свой жезл и пытающийся что-то крикнуть, упал, рассеченный от шеи до
живота. Поскольку сабля застряла в теле, Кутред впервые воспользовался
своим щитом, чтобы отразить удар второго марешаля, сбил его с ног и,
выхватив меч погибшего, отрубил второму ногу по колено. Затем он снова
атаковал, без задержки и колебаний ринувшись на сторонников Вигдьярфа,
стоявших около храма.
Навстречу ему полетело копье, тяжелое боевое копье, брошенное со всей
силы с расстояния в десять футов. И точно в центр груди. Кутред заслонился
своим бронированным щитом. Копье ударилось в него, но не пробило, щит
был отброшен в сторону, а само копье отскочило, как это произошло и с
копьем Шефа на испытаниях щита.
Вопли удивления и испуга, а затем все, кто еще оставался на площади,
разом побежали с нее. Кутред ринулся на них, рубя отставших, в воздухе
неслись крики "Берсерк! Берсерк!".
- Ну вот, - сказал Бранд, оглядывая вдруг опустевшую площадь. -
Думаю, если мы сейчас поедем себе потихоньку... Вот только соберем всякие
полезные вещи, что валяются здесь, например, этот меч - ведь он тебе,
Вигдьярф, больше не нужен, правда? Для настоящего dreng'а ты всегда был
немножечко слишком жесток с женщинами, так я считаю. И вот пришла твоя
смерть.
- Разве мы не собираемся поднять бедного Кутреда? - негодующе
спросила Эдтеов. - Ведь он всех нас спас.
Бранд неодобрительно покачал головой:
- Думаю, лучше бы нам с ним не связываться.
Кутред недвижно валялся в грязи в пятидесяти ярдах вниз по ведущей из
городка улице, рядом с ним лежали Две отрубленные головы, руками он
вцепился в их длинные волосы. Шефа вдруг подтолкнул Ханд, который
изумленно уставился на левое бедро берсерка, куда пришелся мощнейший
удар Вигдьярфа.
Очень глубокий разрез, длиной в шесть дюймов, в глубине его виднелась
белая кость. Но подобно разрезу в неживом мясе, лишь легкие следы крови.
- Как это получилось? - вопрошал Ханд. - Как может человек не истечь
после этого кровью? Бегать с разрезанными мышцами?
- Я не знаю, - сказал Бранд, - но я видел такое и раньше. Это и делает
берсерка берсерком. Говорят, будто сталь их не берет. Берет, еще как берет.
Но они этого не чувствуют. Некоторое время. Что ты делаешь?
Ханд, достав иглу и нить, сделанную из кишок, начал зашивать края
разреза, сначала приметал их, потом вернулся и прошелся мелкими стежками,
как заправский портной. В это время кровь начала сочиться, а потом и
струиться из раны. Он закончил шить, забинтовал ногу, перевернул раненого
и закрыл ему веки.
Удивленно покачал головой.
- Кладите его на лошадь, - распорядился Ханд. - Он должен был уже
умереть. Но, по-моему, он всего лишь крепко спит.
Чтобы избавиться от отрубленных голов, ему пришлось взяться за нож и
отрезать волосы, крепко зажатые в кулаках Кутреда.
* * *
- Да, - сказал Бранд рассудительно. - Существует уйма рассказов про
берсерков. Хотя сам я большинство из них не принимаю всерьез.
Они вот уже несколько дней ехали вдоль горного хребта, сначала тропа
вела вверх, потом недолго по относительно ровным местам, а теперь начался
спуск, который обещал тянуться дольше, чем подъем. Справа от них
открывались долины со сверкающими реками и островками свежей зелени.
Слева уклон был круче, там росли сосны и ели, а впереди виднелись снова и
снова подъемы и спуски тропы, да цепи синих гор далеко впереди. Воздух,
холодный и резкий, и в то же время живительный, был напоен ароматом хвои.
