на меня уставился. Я и пикнуть не успел, а вахмистр подскочил
ко мне да ка-ак даст по морде! Полетел я со всех лестниц, так и
не останавливался до самых Кейжлиц. Вот, брат, какие у
жандармов права!
Все занялись едой и скоро разлеглись в натопленной избушке
на лавках спать.
Среди ночи Швейк встал, тихо оделся и вышел. На востоке
всходил месяц, и при его бледном свете Швейк зашагал на восток,
повторяя про себя: "Не может этого быть, чтобы я не попал в
Будейовицы!"
Выйдя из леса, Швейк увидел справа какой-то город и
поэтому повернул на север, потом опять на юг и опять вышел к
какому-то городу. Это были Водняны. Швейк ловко обошел его
стороной, лугами, и первые лучи солнца приветствовали его на
покрытых снегом склонах гор неподалеку от Противина.
-- Вперед! -- скомандовал сам себе бравый солдат Швейк.--
Долг зовет. Я должен попасть в Будейозице.
Но по несчастней случайности, вместо того чтобы идти от
Противина на юг-- к Будейовицам, стопы Швейка направились на
север -- к Писеку.
К полудню перед ним открылась деревушка. Спускаясь с
холма, Швейк подумал: "Так дальше дело не пойдет. Спрошу-ка я,
как пройти к Будейовицам".
Входя в деревню, Швейк очень удивился, увидев на столбе
около крайней избы надпись: "Село Путим".
-- Вот-те на!-- вздохнул Швейк.-- Опять Путим! Ведь я
здесь в стогу ночевал.
Дальше он уже ничему не удивлялся. Из-за пруда, из
окрашенного в белый цвет домика, на котором красовалась
"курица" (так называли кое-где государственного орла), вышел
жандарм-- словно паук, проверяющий свою паутину.
Жандарм вплотную подошел к Швейку и спросил только:
-- Куда?
-- В Будейовицы, в свой полк.
Жандарм саркастически усмехнулся.
-- Ведь вы идете из Будейовиц! Будейовицы-то ваши позади
вас остались.
И потащил Швейка в жандармское отделение.
Путимский жандармский вахмистр был известен по всей округе
тем, что действовал быстро и тактично. Он никогда не ругал
задержанных или арестованных, но подвергал их такому искусному
перекрестному допросу, что и невинный бы сознался. Для этой
цели он приспособил двух жандармов, и перекрестный допрос
сопровождался всегда усмешками всего жандармского персонала.
-- Криминалистика состоит в искусстве быть хитрым и вместе
с тем ласковым,-- говаривал своим подчиненным вахмистр.-- Орать
на кого бы то ни было -- дело пустое. С обвиняемыми и
подозреваемыми нужно обращаться деликатно и тонко, но вместе с
тем стараться утопить их в потоке вопросов.
-- Добро пожаловать, солдатик, -- приветствовал
жандармский вахмистр Швейка.-- Присаживайтесь, с дороги-то
устали небось. Расскажите, куда путь держите?
Швейк повторил, что идет в Чешские Будейовицы, в свой
полк.
-- Вы, очевидно, сбились с пути,-- улыбаясь, заметил
вахмистр.-- Дело в том, что вы идете из Чешских Будейовиц, и я
легко могу вам это доказать. Над вами висит карта Чехии.
Взгляните: на юг от нас лежит Противин, южнее Противина --
Глубокое, а еще южнее -- Чешские Будейовицы. Стало быть, вы
идете не в Будейовицы, а из Будейовиц.
Вахмистр приветливо посмотрел на Швейка. Тот спокойно и с
достоинством ответил:
-- А все-таки я иду в Будейовицы.
Это прозвучало сильнее, чем "а все-таки она вертится!",
потому что Галилей, без сомнения, произнес свою фразу в
состоянии сильной запальчивости.
-- Знаете что, солдатик! -- все так же ласково сказал
Швейку вахмистр.-- Должен вас предупредить -- да вы и сами в
конце концов придете к этому заключению,-- что всякое
запирательство затрудняет чистосердечное признание.
-- Вы безусловно правы,-- сказал Швейк.-- Всякое
запирательство затрудняет чистосердечное признание -- и
наоборот.
