Я уложил их спать и убаюкал, а после убрал тела с поляны и зарыл в лесу.
Случившееся не оставляло меня в покое - с тех пор не прошло и часа, чтобы
я не думал об этом. Я не хочу, чтобы кто-то из вас подвергся подобным мукам.
И наилучший способ избегнуть этого - взять посох Истока. - Дардалион сел, и
Экодас увидел, что руки у него дрожат.
Молодой священник набрал в грудь воздуха и встал.
- Братья, я согласен с каждым словом, которое произнес настоятель. Но это
еще не значит, что его доводы верны. Он говорил о том, что любовь порождает
любовь, а ненависть родит ненависть. Мы все с этим согласны - и если бы мы
обсуждали только этот предмет, мне не было бы нужды говорить. Но все намного
сложнее. Меня попросили защищать здесь взгляды, которые в корне расходятся с
моими. Стало быть, Экодас прав, а его доводы неверны? Или верны доводы, а
Экодас заблуждается? Откуда мне знать? Откуда знать всем нам? Рассмотрим же
картину более широко.
Мы живем здесь в безопасности, огражденные мечами других. Рекруты в
Дельнохе, уланы на Скельнском перевале, пехота в Эрекбане - все они готовы
сразиться, а быть может, и умереть, защищая свои семьи, свою родину, в том
числе и нас. Неужели они поступают дурно? Неужели Исток не допустит их к
вечной жизни? Хочу надеяться, что нет. Этот мир создан Истоком. Каждое
животное, каждое насекомое и каждое растение сотворено им. Но для того,
чтобы дать жизнь одному, должно умереть другое. Таков путь всего сущего.
Роза, расцветая, заслоняет свет мелким былинкам. Ради благополучия льва
должен умереть олень. Весь мир - неустанная битва.
Да, мы существуем здесь в безопасности. А почему? Потому что
предоставляем другим брать груз ответственности - и грехов - на себя. -
Экодас умолк и оглядел священников - гордого Вишну, бывшего прежде готирским
дворянином, огненного Магника, явно изумленного произошедшей в ораторе
переменой, стройного остроумца Палисту, взирающего на него с насмешливым
весельем. Оглядел и улыбнулся. - Ах, братья мои, если бы мы спорили лишь о
том, стоит ли нам становиться воинами-священниками, было бы легче подобрать
препятствующие этому требования морали. Но дело обстоит иначе. Мы собрались
здесь потому, что Черное Братство вознамерилось заполнить мир, посеяв хаос и
отчаяние и в этой, и в других странах. И память нашего отца-настоятеля
живописует нам, на что способны эти люди. Мы знаем также, что обычные воины
не могут устоять против их злой власти. - Он снова умолк и отпил воды из
глиняного кубка. - Отец-настоятель рассказал нам, как умертвил рыцарей,
пришедших убить детей, - но был ли у него выбор? Разве мог он позволить
принести в жертву двух невинных созданий? Какой цели это послужило бы? Что
до искупления - кто знает, куда отправились души этих воинов и какие надежды
на искупление ждут их там?
Нет, отцу-настоятелю следует раскаиваться только в одном - в радости,
которую он испытал, убив их. Ибо в этом заключается суть нашей дискуссии. В
качестве воинов-священников мы должны сражаться без ненависти - если должны
сражаться вообще. Мы должны быть защитниками Света.
Весы этого созданного Истоком мира постоянно колеблются, и если Зло
перевешивает Добро, как нам следует поступить? Мы одарены Истоком, что
позволяет нам выступить против Черного Братства. Презреть ли нам эти дары?
Есть много людей, готовых взять посох. Есть много священников, готовых
странствовать - и странствующих - по свету с проповедью любви.
Но где Воины Света, способные сразиться с Братством? Где Рыцари Истока,
способные разбить злые чары? - Экодас распростер руки. - Где, как не здесь?
Никто из нас не может сказать с уверенностью, правильный ли путь мы
выбираем. Но о розе судят по лепесткам и аромату. Братство рвется к власти,
чтобы возвестить затем наступление нового кровавого века. Мы желаем, чтобы
люди жили в мире и гармонии, чтобы они могли любить, растить сынов и дочерей
и любоваться вечерами красой заката, зная, что Зло бессильно повредить им.