Позади Бранда с Шефом и присоединившегося к ним любопытствующего
Ханда вереница лошадей растянулась на сотню ярдов, часть отряда ехала
верхом, часть шла пешком. Людей стало больше, чем неделю назад, когда они
вышли из Флаа. К едущим по опустевшей вдруг при их приближении
местности англичанам то и дело присоединялись люди, выходящие из придо-
рожных лесов на дорогу или к разведенным на привале кострам, - беглые
рабы в железных ошейниках, по большей части англичане. Привлеченные
слухами об отряде свободных людей, движущемся через страну под
водительством гиганта и одноглазого короля и под охраной безумного
берсерка, принадлежащего к их собственному наряду. В большинстве
приходили мужчины, и далеко не все из них трэли и керлы от рождения. Что-
бы сбежать от хозяина в чужой стране, требуется решимость и мужество,
свойственные английским танам и воинам - викинги при случае охотно
обращали их в рабство, ценя за силу. После недолгих споров Шеф согласился
принимать всех, кому удалось добраться до отряда, хотя он не стал бы
специально обыскивать хутора и заставлять собственников освобождать
рабов. Мужчины, да и женщины, которым удалось сбежать от норманнов,
могли увеличить боевую мощь отряда. Надежды пройти по стране
незамеченными больше не оставалось.
- Кое-кто говорит, что на самом деле слово означает bare-sark, -
продолжал Бранд. - То есть "простые рубахи" - потому что они всегда
дерутся в одной рубахе, без доспехов. Я полагаю, вы видели нашего безум-
ного друга, - он ткнул большим пальцем назад, где Кутред, на удивление
быстро оправившийся, ехал верхом. Его лошадь окружали те, чье присутствие
он мог выносить. - Никакой защиты и никакого желания защищаться. Если
бы мы одели его в доспехи, я уверен, что он сорвал бы их с себя. Так что bare-
sark - неплохое объяснение. Другие же говорят, что на самом деле это
значит bear-sarks, "медвежьи рубахи". Потому что они как медведи - если
уж полезет, ничем его не испугаешь. Но многие считают, что берсерки и
впрямь, - Бранд опасливо огляделся и понизил голос, - нелюди с одной
кожей, как Ивар Бескостный. Они, когда на них находит, принимают другое
обличье.
- Ты хочешь сказать, они вервольфы? - спросил Шеф.
- Да, were-bears, - ответил Бранд. - Но это чепуха. Во-первых, перемена
обличья - дело наследственное. А берсерком может стать каждый.
- А нельзя этого добиться каким-нибудь зельем? - спросил Ханд. - По-
моему, есть несколько трав, от которых человек перестает быть самим собой,
например, думает, что он медведь. Скажем, капелька сока белладонны, хотя в
больших количествах это смертельный яд. Говорят, сок белладонны можно
смешать со свиным жиром и растираться этой мазью. От этого людям
начинает казаться, что они вышли из своего тела. Есть и другие травы с таким
же действием.
- Может быть, - сказал Бранд. - Но ты ведь знаешь, что с нашим
берсерком было не так. Он ел то же самое, что и мы, и был вполне безумен
еще до еды. Не думаю, что это так уж трудно понять. Некоторые люди любят
драться. Я и сам люблю - сейчас, может быть, поменьше, чем когда-то. Но
раз ты любишь и привык драться, и у тебя получается, шум и крики тебя
возбуждают, ты ощущаешь, как что-то распухает внутри тебя, и в этот момент
чувствуешь себя в два раза сильнее и в два раза стремительней, чем обычно,
ты начинаешь действовать раньше, чем поймешь, что делаешь. С берсерком
бывает нечто похожее, только намного сильнее. И по-моему, до этого
доходишь, только если у тебя есть особая причина. Потому что большинство
людей, даже в пылу боя, где-то глубоко внутри себя помнят, каково
пропустить удар, и что не хочется вернуться из боя калекой, и как выглядят
твои друзья, когда ты зарываешь их в могилу. Поэтому они носят доспехи и
пользуются щитом. А берсерк все это забывает. Чтобы стать берсерком,
нужно, чтобы тебе не хотелось жить. Ты должен ненавидеть себя. Я знавал
несколько таких людей - родившихся такими или ставших такими. Мы все
знаем причину, почему Кутред ненавидит себя и не хочет жить. Он не может
вынести позора из-за того, что с ним сделали. Он счастлив, только когда
вымещает это на врагах.
- Ты, значит, думаешь, что и в других берсерках, которых ты знал, тоже
были какие-то изъяны, - задумчиво проговорил Шеф. -Но не в их теле.
- Именно так было с Иваром Рагнарссоном, - подтвердил Ханд. - Его
прозвали Бескостным из-за его импотенции, он ведь ненавидел женщин. Но с
его телом все было в порядке, я сам видел. Он ненавидел женщин за то, чего
не мог сделать, а мужчин - за то, что они могут то, чего он не может.
