он во время поездок бежал впереди хозяина, чтобы построить на каждой
стоянке кров и еду. Пробежать в день сорок миль, утверждал Вилфи, для него
так же легко, как для другого человека - пройти двадцать. Лошадь ему не
нужна. Женщины могут ехать по две, или одна может ехать, а мужчины по
очереди будут бежать рядом с ее лошадью, держась за луку седла.
Ночной переход вышел длинным, утро никак не наступало. На рассвете
Бранд сделал привал, чтобы позавтракать, напоить из ручья лошадей и дать
горным пони возможность пощипать мягкую свежую травку. Рабы быстро
развели костер, растолкли зерно и сварили свою неизменную еду - кашу.
Вскоре они были готовы ехать дальше, в то время как Бранд все еще охал и
потирал затекшие мускулы ног. Когда он с удивлением осмотрел уже
выстроившуюся колонну, Озмод сказал ему с некоторым злорадством:
- Да ты запамятовал, начальник. Раб должен двигаться, хочется ему того
или нет. Это свободных приходится понукать, иначе они будут считать голод
и жажду или мозоли достаточной причиной, чтобы остановиться передохнуть.
Викинги, несмотря на то, что их перемещения казались ленивым армиям
христианского Запада обескураживающе стремительными, были скорее
моряками и лыжниками, чем наездниками. При всем своем рвении именно
Бранд задерживал отряд. Ни одна из лошадей не могла долго нести его
громоздкое тело. Во время длинного дня, который последовал за длинной
ночью, Озмод в конце концов взял начальство на себя, предложил, чтобы
каждый мужчина и каждая женщина по очереди бежали и ехали верхом, и
выделил Бранду двух лошадей, одну для езды, одну наготове, а на ровных по-
логих местах посоветовал ему бежать между лошадьми, огромными руками
ухватившись за седла.
- Успеем убежать? - спросил Квикка, когда они наконец остановились
второй раз, чтобы выпасти лошадей на густой траве. Остальные с волнением
ждали ответа. Бранд оглянулся, пытаясь оценить, откуда они тронулись в путь
и как далеко уже забрались.
- Думаю, да, - сказал он. - Мы двигаемся быстрее, чем я рассчитывал.
И в любом случае у нас есть преимущество, потому что Хальвдан не знает,
куда мы направились.
- Но ведь он найдет нас? - осведомился Квикка.
- Найдутся всадники, которые расскажут ему, кто и куда едет по его
землям. Но им придется сначала доскакать до него, получить приказ, потом
вернуться и попробовать его выполнить. Все это время мы будем ехать в
другую сторону. Еще два таких перехода, какие мы сделали, и мы выйдем за
границы Западного Фолда Это не помешает Хальвдану послать вслед за нами
убийц, но он уже не сможет обязать всех и каждого преграждать нам дорогу.
- Ну так не будем рисковать, - сказал Озмод. - Едва кони насытятся,
двинемся дальше.
- Нам же надо когда-то спать, - запротестовал Бранд.
-Но не в ближайшие дни. Когда начнем валиться с лошадей, тогда можем
и поспать. Или будем привязываться к седлам.
Отряд снова тронулся в путь, с натертыми седлами ногами и с урчащими от
голода желудками. Но никто не жаловался. Тон задавали женщины, резко
одергивая тех, кто выказывал малейшие признаки слабости.
Постепенно, однако, они стали понимать, что подлинная опасность
подстерегает их не сзади, а впереди. В горной малонаселенной Норвегии все
дороги естественно заворачивали на каждый близлежащий крестьянский
двор. Возможность для хуторян обменяться новостями, возможность для
странствующих торговцев продать ткани, вино или соль. Сначала Бранд на
каждом дворе торговал дополнительных лошадей, покупая одну здесь, другую
там, пока отряд не был полностью обеспечен лошадьми. И хотя он
немедленно платил полновесной серебряной монетой, крестьяне как будто
оставались недовольны.
- Я слишком тороплюсь, - объяснял Бранд. - Они хотят, чтобы я
рядился и торговался по полдня. Здесь никогда ничего не происходит. Они
любят все подолгу обмозговывать. Заплатить запрошенную цену и уйти - это
кажется им нечестным. И в любом случае они начинают задумываться, кто
мы такие. Девять коротышек с неправильным выговором, четыре женщины в
рабских одеждах, один человек и вовсе спит, - он показал на молчаливого
Шефа, - и я. Ясно, что они не доверяют нам. Я говорил тебе, я веду выводок
мышей через страну котов.
