* * *
Команда Квикки пыталась приготовить зимний эль летом. Неизгладимое
впечатление произвел на них крепкий напиток, которым угощали в Каупанге,
а в Гула-Тинге им удалось в складчину купить его целый бочонок. Теперь он,
конечно, кончился, но времени было хоть отбавляй, и Удд изложил свои
предположения.
- Чтобы сделать зимний эль, - заявил он, - из эля вымораживают воду,
и то, что остается, становится крепче.
Одобрительные кивки и общее согласие.
- Так вот, пар - это вода, - последнее положение вызвало некоторые
споры, но всем случалось видеть поднимающийся от сырой земли пар и как
испаряются капли пота, попавшие на раскаленное железо. - Значит, если мы
будем нагревать пиво, пока из него не выйдет пар, мы удалим из пива воду
точно так же, как если бы вымораживали ее. Это не будет зимний эль. Это
будет что-то вроде летнего пива.
- Но оно станет крепче, - сказал Квикка, желающий уточнить самое
главное обстоятельство.
- Верно.
Ребята разжились большой кадкой пива - львиной долей скудного урожая
ячменя на Храфнси, который шел в основном на пиво, а не на еду, -
половину вылили в самый большой медный котел, который смогли достать, и
нагрели его на медленном огне, стараясь не прожечь днище. Постепенно
густое варево начало пениться, пар от него заполнил всю пивоварню с
толстыми стенами и низкой крышей. Два десятка мужчин и полдюжины
женщин набились в нее одновременно, прислуга катапульты и так
называемые носящие kraki - те, кто был спасен из рабства во время перехода
через Уппланд.
Удд внимательно наблюдал за всем, командовал костровыми, с помощью
самого большого половника отбивался от преждевременных попыток
попробовать продукт. Наконец, оценив уровень жидкости в котле, он пришел
к выводу, что почти половина пива испарилась. Два человека острожно сняли
котел с огня и поставили охлаждаться.
За несколько месяцев Удд приобрел некоторые простейшие навыки
обращения с людьми, достаточные, чтобы сообразить предоставить честь
первой пробы Другому, и притом тому, кто смог бы это оценить. Он прошел
мимо Квикки и Озмода, признанных главарей команды, и позвал одного из
недавно спасенных, большого молчаливого человека, в котором освобожден-
ные, но по-прежнему испытывающие почтение к знатности англичане
подозревали бывшего тана короля Бургреда, имевшего несчастье попасться
викингам в рабство.
- Кеолвульф, - сказал Удд, - думаю, что ты привык к доброй выпивке.
Подойди и попробуй это.
Бывший тан подошел к котлу, взял протянутую ему деревянную кружку,
понюхал напиток, отхлебнул, подержал жидкость во рту, прежде чем
проглотить ее
- И как на вкус? - взволнованно спросил Карли - Так же хорошо, как в
последней бочке?
Кеолвульф помедлил, чтобы придать своим словам больше веса.
- На вкус, - сказал он, - это как вода, в которой помыли прошлогоднее
затхлое зерно. Или как очень-очень жидкая позавчерашняя каша.
Квикка выхватил у него сосуд, тоже присосался и опустил кружку с
выражением полного разочарования
- Ты ошибся, Кеолвульф, - сказал он. - На вкус это как комариная моча.
Пока другие кружками зачерпывали варево, чтобы подтвердить эту
нелицеприятную оценку, Удд с раскрытым ртом смотрел на котел, на очаг, на
пар, осевший на прозрачной пленке, которая закрывала окно вместо стекла
- Вся крепость была здесь, - бормотал он - Теперь ее здесь нет. Должно
быть, она ушла вместе с паром Но когда пиво замораживаешь, она не уходит
Лед и пар различаются. Лед - это вода. А пар, значит, что-то другое, - он
испытующе провел по запотевшей пленке пальцем, лизнул его. - Нужно
брать не остаток пива, - заключил он, - а уходящий из него пар. Но как
собрать пар? - и Удд задумчиво уставился на медный котел.
