сородичей? Своего отца? Взгляд его был скорее благодарным, чем
испуганным или враждебным. Шеф не хотел бы, чтобы пришлось убивать
его.
Дверь хижины, как и дверь коптильни, представляла собой кожаный полог,
по-видимому, из лошадиной шкуры. Следует ли им осторожно приподнять
его или же разрубить и ворваться внутрь? Кутред таких сомнений не
испытывал. Он безмолвно показал Шефу взяться за верх полога, а сам взял
меч и его острым как бритва лезвием по очереди перерезал все петли. Полог
свободно повис в руках Шефа. Кутред кивнул.
Как только Шеф отбросил полог, Кутред с занесенным мечом ворвался
внутрь. И замер в неподвижности. Шеф вошел следом. В хижине не было
никого, но она не была необитаемой. Слева располагалась, по-видимому,
главная комната, с грубым столом в центре и стоящими вокруг него
табуретами из деревянных обломков кораблекрушений. Размер табуретов был
гигантским. Шефу пришлось бы карабкаться, чтобы посидеть на таком. В
дальнем углу чернеющий проход вел, казалось, прямо в скалу. Все
помещение освещалось фитилем, плавающим в каменной чаше с маслом.
Возможно, все обитатели спали. Наверняка была уже полночь, хотя небо
оставалось светлым. Но Шеф заметил, что в середине лета норманны почти
утрачивают ощущение времени, спят, когда захочется, и спят очень мало, как
будто бы откладывают сон на долгую зиму. С Потаенным Народом дело,
наверное, обстоит так же.
Однако справа от них находилась не иначе как спальня, в которую вел еще
один узкий проход. Шеф приготовился к возможному смертельному удару и,
занеся копье, проскользнул через дверной проем. Да, спальня, две кровати,
как полки в скале, для тепла набросаны кожи и меха. Шеф подошел ближе,
чтобы убедиться, что меха - это меха животных, а не серая шерсть троллей.
Нет, здесь никого нет.
Когда он повернулся, чтобы подать знак Кутреду, от страшного треска душа
у него ушла в пятки. Он прыгнул вперед - посмотреть, что случилось. В
центре соседней комнаты, позади перевернутого стола, Кутред сошелся в
неистовой схватке с троллем.
С троллихой. Она тоже носила что-то вроде юбочки, но груди прикрывала
лишь серая шерсть, длинные волосы струились по спине, как лошадиная
грива. Она пряталась внутри каменной ниши, выскочив, когда Кутред
подошел близко. Одной рукой она ухватилась за шип его круглого щита, а
другой держала запястье руки с мечом. Парочка раскачивалась взад и вперед,
Кутред старался высвободить оружие, троллиха пыталась отвести его в
сторону. Неожиданно ее зубы щелкнули в опасной близости от лица Кутреда.
Шеф так и застыл, на мгновенье изумившись силе женщины. Кутред
вкладывал в борьбу все свои силы, с яростным хрипением наседая на
троллиху, на руках его надулись неимоверные мышцы. Дважды он отрывал ее
от земли, с легкостью поднимая две сотни фунтов, но она каждый раз
вырывалась.
Потом, когда она внезапно рванулась вперед, Кутред отлетел назад, и,
набрав ход, она ударила его пяткой под лодыжку и подсекла его. Оба рухнули
на пол, троллиха сверху, меч и щит Кутреда полетели в сторону. Мгновеньем
позже троллиха выхватила из-за пояса каменный нож и потянулась к горлу
Кутреда. Он одной рукой перехватил ее запястье, и снова они застыли в
отчаянном, но безрезультатном состязании силы.
Копье застревало в узком проходе. Пока Шеф боком пытался выйти из
спальни, что-то заслонило тусклый наружный свет. Вернулся хозяин дома,
горный охотник. Он беззвучно проник через входную дверь, повернулся к
борющимся.
Даже ссутулившись, он задевал головой потолок. А руки его свисали почти
до самого пола. Плечи круглые и покатые, не квадратные, как у человека, но
при этом достигающие в размахе полной длины меча. Тролль повернулся
спиной к Шефу, не заметив его, потому что смотрел только на Кутреда и
троллиху.
Шеф поднял копье. У него была возможность нанести один-единственный
неожиданный удар, в хребет, или в почки, или под ребра в сторону сердца.
