- Потому что мое сочувствие всегда на стороне человека и
против машины, а особенно машины, за которой стоит такой
полуумок, как вы, да еще выступающей против такого человека, как
Пол. А кроме того, у Чарли болтались соединения.
- Тогда вы должны были сказать об этом!- завопил Беррингер.
Он указал на развалины машины.- Поглядите, нет, вы только
полюбуйтесь, что вы натворили, умолчав о болтающемся контакте!
Мне следовало бы твоей грязной мордой весь пол здесь вымести.
- Но, но, но, тише, тише, тише,- сказал Кронер, становясь
между ними.- Вам действительно следовало бы как-нибудь сказать
об этом контакте, Эд. Стыдно, просто стыдно на самом деле.
- Если Шашист Чарли собирался завоевать чемпионство, отобрав
его у человека, то он, черт бы его побрал, мог бы и подтянуть
свои контакты. Пол сам следит за своей сетью, так пусть и Чарли
поступает так же. Кто живет электронами, тот и умирает от
электронов. Сик семпер тиранис *.- Он взял со стола банкноты.-
Спокойной ночи.
/* Так всегда с тиранами (лат.)./
Ногти Аниты впились в руку Пола.
- Он испортил весь вечер, о Пол, Пол!
Направляясь к выходу, Финнерти остановился подле Пола с
Анитой.
- Отлично сделано, чемпион.
- Пожалуйста, отдайте им их деньги,- сказала Анита.- Машина
неисправна. Будьте честны. Разве я не права, Пол?
К изумлению всей печальной группы. Пол вдруг потерял над
собой контроль и расхохотался.
- В здоровом теле здоровый дух, чемпион,- сказал Финнерти.- Я
отправляюсь домой, пока эти спортивные джентльмены не нашли
веревки.
- Домой? В Вашингтон?- спросила Анита.
- Нет, милая, домой к вам. У меня больше нет дома в
Вашингтоне.
Анита прикрыла глаза.
- Понимаю,- сказала она.
VI
- А какое было у него выражение, когда он сказал это?-
спросила Анита.
С успокоителем на лице Пол пытался уснуть, плотно
закутавшись, в темном уютном логове, в которое он каждую ночь
превращал свою постель.
- У него было печальное выражение - приятное и печальное.
Уже три часа они перебирали события вечера в клубе,
возвращаясь снова и снова к тому, что сказал Кронер в качестве
прощального приветствия.
- И он ни разу не отозвал тебя в сторонку на пару слов?
Сна у Аниты не было ни в одном глазу.
- Честное скаутское, Анита, это все, что он сказал мне
напоследок.
Она вдумчиво повторила слова Кронера: "Я хочу, чтобы вы, Пол,
пришли ко мне и Маме на следующей неделе".
- Вот и все.
- И ничего о Питсбурге?
- Нет,- терпеливо сказал он.- Я говорил тебе - нет.- Он
поплотнее обернул успокоитель вокруг головы и еще выше подтянул
колени.- Нет.
- Неужели я не имею права поинтересоваться?- сказала она. По-
видимому, он причинил ей боль.- Неужели то, что ты говоришь мне,
должно означать, что я не имею права заботиться о тебе?
- Я рад, что ты заботишься,- сказал он без всякого
выражения.- Очень хорошо, прекрасно, спасибо.
В этом полусне, полубреду перед ним вдруг предстало видение
того, о чем обычно не думают, заявляя, что муж и жена - одно
целое, некое чудовище, патетически странное и беспомощное, как
сиамские близнецы.
- Женщины ведь вникают в суть вещей так, как мужчины вникать
просто не способны,- говорила она.- Мы замечаем важные вещи,
которые мужчины пропускают. Кронеру сегодня вечером хотелось,
чтобы ты сломал лед в вопросе о Питсбурге, а ты просто...
- Мы узнаем, что было у Кронера на уме, когда я приду к нему.
А теперь давай, пожалуйста, спать.
- Финнерти!- сказала она.- Это из-за него все пошло кувырком.
Честное слово! Сколько еще он собирается у нас пробыть?
- Мы ему осточертеем через пару дней точно так же, как все
ему осточертевает.
- НБПП не должно оставлять ему много времени на то, чтобы
слоняться по всей стране и оскорблять старых друзей.
- Он ушел. Он сейчас нигде не работает.
Она села на постели.
- Они его вышвырнули? Вот молодцы!
