который проснулся, должен работать или есть, или - иногда - развлекаться.
Так считали все, кого он знал. Что можно просто отдыхать, никому из них и в
голову не могло прийти.
Они заблуждались. Уже день и ночь, как он не поднимался с огромной
кровати, разве что для еды. И даже еду днем ему приносили рабыни. Никогда
он не чувствовал себя лучше.
Но, может быть, все дело в королеве. Днем она тоже приходила к нему
через краткие промежутки времени, настолько краткие, что раньше он счел
бы это невозможным. В суровом и унылом доме Шефа, где заправлял
сердитый Вульфгар, его набожный отчим, любовь была запрещена для всех
по воскресеньям, в канун воскресенья, в Рождественский и Великий пост, да
и во все другие церковные праздники тоже. Слуги, конечно же, нарушали это
правило, а тем более керлы, но делали это виновато, с оглядкой, в промежутке
между полевыми работами или между сном и пробуждением. Кого-нибудь
вроде королевы Рагнхильды деревенский парень не мог и в мечтах
вообразить.
То, что происходило с ним, тоже было выше его понимания. С удивлением,
учитывая, сколько он уже совершил, Шеф замечал, как его плоть начинает
снова крепчать при одном воспоминании о том, что он видел и ощущал.
Однако королева вернется не скоро - пойдет прогуляться вдоль берега,
сказала она. Лучше поберечь силы. Лучше снова уснуть в тепле и сытости. За-
крыв глаза и откинувшись на подушку из утиного пуха, Шеф мельком
подумал о Карли. Надо бы справиться, чем тот занимается. Одна из рабынь
должна это знать. Он не знает их имен. Странно. Похоже, что он, в конце
концов, начинает вести себя как настоящий король.
* * *
В своем сне Шеф, как бывало и прежде, очутился в кузнице. Это была не
явившаяся ему в одном из видений огромная кузница богов в Асгарде, но
схожая с ней, здесь тоже все свободное место было занято ящиками,
колодами, верстаками. На стене там и тут были прибиты дверные ручки.
Они потому здесь, вспомнил Шеф, что кузнец-то хром. В теле, в котором
он сейчас обитал, сохранилось воспоминание об острой боли, когда ножом
перерезали сухожилия, о смеющемся лице его врага Нитхада, об угрозах,
которые он расточал.
- Ты теперь далеко не убежишь, Вёлунд, с подрезанными-то жилами, ни
пешком, ни на лыжах, ты, лесной охотник. А перерезанные сухожилия
никогда не срастаются. Но руки твои целы, и у тебя остались твои глаза.
Так что работай, Вёлунд, великий кузнец! Работай на меня, Нитхада, делай
мне чудесные вещицы день и ночь. Потому что тебе не убежать от меня ни
по земле, ни по воде. И я обещаю тебе, хоть ты и муж Валькирии: если ты
не будешь каждый день отрабатывать свой хлеб, ты испробуешь плетки,
как последняя финская собака среди моих трэлей!
И Нитхад тут же связал его и в доказательство дал ему отведать вкус
кожаной плети. Вёлунд все еще помнил боль в спине, позор безответных
побоев, блеск в пристальном взоре королевы Нитхада. При этом на ее пальце
сверкало кольцо жены Вёлунда, потому что они его не только искалечили, но
и ограбили.
Шеф - ныне Вёлунд - помнил, как он яростно колотил по раскаленному
железу, не решаясь в таком настроении обрабатывать медь или серебро или
червонное золото, до которого Нитхад был особенно жаден.
Переваливаясь по кузнице, он увидел, что за ним наблюдают глаза. Четыре
глаза. Это два сынишки Нитхада пришли посмотреть на пламя горна, на
звонкий металл и сверкающие самоцветы. Вёлунд остановился, глядя на них.
Нитхад разрешил им разгуливать свободно, зная, что сбежать его раб
никогда не сбежит, и не заботясь, насколько тот жаждет мести. В
уверенности, что Вёлунд никогда не станет мстить, если не сможет
избежать ответной мести. По понятиям Севера это был бы дурацкий
проигрышный обмен, невыгодный и унизительный. Отмщение не может
быть отмщением, пока оно не полное и окончательное.
Высоко наверху, куда только могли его подтянуть могучие руки кузнеца,
лежали сделанные Вёлундом крылья - волшебные крылья для побега. Но
сначала месть. Полная и окончательная месть.
