существовать. Часть прежней Великой Армии отказалась признавать
руководство Рагнарсонов и не желала вступать с ними в союз - примерно
двенадцать долгих сотен, две тысячи четыреста человек по римскому счету. С
ними их верховые и вьючные лошади и мулы, пятьдесят телег, нагруженных
добычей: бронзой и железом, кузнечным инструментом и точильными камнями,
вместе с ящиками плохой монеты и небольшим количеством настоящего серебра,
полученного при дележке. И еще груз раненых, которые не могли идти или
ехать верхом.
За их уходом следила с городских ворот оставшаяся часть армии.
Кое-кто из молодежи кричал и насмехался, даже выпустили несколько стрел в
землю за уходящими прежними товарищами. Но молчание уходящих и
предводителей остающихся быстро их охладило. Остающиеся плотнее запахнули
плащи, посмотрели на небо, на низкий горизонт, на побитую морозом траву на
склонах вокруг города. И были благодарны за то, что у них есть где
переночевать, есть запас дров, окна закрыты, а стены не пропускают
сквозняки.
- До рассвета снег пойдет сильнее, - сказал Бранд; он ехал в тылу
колонны, в самом опасном месте, на случай если Рагнарсоны решатся все же
ударить.
- Ты ведь северянин, - ответил Шеф. - Я думал, снег тебя не тревожит.
- Да, пока стоит мороз, - ответил Бранд. - Но если сначала пойдет
снег, а потом растает, как это постоянно бывает в этой стране, нам
придется идти по грязи. Люди устают, лошади тоже, движение замедляется. И
в таких условиях нужно больше пищи. А знаешь, сколько времени нужно быку,
чтобы наесться? Но мы должны отойти подальше от тех, кто остался сзади.
Невозможно сказать, что они сделают.
- А куда мы идем? - спросил Шеф.
- Не знаю. И вообще, кто ведет эту армию? Все считают, что ты.
Шеф в ужасе замолчал.
Последние закутанные фигуры арьергарда исчезли за разрушенными домами
внешнего Йорка, и Рагнарсоны на стене повернулись друг к другу и
переглянулись.
- Хорошо, что избавились, - сказал Убби. - Меньше ртов кормить,
меньше рук, чтобы делить. Да и что такое несколько сотен последователей
Пути? Мягкие руки, слабые желудки.
- Никто не назовет Вигу-Бранда мягкоруким, - ответил Халвдан. После
хольмганга он не торопился поддержать братьев в их нападках на Шефа и его
сторонников. - И там не все последователи Пути.
- Неважно, кто они, - сказал Сигурт. - Теперь они враги. Это все, что
нам нужно знать. Но пока мы не можем еще сражаться с ними. Нужно
удержать...
И он ткнул пальцем в небольшую группу, стоявшую в нескольких ярдах от
них на стене: архиепископ Вульфхир и несколько черных монахов, среди них
тощий дьякон Эркенберт, теперь глава чеканной мастерской.
Айвар неожиданно рассмеялся. Трое братьев беспокойно взглянули на
него.
- Нам не нужно сражаться с ними, - сказал Айвар. - Их собственное
проклятие идет вместе с ними. С некоторыми так бывает.
Вульфхир тоже смотрел на уходящую колонну.
- Кое-кто из кровожадных волков ушел, - сказал он. - Если бы они ушли
раньше, может, нам не понадобилось бы договариваться с остальными. Но
теперь они за нашими воротами. - Он говорил на латыни, чтобы посторонние
не поняли.
- В эти тяжелые дни испытаний мы должны жить мудростью змеи, -
ответил на том же языке Эркенберт, - и хитростью голубки. Но наши враги: и
те, что в городе, и ушедшие - могут быть побеждены.
- Тех, что внутри, я понимаю. Их сейчас меньше, и с ними можно снова
сразиться. Не мы, из Нортумбрии, будем сражаться с ними. Короли юга:
Бургред из Мерсии, Этельред из Вессекса. Поэтому мы послали изувеченного
тана в Восточную Англию подвешенным между двумя пони. Он покажет королям
юга, кто такие викинги, и пробудит их дремлющий дух.
