Рабы, люди обычные -- ходили почти голые -- лишь прикрыты
срамные места.
Богатые с юных лет учились набрасывать белые покрывала,
сотканные из тонкой шерсти овец, расшитые красной бахромой
снизу. Их перекидывали через левое плечо, так что первое
оставалось свободным и зажимали костяной или бронзовой
застежкой на груди. Самым знатным храмовые работники -- портные
шили особое одеяние, расшитое ярко-голубыми лоскутками материи.
Лишь царю, да нескольким старшим жрецам дозволялось носить его.
Здесь, на совете, не было ни одного обнаженного -- только
в белых одеждах со строгими складками, да в таких же, расшитых
голубыми кусками материи.
Главный храм, гордость Урука, Эана, возвышался за спиной
Гильгамеша. За храмом горой вырастал Зиккурат. Гильгамеш собрал
старейшин на площади, где по краям полукругом стояли статуи
наших богов, украшенные серебром, золотом и драгоценными
каменьями. Среди богов были и цари нмеркар, Лугальбанда --
предки самого Гильгамеша. Совершив на земле великие дела, они
стали богами в загробном мире.
Справа, на краю площади была священная кухня -- широкие
глиняные столы для разделки жертвенных животных, колодец,
жаровня. Слева -- пекарня.
Сюда, на площадь под нижним храмом собирались для молений
перед богами. Выше их, в храм главных богов входили лишь
посвященные. И была площадь рядом с небом, на вершине
Зиккурата. К ней, одна за другой, вели три лестницы с каменными
ступенями. На ту пощадь, словно крышу под небом, сходили иногда
боги, присматривающие за нашей жизнью. И для бесед с ними
поднимался только один смертный -- верховный жрец и царь
Гильгамеш.
Да еще была ночь -- праздник богини Иштар, покровительницы
Урука, и тогда на эту площадку поднималась жрица -- та, что
собой заменяла вечно юную богиню. И весь город с площади перед
нижним храмом наблюдал за торжественным танцем Гильгамеша и
юной богини, за их священным браком, потому что от этой ночи,
от священного брака главного жреца и утренней звезды зависел
весь урожай, который зрел на полях, весь приплод овец, коров и
коз, пасшихся в степи, рыбы, бултыхающейся в каналах. Рождение
каждого нового существа в нашем городе зависело от того, как
исполнет священный брак с юной богиней царь и жрец Гильгамеш.
Теперь же Гильгамеш стоял на площади перед старейшинами, и
многие из них были не согласны с ним. Они сидели молча, лишь
ветер шевелил их одежды.
Наконец поднялся старик Эйнацир, один из старших жрецов
богини Иштар. Его считали стариком еще в те годы, когда я не
родился. Он ыбл родственником Гильгамеша, братом царя
Лугальбанды и говорят, что когда-то их называли соперниками.
Был он длинен, худ, всегда глдко выбрит и бледен, расшитое
голубям одеяние трепыхалось на нем, как на жерди.
-- Ты слишком юн, Гильгамеш, и потому самонадеян, -- он
сказал это спокойно и негромко, но так, чтобы слышали все. -- У
царя Агги множество воинов, ему послушны города Шумера, с ним
дружат дикие люди гор. В храмах его города собраны подношения
от наших отцов и дедов. И всякий знает, что после потопа именно
Киш был назначен богами старшим среди городов. Если Агга одарит
выликую Иштар роскошными украшениями, если он смутит ее
пламенными словами молитв, если юная Иштар отвернется от тебя,
Гильгамеш, кто защитит город? -- Старый Эйнацир посмотрел на
Гильгамеша сурово, но царь не ответил, потому что жрец еще не
закончил. -- Мы жили при царе Энмеркаре, мы жили при воем отце,
Лугальбанде, который стал теперь богом, и было нам хорошо,
Гильгамеш. Мы не копали колодцы на холмах и не строили там
поселения, мы не громоздили вокруг города высокие стены, но
зато жили в дружбе с царями Киша. Если Агга напостит диких
воинов с гор на наш город, что станет с нашими храмами,
Гильгамеш? Что станет с жителями? У нас не будет ни людей, ни
храмов, а мы сами превратимся в рабов, если останемся живы.