- Зайдите-ка посмотреть, - обратился Вёлунд к любопытным
мордашкам. - Взгляните, что тут у меня в ларце.
Он пошарил внутри, извлек золотую цепь, на каждом звене сверкали
самоцветы, складываясь в сложный красно-зелено-синий узор. - А вот на
это посмотрите, - на мгновенье он показал им шкатулку из моржового
бивня, с резьбой и серебряными инкрустациями. - Смотрите, там в ларце
еще много чего есть. Зайдите, посмотрите, что в ларце, просто загляните,
если смелости хватит.
Мальчики, взявшись за руки, осторожно вступили в отблески пламени.
Одному было шесть, другому - четыре, дети Нитхада и его второй жены,
чародейки, оба гораздо младше их единокровной сестры Ботвильды, которая
тоже иногда приходила поглазеть на него украдкой. Это были отличные
ребята, скромные, но дружелюбные, не испорченные еще жадностью своего
отца и коварством матери. Один из них вчера дал Вёлунду яблоко, ос-
тавшееся от обеда.
Вёлунд поманил их, открыл сундук, удерживая одной рукой его тяжелую
крышку. Он был достаточно осторожен, чтобы держать ее не за край, а за
ручку. Много оторванных от сна часов он провел, приваривая на край крышки
лезвие, острейшее лезвие из сделанных им за всю жизнь. Это были хорошие
дети, и он не хотел, чтобы им было больно.
- Зайдите, взгляните, - снова позвал он. Они завороженно уставились,
от возбуждения попискивая как мыши. Их шеи склонились под край крышки.
Вёлунд, при всей своей жестокости, отвел глаза, прежде чем захлопнуть
крышку...
"Я не хочу быть в его теле, - подумал Шеф, - сопротивляясь пальцам
бога, который держал его за загривок, заставляя смотреть. - Чему бы это
меня ни учило, я не хочу этого знать".
Неведомым способом ему удалось вывернуться, и появилось новое видение,
далеко-далеко от кузницы, где-то в глубоких скалистых недрах, не в
Средиземье, а около стен, окружающих все Девять Миров людей, богов и
гигантов. Великан со свирепым лицом, чудовищными цепями прикованный к
основанию вселенной. Огромный змей шипит и плюет ядом ему в лицо, лицо,
искаженное мукой, с мыслящими и превозмогающими боль глазами.
Это прикованный бог Локи, понла Шеф, Локи, которого, как верили жрецы
Пути, наказал и заковал в цепи его отец Один за то, что он убил своего
брата Бальдра. Тот, кто вырвется на свободу, и в Последний День вернется
со своим чудовищным потомством, чтобы отомстить богам и людям.
Огромный крюк, удерживающий одну из оков на запястье, увидел Шеф,
почти вырван из стены. Когда он выскочит, у Локи будет свободна одна
рука и он сможет схватить змея, посланного его отцом Одином. Кажется,
он уже достаточно высвободился, чтобы подавать знаки своим союзникам,
чудовищному отродью в лесах и морских глубинах. На мгновенье его свирепый
глаз уставился из темницы вверх, на Шефа.
Оторвавшись от этого видения, Шеф снова почувствовал отзвуки мыслей
Вёлунда.
Сделай это, внушали они. Сделай сейчас. А потом, потом вычисти их
черепа и покрой их резьбой, кок моржовые бивни, отполируй зубы, чтобы
засверкали, как жемчужины, потом извлеки из глазниц блестящие глазные
яблоки...
Вернувшись в свое тело, Шеф ощутил чудовищной силы удар, на мгновенье
увидел, как падает остро заточенная крышка.
* * *
Удар был реальностью. Он чувствовал, как сотрясение от него все еще
отдается в кровати. Шеф выбросил ноги из-под льняных простыней и
шерстяного одеяла, вскочил, схватил рубаху, штаны и сапоги. Не пришел ли
за ним муж королевы?
Дверь распахнулась, и в нее ворвался юный Харальд:
- Мама! Мама!
Он замер, увидев, что на материнской постели сидит только Шеф. Без
промедления он вытащил из-за пояса свой ножик и рванулся к горлу Шефа.
Тот увернулся от удара, перехватил тонкое запястье, отобрал ножик,
игнорируя пинки ногами и удары свободной руки.
- Легче, легче, - приговаривал он. - Я просто сижу здесь и жду. Что там
случилось снаружи?
- Не знаю. Люди с... с чем-то, что бросает камни. Вся стена обвалилась.