* * *
Шеф, утомленный и изнервничавшийся, решил провести остаток дня в
парной бане. Это была маленькая деревянная хижина на краю мола, ведущий
от нее помост нависал над глубокими водами фьорда, который выходил в
гавань Храфнси. Каждый день раскаленные камни доставали из ямы, в
которой всю ночь поддерживался огонь, тачками перевозили их в баньку, и
там они лежали, часами источая жар. Для тех, кому было нечем заняться, или
для уставших от работы стало привычным делом приходить в баньку и сидеть
здесь по часу и больше, поливая камни водой и время от времени выбираясь
на пирс, чтобы окунуться в студеную воду.
Войдя в темную парилку, Шеф понял, что в ней уже кто-то есть, сидит на
одной из лавок. Всмотревшись в полумрак, он в луче света от приоткрытой
двери разобрал, что это Кутред, который сидел не голым, как все остальные, а
в рваных шерстяных подштанниках Шеф помялся и вошел. Он не знал
никого, кто бы охотно посидел в темноте рядом с Кутредом, но интуиция под-
сказывала ему, что бояться нечего. Кутред не забыл, даже в своем безумии
берсерка, благодаря кому освободился от мельничного жернова. Вдобавок,
услышав, что Шеф его узнал и что Шеф участвовал во всей истории с самого
ее начала, с захвата в плен Рагнара, он объявил, что считает их судьбы
связанными между собой.
Они вместе немного посидели в темноте, и вдруг Шеф понял, что Кутред
начал говорить, тихо, чуть ли не про себя. Кажется, речь шла о Бранде.
- Здоровенный он парень, - бурчал Кутред. - Но размеры это еще не
все. Знавал я некоторых почти таких же крупных и одного-двух даже повыше
ростом. В шотландце, которого я убил, было в длину семь футов, я измерил.
Хотя он был тонкокостный. Нет, не из-за размеров меня достает этот сукин
сын, просто он весь неправильный. У него кости не такие. Посмотри на его
ручищи, они в два раза больше моих. И его глаза. Его надбровья. Протянулась
рука, прошлась по бровям Шефа, и голос продолжал: - Смотри. У
нормальных людей ничего нет под бровями, только глазницы. Я не смог
пощупать его брови, не мог подойти близко, но я смотрел очень внимательно.
У него здесь костяной гребень, его надбровья выдаются вперед. - А его
зубы! - Снова протянулась рука, оттянула нижнюю губу Шефа. - Смотри, у
большинства людей, почти у всех, верхний ряд зубов заходит на нижний.
Когда ты кусаешь передними зубами, верхние заходят на нижние как нож-
ницы. А у него зубы не такие. Я долго присматривался и понял, что его зубы
подходят краешек к краешку, они вообще не заходят друг за друга. Когда он
кусает, это получается как топором по кирпичу. А его коренные зубы, должно
быть, настоящие жернова. С ним что-то очень странное. И не только с ним, а
вообще со всеми тут. Все его родичи такие. Но он хуже всех. И еще одна
вещь. Он что-то прячет здесь поблизости. Ты знаешь, господин, - Кутред
впервые показал, что узнал собеседника, - ты знаешь, в эти дни я много
ходил на веслах по окрестным водам.
Шеф кивнул в полутьме. Кутред действительно плавал на маленьком
двухместном челноке, который у кого-то одолжил, если не отобрал. У всех
вызвало только облегчение, что его подолгу не бывает поблизости.
- Так вот, сначала я обошел вокруг всего острова, затем прошел вдоль
берега на юг, а потом на север, но немножко, потому что дело было к вечеру.
И когда я в тот раз вернулся, они все меня ждали на пристани. Бранд и
четверо его родичей, с копьями, топорами, в доспехах, словно приготовились
к распре.
Ну, меня это, конечно, сразу взбесило. Но я ведь не такой сумасшедший,
как они все думают. Я-то уверен, что в тот день они только этого от меня и
ждали. Но я спокойненько вышел из лодки и подошел прямо к Бранду, так
что, начнись что-нибудь, он был бы у меня в руках - и он понял, что я делаю.
- А теперь слушай, - очень аккуратно сказал мне Бранд. - Я не хочу
тебе плохого, но я должен тебя предупредить. Катайся на своей лодке. Это
можно. Катайся где хочешь - вокруг острова, сходи к тюленьим шхерам, на
юг, в любое место. Но не на север.
- Я только что был на севере, - ответил я. - Ничего такого я там не
видел.
- Ты не успел зайти достаточно далеко, - сказал он. - Ты дошел только
до Нэстифьорта, так называют ближайший большой фьорд на севере. Туда
можно. Обычно. Следующий фьорд - Мидфьорт. Туда тебе заходить не
нужно.