ведь ты не хочешь этого, Гильгамеш? Подчинись же Агге!
* * *
"Подчинись же Агге!" -- эти слова, произнесенные
одряхлевшим жрецом на совете старейшин, скоро узнал каждый
мужчина города.
-- Я услышал твои мысли, -- ответил тогда Гильгамеш и
гордо выпрямился. -- Ты состарился, Эйнацир, и боишься, что
твои молитвы прозвучат не так громко, как молитвы агги. Не
думаю, что юной Иштар так уж приятно разглядывать тело столь
дряхлого жреца в своем храме, -- он был царем и мог говорить
так. -- Вижу, что среди вас немало согласных с Эйнациром. Но
ваши слова -- это не слова богов и даже не слова жителей Урука.
Послушаем же, что скажет нам город.
Никто кроме него на такое бы не осмелился. Гильгамеш же
послал глашатая в город. И глашатай спустился вниз,
останавливаясь на каждой улице, бил в барабан, объявлял о
собрании. Он был здоровенным парнем из рабов, шлепел по красной
пыли босыми ногами, в одном лишь набедреннике, а когда разевал
огромную свою пасть, могло показаться, что то ревет бык, но не
человек.
Многие только вернулись с работ -- кто с полей, огородов,
кто с корзинами рыбы, кто с построек. Не все успели съесть свои
лепешки и выпить сикеры. Даже ноги омыть успели не все. Но на
зов глашатая откликнулись сразу.
От каждой большой семьи, от каждого рода шли торопливо
мужчины по улицам, зрелые отцы и недавно женатые парни, шли
серьезные, хмурые, потому что знали, о чем спросит их Гильгамеш
и знали уже свой ответ.
Никогда при моей жизни не было такого, чтобы на площади
перед храмом собравшиеся от каждой семьи мужчины, решали свою
судьбу, судьбу города и судьбу своего царя. И при жизни наших
отцов тоже такого не было.
Шамаш, бог управляющий солнцем, приустав, собирался ко
сну. Солнце стояло низко -- приятное время, когда тело ощущает
нежную прохладу, а стены храма излучают жар, собранный за день.
Мужчины, заполнившие площадь, нетерпеливо ждали, когда
обратится к ним Гильгамеш.
Даже рабы прислали своих. С тех пор и пошла поговорка:
"Раб, живущий в Уруке, не обязательно хочет быть рабом в Кише".
И едва Гильгамеш, стоявший на каменных ступенях у входа в
храм, в парадной своей царской одежде, сказал о послании Агги,
как вся площадь заволновалась.
-- Нет! Нет! Нет! Мы не подчинимся Агге! -- кричали люди.
-- Мы не разрушим стену! Мы не засыпем колодцы! Его воины --
трусливые грязные шакалы! Веди нас на войну, Гильгамеш!
-- Послы от агги засели на корабле. Они едят жареную рыбу.
На корабле у них много красивых вещей! -- выкрикнул кто-то на
площади. -- Бежим к пристани, сожжем их корабль, утопим послов
в реке, а их пожитки станут нашей добычей! -- И несколько
молодых рабов бросились по узкой улице вниз к пристани.
-- Догоните и верните их назад! -- приказал Гильгамеш
воинам. -- Не мы начинаем эту войну, -- обратился он к людям на
площади. -- Быть может Агга одумается, захочет стать нашим
другом, в чем же тогда виноваты послы?
Гильгамеш приказал:
Всем жрецам разойтись по храмам, принести жертвы богам и
рассказать им обо всем, что случилось в городе.
-- Уверен, боги помогут нам, а не Агге, -- сказал
Гильгамеш.
Всем оружейникам готовить оружие, чтобы хватило на каждого
из мужчин города. Из мотыги и серпа тоже можно отковать топор
или кинжал.
Всем мужчинам учиться у воинов боевым приемам.
Пастухам отогнать стада так далеко от города в степь,
чтобы самый зоркий не смог их увидеть.
Морякам собраться и увести корабли. Женщинам заготовить
больше муки и напечь лепешек. Когда подойдут враги, город
станут защищать все и некогда будет печь лепешки.
Дело нашлось для каждого. В каждой семье женщины вместе с
рабынями шили кожаные подшлмники, плели боевые сети. Мужчины,
получив оружие, собирались группами и упражнялись под
руководством опытных воинов.