Шеф отпустил мальчика, кинувшегося прочь из спальни. Не успел он этого
сделать, как дружный напор вышиб дверь главного зала, и внутрь ворвалась
толпа воинов с тесаками и нацеленными арбалетами. Шеф узнал Квикку в тот
же момент, когда тот увидел его, и шагнул вперед, бешено размахивая
руками, чтобы предотвратить побоище. Откуда-то выскочил Карли и
закричал, слова было не разобрать из-за поднявшегося шума.
- Не нужно! - вопил Шеф. - Со мной все в порядке. Прикажи им всем
остановиться!
Карли схватил его рукой за плечо, пытаясь утащить к дверям. Шеф яростно
отбросил руку, тут же сообразив, что Карли опять хочет ударом кулака
лишить его сознания. Он увернулся от захвата слева, вовремя поднял руку,
чтобы блокировать удар справа, ударил макушкой в уже сломанный однажды
нос Карли, обхватил его руки, удерживая от свободного удара. Пока они
боролись. Шеф почувствовал на себе еще захваты, за руки и за ноги, его
пытались поднять и унести, как мешок. Он услышал у самого своего уха крик:
- Ударь его песочной колбаской, Квикка, а то он так и будет
сопротивляться.
Шеф сбросил Карли, стукнул друг о друга удерживающих его людей,
стряхнул человека, вцепившегося в ногу и набрал в легкие воздуха для новой,
более грозной, команды.
Позади него в зал вошла старая королева Аза. На ее пути стоял один из
англичан и только таращил глаза, не в силах вмешаться в борьбу и поднять
руку на своего господина. Схватив железную палку, которой созывала своих
рабынь, королева ловко ударила его по голове, а когда он повалился на пол,
выудила у него из-за пояса тесак. Прихрамывая, прошла три шага,
отделявшие ее от Шефа, наставившего рога ее сыну и угрожавшего
благополучию ее внука. Тот, стоя спиной, не видел ее приближения.
В тот же миг в маленьком Харальде, неподвижно наблюдавшем за борьбой,
проснулся дух многих поколений воинственных предков. С пронзительным
криком он тоже занес свой нож и кинулся на ворвавшихся в его дом врагов.
Шеф схватил пробегавшего мимо Харальда и прижал к себе, обхватив его
обеими руками, чтобы избежать борьбы. Он попытался снова скомандовать:
- Всем успокоиться и остановиться!
Обращенные к нему лица исказились тревогой, люди рвались в бой. Шеф
развернулся со скоростью, обретенной на борцовском ринге, по-прежнему
прижимая к себе Харальда.
Королева Аза яростно ударила тесаком снизу вверх.
Шеф ощутил удар, болезненный укол в ребра. Посмотрел на мальчика в
своих руках. Увидел, как тот задрал голову, недоверчиво пытаясь что-то
спросить. Увидел нож, насквозь пронзивший тело и сердце мальчугана. Нож в
руках его бабушки.
И Шеф снова услышал, как где-то захлопнулась крышка. Еще раз и еще.
В зале мгновенно настала тишина. Шеф разжал объятья, распрямил
маленькое тельце, уложил его на пол.
Поглядел вниз, и глаза на мгновенье чем-то застило. Ему показалось, что он
видит не тщедушное тельце десятилетнего мальчика, а взрослого мужчину,
высокого и крепкого, с могучей гривой спутанных волос и бороды.
- Это Харальд Светловолосый, - сказал знакомый холодный голос, -
Харальд Светловолосый, каким он мог бы стать. Теперь ты его наследник.
Ты унаследовал сокровища короля Эдмунда и расплатился своей юностью. Ты
унаследовал удачу короля Альфреда и заплатил своей любовью. Теперь ты
унаследовал предназначение от короля Харальда. Чем ты заплатишь на
этот раз? И не пытайся отворачиваться от моих видений.
Мгновенье кончилось. Шеф снова был в зале, глядя на окровавленное
тельце. Шеф чувствовал, как уходила из него жизнь. Харальд был мертв.
Снова его взяли за плечи и повели прочь, и на этот раз он не сопротивлялся.
Позади королева Аза тянула слабые трясущиеся руки к телу своего внука.
Шеф потерял ее из виду, когда его вывели в главный зал и через дверь,
разбитую камнем из катапульты, на улицу.
Там снова начался шум, кто-то упирался: "Но у нее остался мой нож", - на
него заворчали. Озмод считал: "Семь, восемь, девять, все на месте, уходим".