Такого не переживет даже гигант. Шеф помнил, что перед ним стоит людоед.
Но когда он замахнулся для удара, его переполнило ощущение неизбывной
мрачности этого места. Это чувство посетило его недавно, на горной тропе,
ощущение бесцветности, угрюмости и враждебности. Затем в видении Шефу
явился мир, умоляющий о спасении и облегчении, и бог с солнцеподобным
ликом даровал их; даровал то, что не было даровано ни Хермоту, ни Бальдру.
Железный наконечник копья близ его щеки излучал одновременно и жар и
какую-то усталость, желание воздержаться от убийства. Мир видел их слиш-
ком много. Пора остановиться, что-то изменить.
Ухватившаяся за грудь Кутреда троллиха внезапно головой вперед
полетела через комнату, рухнув в ноги тролля и заставив его отшатнуться,
чуть не напоровшись при этом на копье Шефа. Кутред отталкивал ее назад
так, что вся ее сила была направлена вперед, а потом опустил руки, схватил
ее за лодыжки и перекинул через голову. Он извернулся и утвердился на
ногах, с мечом в руке, пошел на тролля с усмешкой безжалостной ярости.
Тролль издал рев, подобный медвежьему, и отбросил троллиху со своего
пути.
Шеф стукнул древком копья по каменному полу и во весь голос крикнул:
- Стойте!
Оба тролля подпрыгнули и повернулись к нему, их глаза разбегались из-за
угрозы спереди и сзади. Шеф опять крикнул, на этот раз пробирающемуся
вперед Кутреду:
- Стой!
В этот самый момент маленький тролль, которого Шеф встретил на тропе,
вбежал через наружную дверь, обхватил большого тролля за колени и
разразился длинным потоком слов. Шеф вышел из узкого прохода в спальню,
широко развел руки и аккуратно поставил копье в уголок. Он подал знак
Кутреду, который помялся, но меч опустил.
А что тролли? Шеф взглянул на них в свете лампы, еще посмотрел, в
третий раз взглянул на старшего тролля, который в свою очередь озадаченно
на него таращился. С очень знакомым озадаченным выражением. Серый мех,
круглая голова, странная скошенная челюсть и массивные зубы. Но что-то
знакомое - что-то в бровях, в скулах, в посадке головы на толстой шее. Шеф
мягко подошел, взял огромную ладонь тролля, повернул и приложил к своей.
Так и есть. Могучие персты, кулак в два раза больше молочного кувшина.
- Ты похож на одного моего знакомого, - проговорил Шеф почти себе
под нос.
К его удивлению тролль широко улыбнулся, обнажив могучие клыки, и
ответил на сбивчивом, но понятном норвежском:
- Ты, наверное, говоришь про моего брата Бранда.
* * *
По словам Эхегоргуна - суть того, о чем он говорил, Кутред потом
пересказал Шефу за долгие вечера у очага, - Потаенный Народ некогда жил
много южнее, в Норвегии и в странах на юг от моря, которое Эхегоргун
называл Мелким, от Балтики. Но с течением времени климат изменился, и им
пришлось отступать вслед за льдами на север, причем им везде и всегда
наступали на пятки Слабаки, Хлипкие Людишки, Носящие Железо - у
Эхегоргуна имелось для них много названий. Люди, конечно, не
представляли собой угрозы - при одной мысли об этом Эхегоргун
рассмеялся, издавая горлом странные хриплые звуки. Но людей было много.
Они размножались со скоростью тюленей, сказал он, так же быстро, как
нерестящийся лосось. И в толпе они становились опасны, тем более что
использовали металл. По-видимому, обычаи Потаенного Народа восходили к
дням, когда металла еще не знали, когда все Прямоходящие - люди и
Спрятанные - использовали только камень. Но однажды у людей появились
металлы, сначала бронза - Эхегоргун называл ее красным железом, - а
потом и настоящее железо, седое железо, и былое равенство между видами -
если это были виды одного семейства - нарушилось. Эхегоргун бы с ним не
согласился, но Шеф начал подумывать, что быстрое размножение, которое
Эхегоргун так презирал и считал не вполне достойным разумных существ,
было как-то связано с металлами. Выковке железа из руды нельзя было
научиться просто так, это был результат знания, основанного на пробах и
ошибках, к которым подтолкнул первоначальный счастливый случай.