- Ушел. Они предлагали ему более высокий пост, только бы он
остался. Но он так решил.
Он вдруг почувствовал, что эта тема, к которой он испытывал
интерес, совершенно прогнала сон. Когда Анита без конца
тараторила о Питсбурге, Пол сжимался в комок, натягивая на
голову одеяло. Теперь же он почувствовал облегчение, и ему
захотелось выпрямиться, как и подобает мужчине. "Финнерти" опять
стало волшебным именем: чувства Пола по отношению к нему
совершили полный круг. Бодрое настроение и уверенность в себе,
которых Пол не испытывал уже целые годы, чем бы он ни
занимался,- эти чувства как бы вдохнул в него Финнерти во время
забавного посрамления Шашиста Чарли. Более того, мысли Пола
пробудились, словно освеженные прохладным ветерком - было что-то
чарующее в том, что сделал Финнерти, он ушел - вещь почти столь
же непостижимая и прекрасно простая, как самоубийство.
- Пол...
- Мммм...
- Твой отец верил, что ты в один прекрасный день станешь
управляющим в Питсбурге. Если бы только он был жив, ничто не
принесло бы ему большей радости, чем весть о том, что ты на этом
посту.
- Умммгггу... - Он вспомнил, как Анита вскоре после их
женитьбы раскопала в каком-то чемодане портрет его отца,
увеличила его, поместила в рамку и преподнесла мужу в качестве
подарка на день рождения. Портрет стоял сейчас там, где она
поставила его - на письменном столе Пола. Это была первая вещь,
которую Пол видел, вставая утром, и последняя, которую он видел,
отправляясь спать. Анита никогда не встречалась с отцом Пола, и
он сам мало рассказывал ей об отце; и все же она создала нечто
вроде мифа об этом человеке, мифа, который позволял ей со
знанием дела болтать целыми часами. Миф сей гласил, что отец
Пола в молодые годы был таким же легкомысленным, как Пол, что
сила, возведшая его на самую вершину, пришла к нему в среднем
возрасте - пришла именно в те годы, в которые только теперь
вступал Пол.
Кронер тоже часто повторял, что от Пола следует этого
ожидать: он пойдет по стопам своего отца. Эта вера Кронера
помогла в свое время Полу стать управляющим Айлиума; и теперь
эта вера может дать ему руководство Питсбургом. Когда Пол
задумывался над своим столь легко доставшимся возвышением по
иерархической лестнице, он иногда, вот в такие именно моменты,
чувствовал себя неловко, словно какой-то шарлатан. Он справлялся
со своими обязанностями - тут уж ничего не скажешь, однако у
него не было того, что было у его отца, у Кронера, у Шеферда и
многих других: искренней веры в значимость того, что они делают;
способности принять душой - почти так, как это делает влюблен-
ный, - корпорационную личность, всемогущую и всеведущую. Короче
говоря. Полу не хватало того, что делало его отца воинствующим и
великим: способности всерьез воспринимать все это.
- А как ты думаешь поступить с Шефердом?- сказала Анита.
Пол опять начал уходить в себя.
- Поступить с Шефердом? Никак.
- Если кто-нибудь не подрежет ему крылья, он в один из таких
дней перемахнет через головы всех.
- Милости прошу.
- Ты это серьезно?
- Если говорить серьезно, так я хочу спать.
Пружины ее матраца застонали, когда она опять улеглась. Потом
она еще несколько минут вертелась, устраиваясь поудобней.
- А ты знаешь, это забавно,- сказала она.
- Хммм?..
- Я все время замечала, что, когда Шеферд поворачивается под
каким-то определенным углом, он очень на кого-то походит. И до
сегодняшнего вечера я никак не могла понять, на кого именно.
- Мгм...
- И когда я сегодня увидела его под прямым углом, я поняла,
что он точная копия твоего отца.
VII
Рядовой первого класса Эльмо Хэккетс-младший приблизился к
шаху Братпура, доктору Юингу Холъярду из госдепартамента,
Хашдрахру Миазма - их переводчику, генералу армии Милфроду
Бромли, начальнику лагеря генералу Уильяму Корбетту, командиру
дивизии генерал-майору Ирлу Пруитту и их свите.
Рядовой первого класса Хэккетс стоял в среднем ряду первого
отделения второго взвода второй роты первого батальона 427-го
полка 107-й пехотной дивизии девятого корпуса двенадцатой армии,
и он, оставаясь в строю, опускал свою левую ногу каждый раз,
когда барабан издавал басовый грохот.