Мы знаем, где Зло, и с чистым сердцем должны выйти ему навстречу. Если
его возможно победить любовью, да будет так! Но если оно желает людских мук
и смерти, мы выйдем к нему с мечом и щитом. Ибо мы - Тридцать, и в этом наша
цель! - Экодас сел и закрыл глаза - чувства бурлили в нем, и мысли путались.
- Помолимся, - сказал Дардалион, - и пусть каждый выберет свой путь.
Несколько минут длилась тишина. Потом Вишна встал, взял свой серебряный
меч и положил его на стол перед собой. Магник последовал его примеру,
нарушив тишину резким скрежетом вынутой из ножен стали. Священники один за
другим обнажили мечи, и наконец остались только Дардалион и Экодас.
Дардалион ждал, и Экодас встал с легкой улыбкой, глядя в глаза настоятелю.
- Это была хитрость, отец?
- Нет, сын мой. Убедил ли ты себя самого?
- Нет, Дардалион. Я по-прежнему верю, что нельзя сражаться со Злом его же
оружием и что ненависть и смерть от этого только разрастаются.
- Отчего же ты тогда говорил с таким пылом?
- Оттого, что ты просил меня об этом, а тебе я обязан всем.
- Возьми тогда посох, сын мой.
- Поздно, отец. - Экодас взялся за рукоять серебряного меча, и сталь
свистнула в воздухе, отразив свет многочисленных ламп.
- Мы едины! - крикнул Вишна.
И тридцать мечей взвились вверх, пылая, как факелы.
***
Карнак шел среди ликующего войска, улыбаясь и помахивая рукой. Трижды он
останавливался, чтобы перемолвиться словом с солдатами, которых помнил по
именам. Такие черточки усиливали в людях любовь к нему, и он это знал.
За ним шагали два офицера его генерального штаба. Ган Астен,
выслужившийся из мелких чинов во время гражданской войны, теперь стал одним
из самых крупных военачальников дренайской армии. Дун Гален - формально
адъютант Карнака, в действительности человек, чья сеть шпионов позволяла
Карнаку удерживать в руках бразды власти.
Карнак проследовал до конца линии и вошел в свой шатер. Астен и Гален
последовали за ним. Двое часовых у входа скрестили копья в знак того, что
правителя беспокоить нельзя, и солдаты вновь отошли к своим лагерным
кострам.
В шатре улыбка сползла с лица Карнака.
- Где он, черт подери? - рявкнул правитель. Тощий как скелет Гален пожал
плечами.
- Он был во дворце и будто бы сказал своим телохранителям, что пойдет
навестить друзей. Больше они его не видели. Позже, когда его комнату
обыскали, выяснилось, что он взял с собой несколько смен одежды и золото,
похищенное из склепа Варачека, - около двухсот рагов. С той поры его след
затерялся.
- Он жил в страхе перед Нездешним, - сказал Астен. - Вздрагивал от
всякого ночного шороха, каждой хлопнувшей ставни.
- Нездешний - все равно что мертвец! - взревел Карнак. - Неужели он не
мог мне довериться? Ядра Шемака! Нездешний - всего лишь человек, и он один.
- Однако он все еще жив, - заметил Астен.
- Замолчи! Я знаю, ты был против привлечения Гильдии, но разве ты сам не
видишь, что у нас творится? Из-за какой-то девчонки, погибшей по несчастной
случайности, мне пришлось выложить чуть ли не двадцать тысяч золотом - что я
едва ли могу себе позволить, - а сын мой бежит прочь, точно испуганный заяц!
- Отряд улан в это самое время разыскивает его, - заверил одетый в черное
Гален. - Они доставят его назад.
- Я поверю в это, когда увижу его, старина, - проворчал Карнак.
- Гильдия пока что не оправдала надежд, - спокойно вставил Астен.
- Когда война кончится, я прикрою эту лавочку и отберу свои деньги назад,
- усмехнулся Карнак. Это одно из преимуществ правителя. - Усмешка померкла
на его губах. - Три жены, десятки на все готовых женщин, и что же в итоге?
Бодален. Чем я заслужил такого сына, Астен? Скажи.