Первая неприятность случилась на следующий день после того, как Бранд
объявил им, что они вышли за пределы Западного Фолда. Они пересекли
небольшой водораздел и спускались по ущелью, с обеих сторон которого
струилась вода, их соскучившиеся в зимних стойлах лошади щипали зеленую
траву при каждом удобном случае. Отряд вошел, как делал это уже десятки
раз, на крестьянский двор, огороженный квадратом строений. Как только
хуторяне завидели вновь прибывших, они немедленно прекратили работу и
высыпали навстречу, скликая своих женщин и детишек, - посмотреть на
проезжих, перекинуться словечком с Брандом. Постепенно Шеф, чей ум еще
не освободился от воспоминания об умершем у него на руках ребенке,
заметил, что атмосфера встречи на этом хуторе чем-то отличается от прочих.
Люди здесь не были озадачены и недоверчивы, они выглядели довольными.
Видимо, пришли к какому-то выводу. Шеф огляделся повнимательней.
Сколько их тут? Столько же, сколько было вначале? А все ли его люди на
месте?
Внезапно из-за коровьего хлева послышался крик.
Кричали по-английски. Голос Эдит, самой молодой и привлекательной из
женщин. Ни слова не говоря, Квикка, Озмод и остальные похватали арбалеты
и побежали за хлев. За ними последовали Шеф, Бранд и местные.
За углом сарая они обнаружили двух норманнов, напавших на Эдит. Один
обхватил ее сзади, стараясь рукой зажать ей рот. Второй вцепился в ногу,
пытаясь ухватить свободной рукой и другую. Услышав за спиной шаги,
второй норманн отпустил Эдит и обернулся.
- Она к этому привыкла, - сказал он. - Посмотрите на нее. Просто сука,
рабыня. Все время только этим и занимается. Почему нам нельзя тоже
попользоваться?
- Она не рабыня, - рявкнул Озмод. - И она никогда не была твоей
рабыней.
- А ты-то кто такой? - с полдюжины крестьян обступили их кругом,
вклинились между Озмодом и вторым норманном, продолжавшим держать
Эдит. - У нее нет здесь прав. И у тебя нет. Раз я сказал, что ты раб, значит,
скоро им будешь.
Шеф протолкнулся вперед, заставил норманна встретиться с ним взглядом.
Он знал, что их отряд не был в опасности, по крайней мере пока не был. Он
слышал щелчки арбалетов, и хотя у крестьян имелись при себе топоры и
ножи, они бы не успели ими воспользоваться. Но если англичане пойдут на
это, даже если они убьют каждого, даже если убьют всех женщин и детей, как
это сделали бы викинги в Англии, все равно весть о служившемся разойдется
и поднимется крик и стон. Этих людей требуется как-то осадить. Но они-то
ведь по своей бестолковости решили, что наткнулись на слабаков.
- Оставьте нам только эту одну, - предложил норманн. - А вы,
остальные, можете ехать.
Эдит завизжала сквозь зажимающую рот руку, отчаянно забилась. Она
боится, что мы так и поступим, подумал Шеф.
Вперед вышел Бранд, снятый с седельной перевязи топор скользнул в его
могучую длань. Это было грозное Оружие, с ясеневой рукояткой в три фута
длиной, с изогнутым лезвием длиной в один фут. Железный обух был
инкрустирован извивающимися серебряными змеями, наваренное стальное
лезвие ярко отсвечивало на темном железе. Сзади обуха выходил длинный
шип, для балансировки и для обратных ударов. Это было оружие настоящего
ратоборца.
- Отпустите ее, - сказал Бранд. - Если не хотите Драться со мной. Все
сразу или по одному. Мне все равно с кем.
Норманн, который говорил первым, поглядел на него. Он не был так велик,
как Бранд - таких Шеф вообще не встречал, но лишний раз убедился, как
огромны все норвежцы. Этот был на добрых четыре дюйма выше самого
Шефа, намного шире в плечах и тяжелее.
Он обдумывает брошенный вызов, осознал Шеф. Стоит ли дело того?
Велика ли опасность?
Бранд подбросил топор в воздух, не глядя, принялся им жонглировать.
