас перед тяжким выбором. Он созвал своих военачальников и
выработал с ними план освобождения народа. А после он пал от руки наемного
убийцы. Жизнь его оборвалась... и он, поняв, что все пошло прахом, испытал
такое отчаяние, что оно дошло до меня за тысячу лиг. Жестокая ярость
охватила меня, и я задумал убить тебя. Я мог бы это сделать даже и теперь.
Но Исток коснулся меня, и я пришел к тебе с разговором.
- Твой сын - король Ниаллад?
- Да. А я - Ориен Двоеручный. Вернее, был им когда-то.
- Мне жаль твоего сына, но сделанного не воротишь.
- Ты говорил о смерти невинных. Быть может, если бы мой сын не умер,
многие из них тоже остались бы живы.
- Я знаю и сожалею о содеянном... но изменить ничего не могу.
- Не в этом суть. Суть в тебе. Исток избрал тебя, но ты сам должен
сделать выбор.
- Избрал? Для чего? Единственный талант, которым я обладаю, вряд ли может
пригодиться Истоку.
- Это не единственный твой талант. Известно тебе что-нибудь о моей
прежней жизни?
- Я знаю, что ты был великим воином и никто не мог победить тебя в бою.
- Видел ты мою статую в Дренане?
- Да. Ты стоишь там в бронзовых доспехах.
- Вот-вот. Многие хотели бы узнать, где они находятся, и Братство
разыскивает их, ибо они таят в себе угрозу вагрийской империи.
- Значит, они волшебные?
- Нет - по крайней мере не в том смысле, как ты понимаешь. Их изготовил
когда-то великий Акселлиан. Его мастерство не знает себе равных, а оба меча
выкованы из заветной стали-серебрянки, которая никогда не тупится. Эти
доспехи дадут Эгелю шанс - не больше.
- Каким же образом, если они, как ты говоришь, не содержат в себе магии?
- Магия таится в человеческом разуме. Когда Эгель наденет эти доспехи,
будет так, словно вернулся Ориен, - а Ориен не знал поражений. Народ хлынет
к Эгелю валом, и он обретет силу. Лучше его не найти: это железный человек с
несгибаемой волей.
- И ты хочешь, чтобы я добыл эти доспехи?
- Да.
- Надо понимать, что дело это опасное?
- Не могу отрицать.
- Но Исток будет со мной?
- Может, и да, а может быть, и нет.
- Ты сам сказал, что я избран. На кой мне сдался бог, который не хочет
мне помочь?
- Хороший вопрос, Нездешний. Надеюсь, ты отыщешь ответ на него.
- Где находятся доспехи?
- Я схоронил их в глубокой пещере на склоне высокой горы.
- Меня это почему-то не удивляет. И где же это?
- Знакомы тебе надирские степи?
- Ох, не нравится мне эта затея.
- Надо думать. Так вот, в двух сотнях миль к западу от Гульготира стоит
горный хребет...
- Лунные горы.
- Они самые. Посередине этого хребта есть гора Рабоас...
- Священный Великан.
- Верно, - усмехнулся Ориен. - Там-то и спрятаны доспехи.
- Это безумие. Ни один дренай не проникал еще так далеко в надирские
земли.
- Кроме меня.
- Но зачем? С какой целью ты это сделал?
- Сам не знаю. Назови это причудой, Нездешний, - ты ведь знаешь толк в
причудах. Ну как - добудешь ты доспехи?
- Скажи мне, Ориен, насколько велик твой мистический дар?
- Зачем тебе это?
- Способен ли ты увидеть будущее?
- Отчасти.
- Каковы мои виды на успех?
- Это зависит от того, кто пойдет с тобой, - Пусть тогда Исток подберет
мне подходящую компанию.
Старик потер свои пустые глазницы и произнес:
- Никакой надежды на успех я не вижу.
- Я так и думал.
- Но это не причина для отказа.
- Ты просишь, чтобы я проехал тысячу миль через враждебные земли, кишащие
дикарями. И при этом говоришь, что Братство тоже ищет доспехи. Знают они,
что доспехи спрятаны в надирских степях?
- Знают.
- Значит, они будут охотиться не только за ними, но и за мной?
- Они и без того за тобой охотятся.
- Согласен - но теперь они не знают, где я. Когда же я отправлюсь в это
твое странствие, они быстро проведают об этом.
- Верно.
- Итак, мне предстоит иметь дело с надирами, воинами-чернокнижниками и
всем вагрийским войском. После того, как я успешно разделаюсь с ними, мне
предстоит взобраться на Рабоас, священную гору надиров, и углубиться в его
темные недра. Дальше пустяки - надо будет всего лишь вернуться назад с
многопудовым грузом металла.
- Доспехи весят восемьдесят фунтов. - Я ж говорю - пустяки!
- Знай также, что в пещерах Рабоаса живут чудища. Они не любят огня.
- Уже легче.
- Итак, что скажешь?
- Я начинаю понимать твои речи касательно простодушия. И все же я еду.
- Почему?
- Разве на все непременно должна быть причина?
- Нет, просто мне любопытно.
- Считай, что я делаю это в память о собаке, умершей вопреки всем
стараниям.
