Курт Воннегут. Утопия 14
---------------------------------------------------------------
Автор: Курт Воннегут, "Утопия 14", 1952 г.
OCR: Д.Соловьев
---------------------------------------------------------------
I
Город Айлиум в штате Нью-Йорк делится на три части. Северо-
восток - место жительства управляющих, инженеров, а также
городских служащих и небольшой группы специалистов, северо-запад
- обиталище машин, в южной же части, отделенной от прочих рекой
Ирокез и получившей в народе название "Усадьба", ютится все
остальное население.
Если бы вдруг мост через Ирокез оказался взорванным, это мало
изменило бы обычнее течение жизни. И по ту и по другую сторону
реки, пожалуй, не найдется желающих общаться между собой, и
наведываться на тот берег их может заставить разве что простое
любопытство.
Во время войны в сотнях таких же айлиумов управляющие и
инженеры научились обходиться без мужчин и без женщин, которых
отправляли сражаться. Война была выиграна невероятным способом -
одними машинами, без применения людской силы. В стилизованных
патио на северном берегу Ирокеза жили люди сведущие - именно те,
кто выиграл войну. Это именно им, сведущим людям, демократия
обязана жизнью.
Десять лет спустя после окончания войны - после того, как
мужчины и женщины вернулись к своим очагам, после того, как
бунты были подавлены, а тысячи бунтовщиков были брошены в тюрьмы
за саботаж,- доктор Пол Протеус сидел в своем кабинете,
поглаживая кошку. В свои тридцать пять лет он был уже самой
значительной фигурой в Айлиуме - управляющим Заводами Айлиум.
Это был высокий худощавый брюнет с мягким взглядом, с длинным
лицом, как бы перечеркнутым очками в темной оправе.
Но в данный момент, как, впрочем, и вообще за последнее
время, ни своей значительности, ни своего выдающегося положения
он вовсе не ощущал. Сейчас ему важно было только, чтобы кошка
освоилась с новой для нее обстановкой.
Люди, достаточно старые для того, чтобы помнить, и слишком
старые, чтобы состязаться с Протеусом, с умилением признавали,
что он как две капли воды походит на своего отца в молодости.
Считалось неоспоримым (в некоторых кругах это признавали с
оттенком неприязни), что Пол в один прекрасный день продвинется
по служебной лестнице так же далеко, как и его отец. Доктор Джон
Протеус-старший к моменту своей смерти был первым национальным
директором Промышленности. Коммерции, Коммуникаций,
Продовольственных товаров и Ресурсов - пост, по важности
уступающий разве только посту президента Соединенных Штатов, да
и то в известной степени.
Правда, рассчитывать, что гены семьи Протеусов будут переданы
еще одному поколению, не приходилось. Жена Пола, Анита, его
секретарь в военные годы, была бесплодна. Ирония, если кому-
нибудь и пришло бы в голову иронизировать по этому поводу,
заключалась в том, что Пол женился на ней после того, как Анита
в один из интимных вечеров, устраиваемых в честь победы,
совершенно определенно сообщила ему о своей беременности.
- Ну как, киска, нравится? - Доброжелательно и с чувством
вины молодой Прртеус нежно погладил кошку свернутой копиркой по
выгнутой дугой спине. - Ммм-м-а - хорошо, правда?
Он поймал ее сегодня утром у площадки для игры в гольф и
принес на завод ловить мышей. Только вчера вечером мышь
прогрызла изоляцию на контрольном кабеле и временно вывела из
строя здания э 17, 19 и 21.
Пол включил интерком на своем столе.
- Катарина?
- Да, доктор Протеус?
- Катарина, когда же будет напечатана моя речь?
- Я ее как раз делаю, сэр. Еще десять-пятнадцать минут,
честное слово.
Доктор Катарина Финч была его секретарем и единственной
женщиной на Заводах Айлиум. Фактически она была лишь символом
его высокого положения, а отнюдь не помощницей, хотя некоторую
пользу она все же приносила, заменяя его на время болезни или на
время отлучек, когда ему приходило желание пораньше уйти с
работы. Только большое начальство - от управляющего заводом и
выше - имело секретарей. Во время войны управляющие и инженеры
обнаружили, что значительная часть секретарской работы, как,
впрочем, и другой второстепенной работы, может быть выполнена
быстрее, дешевле и результативнее при помощи машин. Аниту, когда
на ней женился Пол, как раз собирались уволить. И вот сейчас,
например, Катарина раздражала его своей медлительностью, копаясь
с речью Пола и одновременно разговаривая со своим, как все
полагали, любовником, доктором Бадом Колхауном.
Бад, управляющий нефтебазой в Айлиуме, бывал занят только
тогда, когда поступало горючее. Большую часть времени между
этими напряженными моментами он проводил, как и сейчас, отвлекая
внимание Катарины потоками своего мягкого говора уроженца
Джорджии.
Пол взял кошку на руки и поднес ее к огромному, во всю стену
окну.
- Масса мышей здесь, киска, масса мышей! - сказал он.