Норманн медленно кивнул:
- Ладно же. Торгейр, отпусти ее. Она того не стоит. На этот раз. Но кое-
кто подловит тебя, здоровяк, раньше, чем ты спустишься с гор. Тогда
посмотрим, почему ты бежишь с трэлями через Бускеруд. В тебе самом, на-
верно, кровь трэлей.
Шеф увидел, что сжимающие топорище пальцы Бранда побелели, но тот не
двинулся с места. Освободившаяся Эдит втиснулась в середину ожидавшего
со взведенными арбалетами отряда. Не спеша и не поворачиваясь к
противнику спиной, женщины, Бранд и англичане отошли к своим лошадям,
молча собрали пожитки. Две лошади исчезли, их успели украсть за время
короткой ссоры.
- Не стоит из-за этого шуметь, - сказал Бранд. - Просто уходим и не
останавливаемся.
Колонна потянулась мимо строений и навозных куч. Когда они вышли,
мальчишка швырнул в них комок грязи, к нему присоединилсь остальные,
бросая грязь и камни с издевательскими криками, которые сопровождали их
еще с полмили.
На ночлег в этот день устроились роскошней, чем когда бы то ни было,
расстелив свои немногочисленные одеяла и улучив время, чтобы сварить
купленную вчера солонину и сушеный лук. Но ели молча и беспокойно.
Часовые все время оставались на ногах, следя за дорогой в обоих
направлениях.
Когда все потянулись спать, Озмод и Квикка уселись рядом с Шефом и
безмолвным Брандом.
- Так нам далеко не уйти, - сказал Озмод. - Весть разнесется впереди
нас, по тропам, которых мы не знаем. У нас будут стычки на каждом дворе. А
если попадется деревня или город, будет еще хуже.
-Я говорил вам, - повторил Бранд, - как будто ведешь выводок мышей
через страну котов.
- Мы надеялись на нашего пса, - сказал Квикка.
Шеф, мгновенно встревожившись, взглянул на Бранда. Он неоднократно
видел, как Бранду бросали вызов или провоцировали его во время зимней
кампании в лагерях около Йорка и в Восточной Англии. Гораздо меньше
оскорбляя и задевая, чем в этот раз, и притом намного более грозные
противники, чем Квикка. Каждый раз следовал незамедлительный ответ с
печальным результатом: сломанная рука, оглушенный оскорбитель. Но сейчас
Бранд сидел недвижно, по-видимому, погрузившись в себя.
- Да, - наконец произнес он, - вы полагались на меня. И вы по-
прежнему можете на меня рассчитывать. Я дал слово, что проведу вас до
Гула-фьорда, и я сделаю все, что смогу, чтобы сдержать обещание. Но есть
одна вещь, которую вам необходимо узнать. Если я сам и не знал этого
раньше, то понял сейчас. В течение двадцати пяти зим я был воином. Начни я
перечислять людей, которых убил, или битвы, в которых участвовал, - ну,
это звучало бы как сага об одном из ратоборцев короля Хрольфа или о самом
старике Рагнаре Волосатой Штанине. За все это время никто не посмел
сказать, что я повернулся спиной и отступил, когда скрещиваются копья.
Он грозно огляделся:
- И вы это видели! Мне нет нужды здесь хвастаться. Но битва с Иваром
что-то отняла у меня. Меня много раз ранили, и не раз я был на краю
погибели. В душе, впрочем, я никогда не чувствовал, что погибаю. Но когда
Ивар отразил мой удар, и проткнул меня мечом, и я ощутил его клинок в
своем брюхе, я понял, что даже если выдержу и переживу этот день, то дня
через два
все равно умру. Я просто знал это. Все длилось не больше одного удара
сердца, но я никогда этого не забуду. Даже после того как Ханд заштопал мои
разорванные кишки, вылечил меня от лихорадки и выпустил гной. Сейчас я
так же крепок, как был когда-то. Но я не могу забыть то, что однажды
пережил. - Он снова поглядел на слушателей. - И понимаете, беда в том,
что здесь, в горах, где в каждом местечке есть свой ратоборец, да еще они все
время занимаются этим mannjafnathr, сравнением воинов, чтобы выяснить,
кто из них самый грозный, они могут об этом догадаться. Тот человек на
хуторе знал, что он мне неровня, он знал, что я убил дюжину таких сиволапых
прежде, чем у меня отросла борода. Но он ведь заметил, что сердце у меня к
драке не лежало. Если бы он еще чуть-чуть поразмыслил, он мог бы решиться