Наверное, то же самое и с нашим Кутредом, только его таким сделали, а не
сам он стал таким. Меня поразило, как быстро на нем заживают раны. Разрез
шел через все бедро и в глубь кости. Но рана не кровоточила, пока я не
перевязал ее, и зажила она, будто легкая царапина. Мне надо попытаться
попробовать его кровь на вкус, нет ли в ней чего-нибудь необычного, -
задумчиво прибавил он.
Бранд и Шеф с легкой тревогой переглянулись. Но тут же забыли обо всем.
Дорога, огибая пирамиду камней, резко свернула влево, и за поворотом мир,
казалось, раскололся надвое.
Там, далеко внизу, обширную долину окаймляла серебристая водная гладь.
Превышающая размерами все горные реки, она, расширяясь, уходила к
самому горизонту. Дальнозоркий моряк мог бы разглядеть на ней несколько
пятнышек.
- Море, - прошептал Бранд, подаваясь вперед и хватая Шефа за плечо. -
Море. И посмотри, там суда стоят на якоре. Это Гула-фьорд, а суда стоят в
гавани великого Гула-Тинга. Добраться бы туда - может быть, мой "Морж"
уже там. Если его не захватил король Хальвдан. Мне кажется - слишком
далеко, конечно, - но я почти уверен, что вон тот крайний корабль и есть
мой "Морж".
- Ты же не можешь с расстояния в десять миль отличить один корабль от
другого, - усомнился Ханд.
- Шкипер даже в тумане может узнать свой корабль за десять миль, -
возразил Бранд. Он ударил пятками по бокам своего усталого пони и пустился
вниз по склону. Шеф, подав отряду знак подтянуться, последовал за ним.
* * *
Они догнали Бранда, только когда тот совсем запалил своего усталого пони,
и с трудом уговорили его остановиться на ночлег в нескольких милях от Гула-
Тинга и гавани. Когда на следующее утро они, кто пешком, кто верхом,
приблизились наконец к раскинувшемуся на полмили невдалеке от города
скопищу палаток, землянок и шалашей, отравлявших атлантический бриз сво-
ими дымами, навстречу им вышла группка людей: не вооруженные воины в
расцвете сил, отметил про себя Шеф, это пожилые люди, некоторые даже с
седыми бородами. Представители общин из округи, находящейся под
властью тинга, и таны или ярлы, которые обеспечивали в ней мир и покой.
- Мы слышали, что вы все грабители и воры, - без лишних предисловий
начал один из них. - Если это правда, на вас может напасть и безнаказанно
убить любой, кто придет в наш тинг, и у вас здесь нет никаких прав.
- Мы ничего не украли, - сказал Шеф. Это было
правдой - он знал, что его люди таскали цыплят на каждом хуторе и без
зазрения совести варили баранью похлебку, но он считал, что такие пустяки к
делу не относятся. Как сказал Озмод, они бы заплатили за еду, если бы кто-
нибудь предложил ее купить.
- Вы украли людей.
- Эти люди были украдены раньше. Они пришли к нам по своей доброй
воле - мы их не искали. Если они сами себя освободили, кто может обвинять
их?
Люди из Гула-Тинга выглядели сбитыми с толку.
Бранд продолжал более примирительным тоном:
- Мы ничего не украли в границах вашего тинга и никоим образом не
нарушим его мир и покой. Смотрите, у нас есть серебро. Много серебра и еще
золото, - он похлопал по зазвеневшей седельной сумке, указал на браслеты,
сиявшие на руках у Шефа и у него самого.
- Вы обещаете не красть трэлей?
- Мы не будем красть и укрывать трэлей, - твердо заявил Бранд, сделав
Шефу знак помалкивать. - Но коль скоро любой человек, пришедший в
Гула-Тинг или уже находящийя в нем, выдвинет обвинение, что кто-либо из
нас является или когда-либо являлся его трэлем, мы выдвинем встречное
обвинение в совершенном против закона и справедливости захвате в рабство
свободных людей и предъявим иск за все оскорбления, побои, телесные
повреждения и прочий ущерб, последовавший в результате этого неправого
дела. Потребуем плату за каждый год, проведенный в рабстве, и за
упущенную в этот период законную выгоду. Более того...