Мы же приносили жертвы в своих храмах, просили у богов
помощи. И боги обещали нам ее.
Лишь одна мысль мучала меня: точно такие же жрецы Агги
молят тех же богов о помощи, приносят им жертвы, и неужели там
в их храмах наши общие боги тоже обещают им помощь? Но я с
ужасом гнал эту мысль прочь как недостойную. Человеку, несущему
подобную мысль нельзя вставать перед богом.
Корабль с послами отплыл наутро после собрания жителей, и
все мы ждали войну.
* * *
Все мы ждали войну и она пришла. На пятый день прибежали
гонцы, выставленные Гильгамешем на дальних берегах реки. То
были молодые длинноногие воины, и они первыми сообщили о
плывущих кораблях царя Агги.
Половины дня хватило, чтобы собрать всех работников с
полей, огородов за стены города, а стада отогнать еще дальше.
Скоро каждый, поднявшийся на городскую стену, мог
разглядеть множество кораблей, спускающихся по Евфрату. Не с
дружескими подарками шли они к нам.
Дикие люди в косматых шапках, сшитых из шкур неизвестных
зверей, топтпли наши огороды, жгли наши поля и плясали ночью
вокруг костров, потрясая копьями. Ими пугал нас властитель
Киша, их и привел он, чтобы сломать наши стены а нас сделать
рабами.
И своих воинов у него было множество. Они мало чем
отличались от любого черноголового, разве что лица их были
тубы, угрюмы, злобны.
Утром все они, вытащив корабли на берег, подступили под
стены города, грозили нам кулаками и копьями, выкрикивали такие
оскорбления, которые у нас даже несмышленый ребенок не посмел
бы произнести вслух. Но что они смогли сделать против наших
стен? Некоторые из них попробовали проломить ворота. Только и
это оказалось им не под силу. Ворота, сделанные оружейниками и
плотниками из ливанского кедра, на семи запорах, обитые
бронзовыми листами, даже не дрогнули.
-- Врагов много, они снуют по нашим полям, как саранча, но
мы справимся с ними, -- объявил Гильгамеш, -- я сам поведу вас
на битву.
И мы знали -- с Гильгамешем мы победим.
* * *
И мы знали, с Гильгамешем мы победим.
Сам же Гильгамеш попытался в последний раз решить все
добрым миром.
Отважный Бирхуртур, пожилой богатырь, воспитатель царя,
согласился пойти послом к Агге. Тут-то и призвали меня. И я,
недостойный, снова приближен был к Гильгамешу. А понадобился я,
потому что Гильгамеш решил написать Агге послание. Царь же наш
помнил, кого в городе боги одарили самым красивым почерком.
Отряды вражеских воинов бесновались под стенами города, а
Гильгамеш был спокоен и добр.
-- Бери, Аннабидуг, табличку, бери тростниковую палочку и
пиши, -- сказал он, когда я предстал перед ними в его
просторных покоях. -- Пиши же, -- и он приянлся диктовать.
Я писал и удивлялся мудрости Гильгамеша. Велик был наш
царь своим мужеством, но и по способности видеть глубину
человеческих мыслей ему не было равных.
"Что станет с тобою, если ты решишься на битву? --
Спрашивал Гильгамеш Агге, сына Энмебарагеси. -- Допустим, боги
позволят тебе вытоптать наши поля, сломать стену и разрушить
храмы, в чем я сомневаюсь. Но, допустим, что ты добьешься
этого. Ты станешь владельцем непригодной к посеву земли,
глиняных развалин и нескольких сотен рабов, мечтающих об
отмщении. Но главное -- сама богиня Иштар, покровительница
Урука, сам бог небес Ан, сам Шамаш, чья кровь течет в моем
теле, будут мстить тебе и твоим детям, пока не пресечется твой
род. А ведь может статься, что победим мы. Мы сожжем твои
корабли, убьем твоих воинов и убьем тебя. Подумай -- это ли
тебе нужно? Не лучше ли стать нам братьями? Тогда наши
богатства увеличатся вдвое. С нашим могуществом не сравнится
никто, и все боги Шумера будут оберегать наших людей.