Недолго живущие существа, которым практически нечего терять, зато
имеющие сильное желание хоть как-то выделиться среди многочисленных
соперников, были более склонны тратить свое время на опыты, чем долго
живущие, долго взрослеющие, медленно размножающиеся люди Истинного
Народа, так они сами себя называли.
Так оно было или нет, в течение столетий Истинный Народ превратился в
Потаенный Народ, живущий в недоступных горах, искусно прячущийся. Это
не так уж трудно, сказал Эхегоргун. Истинного Народа кругом было гораздо
больше, чем думало большинство людей. Они не пересекались в
пространстве, да и во времени. Норвежцы в Галогаланде, сказал Эхегоргун,
дело особое, они жили в основном на побережье. Они часто плавали по
морским дорогам, по Северному Пути, от которого страна и получила свое
имя, они строили свои дома у фьордов, летом пасли скот на всех островках зе-
лени, которые им попадались. Редко их можно было встретить дальше чем в
нескольких милях от берега. Особенно потому, что забредшие в глубь страны
путешественники и охотники чаще всего не возвращались.
От финнов беспокойства было больше, они повсюду кочевали со своими
стадами оленей, со своими санями, луками и силками. Однако перемещались
они в основном летом и в дневное время. Зимой они оставались в своих
шатрах и домах, совершая лишь редкие вылазки по привычным тропам, на
которых с ними легко было разминуться. Снега и льды, темнота и высокие
горы принадлежат им, говорил Эхегоргун. Они люди Мрака. А как насчет
человека, который висит у них в коптильне, спросил Шеф вечером первого
дня знакомства.
Эхегоргун отнесся к вопросу серьезно. Все дело в тюленьих шхерах, сказал
он. Хлипким следует держаться подальше от них, хотя бы от тех, которые
тролли считают своими. Шеф постепенно понял, что Эхегоргун, как и
остальные люди его народа, был почти таким же хорошим пловцом, как и
белые медведи, которых нередко находят спокойно куда-то плывущими вдали
от какого бы то ни было берега. Шерсть предохраняла его от холодя и была
водонепроницаема, как шкура тюленя. Любой из взрослых троллей мог
спокойно проплыть пару миль в ледяной воде до ближайшего острова, чтобы
оглушить дубинкой тюленя или загарпунить моржа. Их рацион состоял из
морских млекопитающих. Они не любили, чтобы сюда приходили Хлипкие,
поэтому отпугивали их, внезапно нападая из засад. Истории о серой руке,
переворачивающей лодки, были правдивы. Что касается обычая закоптить и
съесть жертву - Эхегоргун пожал плечами. Он не видел ничего страшного в
том, чтобы съесть своих возможных убийц. Хлипкие могут не есть
Потаенный Народ, но они тоже убивают его, по каким-то своим причинам, а
то и без причин, но не потому, что Спрятанные отнимают у них пищу. Так кто
же хуже?
Во всяком случае, можно было обойтись без распрей и смертоубийства,
если и те и другие держались по свою сторону от известной линии.
Неприятности, конечно, могут возникать во время голода. Если зерно не уро-
дится - Эхегоргун считал, что так и должно происходить каждые три года из
десяти, - тогда Хлипкие начинают с отчаяния ходить на охоту в шхерах. Не
ешьте зерно, вот ответ для них, не размножайтесь так быстро, чтобы
приходилось полагаться на случайную пищу. Но настоящие северяне,
настоящие северяне среди людей, подчеркнул Эхегоргун, не допускают,
чтобы дело заходило так далеко. Они знают свое место и знают место
троллей. Люди, которых он убил, все были пришельцами, они нарушили
установленные за века границы.
- Как человек, который оставил это? - спросил Шеф, показывая взятое в
коптильне копье.
Эхегоргун взял копье, ощупал, задумчиво понюхал металл своими
огромными расширяющимися ноздрями.
- Да, - сказал он. - Я его помню. Ярл трондцев, что живут в Тронхейме.
Глупый народ. Все стараются перехватить финскую дань и торговлю с
финнами, отобрать их у Бранда и его родичей. Он пришел сюда на корабле. Я
плыл за ними, пока они не высадились на остров, он и двое других пошли