- Ди-ви-зи-яяяя!..- закричал командир дивизии в микрофон.
- По-о-о-лк!- выкрикнули четыре командира полка.
- Таль-о-о-он!- заорали двенадцать батальонных командиров.
- Рт-ааа!..- крикнули тридцать шесть ротных командиров.
- Батаре-е-ея!- крикнули двенадцать командиров батарей.
- Взвод! - рявкнули сто девяносто два командира взвода.
- Хэккетс, - сказал себе рядовой первого класса Хэккетс.
- Стой!
Ать-два - и Хэккетс стал.
"Равнение!"- проорал громкоговоритель.
- Равнение, равнение-нение-нение-нение...- эхом отозвались
двести пятьдесят шесть голосов.
- Равнение,- сказал себе Хэккетс, рядовой первого класса.
- На-пра-во!
- Ать-два - и Хэккетс сделал равнение направо. Он глянул в
глаза шаха Братпура, духовного вождя шести миллионов человек в
каких-то далеких краях.
Шах чуть заметно поклонился.
Хэккетс не поклонился в ответ потому что это не положено и он
не намерен был делать каких-нибудь неположенных вещей черт бы их
всех побрал ему оставалось всего каких-то двадцать три года
тянуть эту лямку и тогда все будет покончено с армией и
провались она в тартарары и через эти двадцать три года, если
какой-нибудь сучий потрох полковник или лейтенант или генерал
подойдет к нему и скажет: "Отдать честь" или "Наплечо!" или
"Почистьте свои ботинки" или что-нибудь вроде этого он ему
скажет "Поцелуйте меня в задницу, сынок" и вытащит справку об
увольнении в запас и плюнет ему в морду и пойдет себе надрывая
живот от хохота потому его двадцать пять лет закончены и все что
ему нужно делать это посиживать со старыми дружками у Хукера в
Эвансилле и если чего дожидаться то только чека на получение
заслуженной пенсии и катись-ка ты дружок потому что теперь я не
намерен терпеть нагоняи от кого бы то ни было, потому что я с
этим покончил и...
Шах восхищенно захлопал в ладоши, продолжая разглядывать
рядового первого класса Хэккетса, который был огромным
здоровенным детиной.
- Ники такару!- воскликнул шах, распространяя крепкий аромат
"Сумклиша".
- Не такару!- сказал доктор Холъярд.- Солда-ты.
- Не такару?- озадаченно спросил шах.
- Что он сказал?- спросил генерал группы армий Бромли.
- Он говорит, что они отличное стадо рабов,- пояснил Холъярд.
Он обернулся к шаху и погрозил пальцем маленькому темнокожему
человеку.- Не такару, Нет, нет, нет.
Хашдрахр, видимо, тоже зашел в тупик и никак не помогал
Холъярду объясняться.
- Сим коула такару, акка сахн салет?- спросил шах у
Хашдрахра.
Пожав плечами, Хашдрахр вопросительно уставился на Холъярда.
- Шах говорит, если они не рабы, то как же вы заставляете их
делать то, что они делают?
- Патриотизм,- строго сказал генерал группы армий Бромли.-
Патриотизм, черт побери.
- Любовь к стране,- сказал Холъярд.
Хашдрахр сказал что-то шаху, и шах чуть заметно кивнул,
однако выражение озадаченности так и не исчезло с его лица.
- Сиди ба...- сказал он и умолк.
- Э?- спросил Корбетт.
- Даже так...- перевел Хашдрахр, но и он выглядел столь же
неубежденным, как и шах.
- Наа-лее!..- прокричал громкоговоритель.
- Наа-лее-лее-лее-лее...
- На-ле...- сказал себе Хэккетс.
И Хэккетс думал о том как ему придется оставаться одному в
казармах в эту субботу когда все остальные будут гулять по
увольнительным из-за того что произошло сегодня на инспекторской
утренней поверке после того как он подмел и вымыл шваброй пол и
вымыл окно у своей койки и расправил одеяло и убедился что
зубная паста лежит слева от тюбика с кремом для бритья и что
крышки обоих тюбиков смотрят в разные стороны и что отвороты его
гетр доходят аккуратно до начала шнуровки ботинок и что его
обеденный судок обеденная кружка, обеденная ложка, обеденная
вилка и обеденный нож и котелок сияют и что его деревянное ружье
надраено, а его эрзац-металлические части достаточно черны и что