- Но каковы твои планы, Эркенберт, относительно ушедших? Что мы можем
с ними сделать посреди зимы?
Маленький дьякон улыбнулся.
- Те, что ушли, нуждаются в пище. Грабители с севера привыкли
отбирать ее. Но каждый кусок, который они отбирают, лишает еды детей, а до
весны еще далеко. Даже мужики в таких условиях будут сражаться.
- Я позаботился, чтобы об их приходе стало известно заранее.
Нападения начались, как только стемнело и кончился короткий зимний
день. Вначале всего лишь небольшие задержки: крестьянин появлялся из-за
дерева, бросал камень или выпускал стрелу и тут же убегал, даже не
посмотрев, попал ли он. Потом небольшая группа подошла поближе. Викинги
сняли луки, постарались сохранить тетивы в сухости, начали отстреливаться.
Или укрывались за щитами, пропускали стрелы и выкрикивали оскорбления и
насмешки, приглашали врага остановиться и сражаться. Потом один,
раздраженный, бросил копье в фигуру, подошедшую слишком близко,
промахнулся и с бранью вышел из строя, чтобы подобрать копье. На мгновение
его скрыл снежный вихрь. Когда прояснилось, его нигде не было видно. С
трудом его товарищи по экипажу остановили колонну, и группа из тридцати
человек отправилась на выручку. Они вернулись с телом, раздетым и
изуродованным, и тут в них снова полетели стрелы из полутьмы уходящего
дня.
Теперь колонна вытянулась на дороге почти на милю. Капитаны и кормчие
с проклятиями и толчками заставили построиться в более тесную и короткую
линию, с флангов лучники, телеги в центре.
- Они не могут нам повредить, - ревел Бранд, повторяя много раз одно
и то же. - У них только охотничьи луки. Кричите и бейте в щиты; они тут же
обмочатся и убегут. Раненых в ноги сажайте на пони. Сбросьте хлам с телег,
если понадобится. Но двигайтесь, не останавливаясь.
Скоро английские крестьяне поняли, что они могут делать. Враги тяжело
нагружены, закутаны. Они не знают местность. А крестьяне знают каждое
дерево, куст, тропу и полоску грязи. Они, освободившись от плащей, легко
подбегали, били и убегали снова, прежде чем враг успевал высвободить
из-под плаща руку.
Спустя какое-то время один из военных предводителей деревни
организовал больший отряд. Сорок-пятьдесят крестьян появились с западного
фланга колонны, дубинами и ножами свалили нескольких викингов и потащили
тела, как волки добычу. Викинги в ярости устремились за ними, подняв щиты
и топоры. А когда с проклятиями возвратились назад, никого не поймав,
увидели остановившиеся телеги и зарубленных топорами волов. Фургоны
раскрыты, и груз раненых больше не груз, а снег уже начал заметать пятна
крови.
Бранд, как ледяной тролль, носился из конца в конец колонны. Он
повернулся к оказавшемуся рядом Шефу:
- Они считают, что мы погибли, - рявкнул он. - Но станет светло, и я
им преподам урок, даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни.
Шеф смотрел на него, убирая снег с глаз.
- Нет, - сказал он. - Ты думаешь как карл, карл Армии. Но Армии
больше нет. И мы должны перестать думать как карлы. Думать надо, как
последователи Отина, организатора битв. Ты ведь таким меня считаешь?
- И каковы будут приказы, маленький человек? Маленький человек, ни
разу не стоявший в боевой линии?
- Созови капитанов, всех, кто услышит. - Шеф начал быстро чертить на
снегу.
- Мы пройдем через Эскирк, вот здесь, прежде чем станет много снега.
Сейчас мы в короткой миле севернее Риколла. - Кивки, понимание. Район
вокруг Йорка хорошо известен, здесь проходили основные рейды.
- Мне нужна сотня отборных воинов, молодых, легких на ногу, еще не
уставших. Им нужно пройти вперед и захватить Риколл. Пусть возьмут
несколько пленных - они нам понадобятся, остальных прогонят. Там мы
проведем ночь. Там всего пятьдесят хижин и церковь. Но если потеснимся,
сумеем все укрыться на ночь.