Астен благоразумно воздержался от ответа, но Гален ввернул:
- В нем есть и хорошие стороны. Люди высокого мнения о нем. Просто он еще
молод и упрям. Я уверен, что он не хотел смерти девушки, просто молодежь
решила поразвлечься немного.
- Пока она не упала и не сломала себе шею, - без всякого выражения на
багровом лице буркнул Астен.
- Это был несчастный случай, - ответил Гален, метнув на генерала
убийственный взгляд.
- Но муж ее умер не от несчастного случая.
- Он бросился на них с мечом. Им пришлось защищаться - чего еще вы
ожидали от дренайских дворян?
- Я не знаю, как подобает вести себя дворянам, Гален. Мой отец был
крестьянин. Но полагаю, вы правы. Когда пьяные дворянчики собираются взять
женщину силой, неудивительно, если дело кончается убийством.
- Ну довольно, - вмешался Карнак. - Прошлого не воротишь. Я отдал бы свою
правую руку, чтобы оживить эту девушку, но она умерла, а ее бывший опекун
жив. Вы не знаете, что такое Нездешний, а я знаю. Вам не понравилось бы,
если бы он охотился за вами или вашими детьми.
- Вы сами сказали, мой господин, - он всего лишь человек, - смягченным,
но все таким же свистящим голосом сказал Гален. - А Бодален находится за
пределами государства.
Карнак сел на складной полотняный табурет.
- А ведь Нездешний нравился мне в свое время, - тихо заметил он. - Я не
внушал ему робости. Он отправился в надирские земли и побил там всех -
кочевников, оборотней и черных вагрийских Братьев. Чудеса! И все же он
должен умереть. - Карнак глянул снизу на Галена. - Я не могу допустить,
чтобы он убил моего сына.
- Можете положиться на меня, - с низким поклоном ответил Гален.
- Что там слышно об этой ведьме Хеуле? - повернулся к Астену Карнак.
- Она не хочет ворожить против Нездешнего.
- Почему?
- Она не говорит. Зато сказала, что постарается поднять бурю против
вентрийского флота. Я сказал: не надо.
- Не надо?! - взревел Карнак, вскочив на ноги. - То есть как это не надо?
Будь любезен, объяснись.
- Для этого нужно принести в жертву сто детей - так платят демонам за
услуги.
Карнак выругался.
- Если мы проиграем войну, пострадает не сто, а десять тысяч детей.
- Хотите, чтобы я опять сходил к ней?
- Разумеется, нет! Проклятие, ну почему враг всегда оказывается в более
выгодном положении? Бьюсь об заклад, вентрийский император не задумываясь
пожертвовал бы сотней этого отродья.
- Можно совершить спешный поход в горы и захватить там сатулийских детей,
- предложил Гален. - Пусть знают, как сговариваться с готирами против нас.
- Нет, - покачал головой Карнак, - это запятнает мою репутацию и настроит
против меня народ. А скрыть такое невозможно. Нет, друзья мои, придется нам,
как видно, положиться на храбрые сердца и острые мечи. Ну и об удаче
забывать не надо. Но первым делом надо найти Бодалена.
- Быть может, он думает, что будет в большей безопасности, если скроется,
- предположил Астен.
- Найдите его и убедите в обратном.
***
Нездешний присыпал пеплом огонь и прислонился к валуну, глядя на спящего
надира. Белаш держался стойко, но по дороге несколько раз падал, и его
рвало. Видя, что дело совсем худо, Нездешний сделал привал в укромной
лощине.
- Видно, у тебя в черепе трещина, - сказал он, когда дрожащий надир
растянулся у костра.
- Нет.
- Не каменный же он у тебя.
- Завтра мне станет лучше, - пообещал Белаш. В меркнущем свете дня его
лицо было серым, и под раскосыми глазами залегли темные круги.
Нездешний приложил пальцы к его горлу. Пульс бился сильно, но неровно.
- Поспи, - сказал он, укрыв надира своим плащом.
Пламя жадно лизало сухие дрова, и Нездешний протянул к огню руки,
наслаждаясь теплом. Собака лежала рядом, положив огромную голову на
массивные лапы. Нездешний рассеянно погладил ее рваные уши. Пес издал тихое,
рокочущее рычание.
- Тихо, ты, - улыбнулся Нездешний. - Ты сам знаешь, что тебе это