-- Вот вы уже сами, солдатик, начинаете со мною
соглашаться. Расскажите откровенно, откуда вы вышли, когда
направились в ваши Будейовицы. Говорю "ваши", потому что,
по-видимому, существуют еще какие-то Будейовицы, которые лежат
где-то к северу от Путима и до сих пор не занесены ни на одну
карту.
-- Я вышел из Табора.
-- А что вы делали в Таборе?
-- Ждал поезда на Будейовицы.
-- Почему вы не поехали в Будейовицы поездом?
-- Потому что у меня не было билета.
-- А почему вам как солдату не выдали бесплатный воинский
проездной билет?
-- Потому что при мне не было никаких документов.
-- Ага, вот оно что! -- победоносно обратился вахмистр к
одному из жандармов.-- Парень не так глуп, как прикидывается.
Пытается замести следы.
Вахмистр начал снова, как бы не расслышав последних слов
относительно документов:
-- Итак, вы вышли из Табора. Куда же вы шли?
-- В Чешские Будейовицы.
Выражение лица вахмистра стало несколько строже, и взгляд
упал на карту.
-- Можете показать нам на карте, как вышли в Будейовицы?
-- Я всех мест не помню. Помню только, что в Путиме я уже
был один раз.
Жандармы выразительно переглянулись.
Вахмистр продолжал допрос:
-- Значит, вы были на вокзале в Таборе? Что у вас в
карманах? Выньте все.
После того как Швейка основательно обыскали и ничего,
кроме трубки и спичек, не нашли, вахмистр спросил: -- Скажите,
почему у вас ничего, решительно ничего нет?
-- Потому что мне ничего и не нужно.
-- Ах ты господи! -- вздохнул вахмистр.-- Ну и мука с
вами!.. Так вы сказали, что один раз уже были в Путиме. Что вы
здесь делали тогда?
-- Я шел мимо Путима в Будейовицы.
-- Видите, как вы путаете. Сами говорите, что шли в
Будейовицы, между тем как мы вам доказали, что вы идете из
Будейовиц.
-- Наверно, я сделал круг.
Вахмистр и все жандармы обменялись многозначительными
взглядами.
-- Это кружение наводит на мысль, что вы просто рыщете по
нашей округе. Как долго пробыли вы на вокзале в Таборе?
-- До отхода последнего поезда на Будейовицы.
-- А что вы там делали?
-- Разговаривал с солдатами.
Вахмистр снова бросил весьма многозначительный взгляд на
окружающих.
-- А о чем вы с ними разговаривали? О чем их спрашивали?
Так, к примеру...
-- Спрашивал, какого полка и куда едут.
-- Отлично. А не спрашивали вы, сколько, например, штыков
в полку и как он подразделяется?
-- Об этом я не спрашивал. Сам давно наизусть знаю.
-- Значит, вы в совершенстве информированы о внутреннем
строении наших войск?
-- Конечно, господин вахмистр.
Тут вахмистр пустил в ход последний козырь, с победоносным
видом оглядываясь на своих жандармов.
-- Вы говорите по-русски?
-- Не говорю.
Вахмистр кивнул головой ефрейтору, и, когда оба вышли в
соседнюю комнату, он, возбужденный сознанием своей победы,
уверенно провозгласил, потирая руки:
-- Ну, слышали? Он не говорит по-русски! Парень, видно,
прошел огонь и воду и медные трубы. Во всем сознался, но самое
важное отрицает. Завтра же отправим его в окружное, в Писек.
Криминалистика -- это искусство быть хитрым и вместе с тем
ласковым. Видали, как я его утопил в потоке вопросов? И кто бы
мог подумать! На вид дурак дураком. С такими-то типами и нужна
тонкая работа. Пусть посидит пока что, а я пойду составлю
протокол.
И с приятной усмешкой на устах жандармский вахмистр до
самого вечера строчил протокол, в каждой фразе которого
красовалось словечко "spionageverdachtig"/ Подозревается в
шпионаже (нем.)/.
Чем дальше жандармский вахмистр Фландерка писал протокол,
тем яснее становилась для него ситуация. Кончив протокол,
написанный на странном канцелярском немецком языке, словами:
"So melde ich gehorsarn wird den feindlichen Offizier heutigen
Tages, nach Bezirksgendarmeriekommando Pisek, uberliefert" /
Доношу покорно, что неприятельский офицер сегодня же будет
отправлен в окружное жандармское управление в город
Писек.(нем.)./ -- он улыбнулся своему произведению и вызвал
жандарма-ефрейтора. --
Вы дали этому неприятельскому офицеру поесть?