- Еще одна длинная сотня разобьется на четыре группы и пойдет с
флангов - впереди и сзади. Англичане не станут нападать, если поймут, что
их могут изрубить. Пусть сотня идет без плащей и греется на бегу. А
остальные просто идут вперед и тащат телеги. Как только доберемся до
Риколла, с помощью телег закрыть все проходы между хижинами. Все мы и быки
- внутри кольца. Разведем костры, поставим палатки. Бранд, отбери людей,
пусть начинают.
Два напряженных часа спустя Шеф сидел за столом в зале длинного дома
тана Риколла и смотрел на престарелого седого англичанина. Дом был забит
викингами, они сидели на корточках или лежали на полу, становилось жарко,
их промокшая одежда парила. Как и было приказано, никто не обращал
внимания на происходящее.
Между двумя говорившими на грубом столе стоял кувшин с пивом. Шеф
глотнул пива, посмотрел на человека перед собой: похоже, тот не потерял
рассудка. На шее у человека железное кольцо.
Шеф протянул ему кружку.
- Ты видел, как я пил, и знаешь, что это не яд. Давай, пей. Если бы я
хотел повредить тебе, были бы другие возможности.
Глаза тролла расширились, когда он услышал беглый английский. Он взял
кружку, сделал большой глоток.
- Кто твой господин? Кому ты платишь налог?
Прежде чем заговорить, тот прикончил пиво.
- Большей частью земли владеет тан Эднот, он подчиняется королю Элле.
Тан убит в битве. Остальное принадлежит черным монахам.
- Ты платил налог в последний Михайлов день? Если нет, надеюсь, ты
припрятал деньги. Монахи жестоки с неплательщиками.
Тень страха, когда Шеф заговорил о монахах и их наказаниях.
- Если на тебе ошейник, ты знаешь, как поступают монахи с беглецами.
Хунд, покажи ему свою шею.
Хунд молча снял подвеску Идунны и протянул ее Шефу, потом отвел
воротник рубашки и показал мозоли и рубцы, образовавшиеся от ошейника.
- Были тут беглецы? Люди, говорившие об этом? - Шеф взвесил в руке
подвеску, вернул ее Хунду. - Или с такими. - Он указал на Торвина,
Вестмунда, Фармана и других жрецов, теснившихся поблизости. Повинуясь его
жесту, они молча показали свои символы.
- Если были, наверно, они говорили, что таким людям можно доверять.
Раб опустил глаза, задрожал.
- Я добрый христианин. Я ничего не знаю о языческих...
- Я говорю о доверии - не о христианстве и язычестве.
- Вы, викинги, обращаете людей в рабство, а не отпускаете на свободу.
Шеф протянул руку и постучал по железному ошейнику.
- Не викинги одели его на тебя. Во всяком случае я англичанин. Ты
разве этого не понял по моей речи? Теперь слушай внимательно. Я отпущу
тебя. Скажи тем, что там, в ночи, чтобы прекратили нападения, потому что
мы не враги им, их враги по-прежнему в Йорке. Если они позволят нам
пройти, никому не будет причинено вреда. И расскажи своим друзьям об этом
знамени.
Шеф показал на противоположный конец дымной комнаты, где сидело
несколько армейских шлюх, одна из них поднялась и развернула флаг, который
они торопливо сшивали. На фоне красного шелка, взятого с телеги с
награбленным, серебряной белой нитью был вышит кузнецкий молот с двойной
головкой.
- Другая армия, та, которую мы оставили, идет под флагом с черным
вороном, птицей-стервятником. Это символ пыток и смерти для христиан. А
наш знак - символ мастера, создателя. Скажи всем об этом. И я покажу тебе
на примере, что может сделать молот. Мы снимем с тебя ошейник.
Раб дрожал от страха.
- Нет, когда вернутся черные монахи...
- Они предадут тебя ужасной смерти. Помни об этом и расскажи
остальным. Мы предлагаем тебе свободу, мы, язычники. Но страх перед
христианами держит тебя в рабстве. А теперь иди.
- Я попрошу об одном. В страхе. Не убивай меня за эти слова, но...
твои люди опустошают амбары, забирают наши запасы на зиму. Если вы это