- А следующий фьорд? - спросил я и толкнул его легонько.
И тут зубы у него клацнули, как волчий капкан. Наконец он выдавил:
- Тебе не нужно вообще об этом знать. Держись от этого подальше.
- Звучит странно, - согласился Шеф. - В конце концов, они ведь сами
ходят на север достаточно часто, чтобы найти финнов и собрать с них дань.
Они говорят, что на самом деле на север отсюда уже никто не живет, по
крайней мере, из норманнов, одни финны. Но, кажется, они прекрасно знают,
что там находится.
- Да, но когда корабли идут на север, - ответил Кутред, - они забирают
мористее береговых шхер. Я тут пробовал поразузнать, что сумею, а Марта
для меня расспрашивала женщин. На север отсюда, на побережье, где шхеры
- там запретная страна. Не знаю почему. Они что-то скрывают. Когда я
уходил, после того как они меня предупредили, я услышал - один из
родичей Бранда сказал ему кое-что, старался его успокоить. "Да пусть себе
ходит, - сказал он, - невелика потеря". Так что они действительно хотели
предостеречь меня от чего-то, что считают очень опасным. Но все равно они
не хотят об этом говорить.
Хриплый голос Кутреда постепенно перешел к перечислению оскорблений
и обид, которым он подвергался, когда был прикован на мельнице. Мужчины
и женщины, которые издевались над ним, ужасающие холода горной зимы, и
как он пытался залепить ставни грязью, как ставни все время распахивались,
как в окнах появлялись лица, как они трясли дверь, чтобы ночью добраться до
него...
Расслабившись в тепле. Шеф мало-помалу забыл о своих неотступных
заботах, забыл о Бруно, Альфреде, Сигурде и Олафе, о мертвом Харальде и о
Рагнхильде, да и о Годиве тоже. Голова его откинулась в уголок, опираясь на
пахнущую сосновой смолой стену, и Шеф погрузился в неспокойный сон.
* * *
Он по-прежнему был в темноте, но в темноте другой - не теплой и
ароматной, уютной темноте, которую покинул, а в темноте холодной,
безмолвной, пахнущей землей и плесенью, и он оказался не в помещении. Это
была дорога, а он ехал по ней верхом, несся какой-то сверхъестественной
рысью, сильными раскачивающимися волнами, словно у лошади было больше
ног, чем положено.
Это Слейпнир, понял Шеф, восьминогий конь Отца богов. Однако он,
всадник, в которого Шеф воплотился в своем сне, не был Отцом Всего
Сущего. Шеф смог разобрать, что это за существо, это не бог, а человек.
Человек безумный, вроде Кутреда, но без тех оснований, что были у
Кутреда. Главное чувство, которое он испытывал - испытывал все время,
- была веселая ярость, желание встретить и преодолеть препятствия.
Воспоминания его были сплошной сумятицей сечи, топота копыт, рубящих и
колющих ударов, их перемежали лишь периоды хмельного забытья.
Опьянения от медов Одина. На Слейпнире, подсказал кто-то Шефу, едет
Хермот. Это имя он встречал раньше. Имя ратоборца, которое выкрикивали
и прославляли в конце долгой дневной битвы в Вальгалле. Победитель этого
дня, лучший из всего воинства Одина, Эйнхериара, возвращающегося в
чертог с волшебно исцеленными смертельными ранами, чтобы вечером
пировать перед завтрашней битвой. Хермот побеждал чаще, чем кто бы то
ни было, чаще, чем Сигурд Фафнисбани, чем Бьотвар Бьярки. Потому его и
выбрали для такого поручения, самого важного из всех, которые Один давал
своим героям.
Вернуть Бальдра к жизни. Воспринимающему все это разуму Шефа
немного было известно о мертвом боге Бальдре; слышал его историю от
Торвина. Теперь он воспринимал ее не как рассказ, а как череду
вспыхивающих картин. Бальдр, сын Одина, прекраснейший из богов. Не
просто красивый, а прекраснейший, хоть он и был мужчиной. Шеф не мог
увидеть его лица, лишь проникающее через разум Хермота ослепительное
сияние, исходящее от божественного тела.
Так прекрасен был Бальдр, что боги, страшась когда-нибудь потерять его,