-- Согласно вашему приказанию, господин вахмистр, питанием
мы обеспечиваем только тех, кто был приведен и допрошен до
двенадцати часов дня.
-- Но в данном случае мы имеем дело с редким
исключением,-- веско сказал вахмистр.-- Это старший офицер,
вероятно, штабной. Сами понимаете, что русские не пошлют сюда
для шпионажа какого-то ефрейтора. Отправьте кого-нибудь в
трактир "У кота" за обедом для него. А если обедов уже нет,
пусть что-нибудь сварят. Потом пусть приготовят чай с ромом и
все пошлют сюда. И не говорить, для кого. Вообще никому не
заикаться, кого мы задержали. Это военная тайна. А что он
теперь делает?
-- Просил табаку, сидит в дежурной. Притворяется
совершенно спокойным, словно дома. У вас, говорит, очень тепло.
А печка у вас не дымит? Мне, говорит, здесь у вас очень
нравится. Если печка будет дымить, то вы, говорит, позовите
трубочиста прочистить трубу. Но пусть, говорит, он прочистит ее
под вечер,-- упаси бог, если солнышко стоит над трубой.
-- Тонкая штучка! -- в полном восторге воскликнул
вахмистр.-- Делает вид, будто его это и не касается. А ведь
знает, что его расстреляют. Такого человека нужно уважать, хоть
он и враг. Ведь человек идет на верную смерть. Не знаю, смог бы
кто-нибудь из нас держаться так же? Небось каждый на его месте
дрогнул бы и поддался слабости. А он сидит себе спокойно: "У
вас тут тепло, и печка не дымит..." Вот это, господин ефрейтор,
характер! Такой человек должен обладать стальными нервами, быть
полным энтузиазма, самоотверженности и твердости. Если бы у нас
в Австрии все были такими энтузиастами!.. Но не будем об этом
говорить. И у нас есть энтузиасты. Вы читали в "Национальной
политике" о поручике артиллерии Бергере, который влез на
высокую ель и устроил там наблюдательный пункт? Наши отступили,
и он уже не мог слезть, потому что иначе попал бы в плен, вот и
стал ждать, когда наши опять отгонят неприятеля, и ждал целых
две недели, пока не дождался. Целых две недели сидел на дереве
и, чтобы не умереть с голоду, питался ветками и хвоей, всю
верхушку у ели обглодал. Когда пришли наши, он был так слаб,
что не мог удержаться на дереве, упал и разбился насмерть.
Посмертно награжден золотой медалью "За храбрость".-- И
вахмистр с серьезным видом прибавил: -- Да, это я понимаю! Вот
это, господин ефрейтор, самопожертвование, вот это геройство!
Ну, заговорились мы тут с вами, бегите закажите ему обед, а его
самого пока пошлите ко мне.
Ефрейтор привел Швейка, и вахмистр, по-приятельски кивнув
ему на стул, начал с вопроса, есть ли у него родители.
-- Нету.
"Тем лучше,-- подумал вахмистр,-- по крайней мере некому
будет беднягу оплакивать". Он посмотрел на добродушную
швейковскую физиономию и вдруг под наплывом теплых чувств
похлопал его по плечу, наклонился поближе и спросил отеческим
тоном:
-- Ну, а как вам нравится у нас в Чехии?
-- Мне в Чехии всюду нравится,-- ответил Швейк,-- мне
всюду попадались славные люди.
Вахмистр кивал головой в знак согласия.
-- Народ у нас хороший, симпатичный. Какая-нибудь там
драка или воровство в счет не идут. Я здесь уже пятнадцать лет,
и по моему расчету тут приходится по три четверти убийства на
год.
-- Что же, не совсем убивают? Не приканчивают? -- спросил
Швейк.
-- Нет, не то. За пятнадцать лет мы расследовали всего
одиннадцать убийств: пять с целью грабежа, а остальные шесть
просто так... ерунда.
Вахмистр помолчал, а затем опять перешел к своей системе