Он показывал кошке старое поле боя. Здесь, в долине реки,
могауки победили альгонкинов, датчане - могауков, англичане -
датчан, американцы - англичан. Сейчас поверх костей и сгнивших
частоколов, пушечных ядер и наконечников стрел раскинулся
треугольник стальных и кирпичных зданий, треугольник, каждая
сторона которого вытянулась на полмили - Заводы Айлиум. И там,
где некогда люди с воплями кидались друг на друга или вели
борьбу не на жизнь, а на смерть с природой, теперь гудели,
визжали, щелкали маздины, изготовляя детали к детским коляскам,
пробки к бутылкам, мотоциклы, холодильники, телевизоры и
трехколесные велосипеды - плоды мирного производства.
Пол перевел взгляд выше, за крыши огромного треугольника, на
солнечные блики на поверхности Ирокеза и за реку - на Усадьбу,
где живет еще много людей, носящих имена пионеров: ван Зандт,
Купер, Кортлэнд, Стоке...
- Доктор Протеус?- Это опять была Катарина.
- Да, Катарина.
- Опять!
- Третий в здании 58?
- Да, сэр, сигнальная лампочка снова зажглась.
- Хорошо, позвоните доктору Шеферду и узнайте, что он намерен
предпринять.
- Он сегодня болен. Помните?
- Тогда, видимо, придется мне этим заняться.
Он надел пиджак, взял кошку и, тоскливо вздохнув, вошел в
комнату Катарины.
- Не вставайте, не вставайте,- сказал он Баду, который
растянулся на диване.
- А я и не собираюсь вставать, - отозвался тот. Три стены
этой комнаты были от пола до потолка уставлены измерительными
приборами, кроме пространства, занятого дверями в кабинет Пола и
приемный зал. Вместо четвертой стены, так же как и в кабинете,
было огромное окно. Измерительные приборы были одинакового
размера, каждый с пачку сигарет. Они покрывали стену плотными
рядами, точно кафель, и на каждом из них была блестящая медная
пластинка с номером, и каждый из них соединялся с группой машин
где-то на Заводах. Сияющий красный рубин привлек его внимание к
седьмому прибору снизу в левом пятом ряду на восточной стене.
Пол постучал пальцем по счетчику прибора.
- Ага, опять то же: третий номер в 58-м отказал. Ну ладно, -
он взглянул на остальные счетчики. - Полагаю, это все?
- Да, только этот.
- А на кой ляд вам сдалась эта кошка?- спросил Бад.
Пол прищелкнул пальцами.
- Кстати, я рад, что вы спросили об этом. У меня есть для вас
задание, Бад. Мне нужно какое-то сигнальное приспособление,
которое оповещало бы эту кошку, где она сможет поймать мышь.
- Электронное?
- Хотелось бы.
- Значит, необходим какой-то сверхчувствительный элемент,
который мог бы учуять запах мыши.
- Или крысы. Подумайте об этом, пока меня здесь не будет.
Шагая в бледных лучах мартовского солнца к своей машине, Пол
вдруг понял, что Бад Колхаун к моменту его возвращения в контору
на самом деле сконструирует сигнальное приспособление, и притом
такое, что его будет понимать и кошка. Иногда Пол задумывался
над тем, что его, пожалуй, больше устроила бы жизнь в каком-либо
ином историческом периоде, а вот закономерность существования
Бада именно сейчас не вызывала никаких сомнений. Бад был
воплощением подлинного американца, типа, сложившегося с первого
же момента образования нации,- он обладал и неутомимостью, и
проницательностью, и воображением техника. Нынешнее время для
поколения бадов колхаунов было кульминационной точкой или
приближалось к кульминации - теперь, когда почти вся
американская промышленность оказалась объединенной в единую
гигантскую машину Руба Голдберга.
Пол задержался подле автомобиля Бада, стоявшего рядом с его
собственным. Бад несколько раз демонстрировал Полу
достопримечательности своей машины, и Пол в шутку решил ее
завести.
- Поехали, - сказал он машине.
Раздалось гудение, потом - щелчок, и дверь распахнулась.
- Залезай,- произнес записанный на пленку голос из-под
приборного щитка.
Педаль стартера опустилась, мотор взвыл и тут же заработал
ровно. Включилось радио.
Забавляясь, Пол нажал кнопку на рулевой колонке. Заурчал еще
какой-то механизм, мягко скрипнули шестеренки, и два передних
сиденья начали равномерно откидываться, подобно сонным
любовникам. Это так же неприятно подействовало на Пола, как вид
операционного стола для лошадей, который ему однажды пришлось
наблюдать в ветеринарной больнице: лошадь там подводили к
вращающемуся столу, привязывали к нему, усыпляли при помощи
наркоза, а затем запрокидывали в удобное для оперирования
положение при помощи шестеренок подвижной крышки стола. Пол
явственно представил себе Катарину Финч, как она
запрокидывается, запрокидывается, запрокидывается, а Бад
напевает что-то, не снимая пальца с кнопки. Нажатием другой
кнопки Пол поднял сиденья.
- До свидания, - сказал он автомобилю. Мотор умолк, радио
выключилось. Пол вышел, и дверца захлопнулась.
- Не дай себя обжулить!- выкрикнул автомобиль, когда Пол уже
усаживался в свою собственную машину.- Не дай себя обжулить, не
дай себя обжулить, не дай...
- Ладно, не дам!
Автомобиль Бада, наконец успокоившись, умолк.
Пол ехал по широкому чистому бульвару, пересекающему
заводскую территорию, следя за мелькающими мимо номерами домов.
Маленький автобус, непрерывно сигналя, промчался в обратном
направлении к главным воротам. Он забавно вилял по пустой улице,
а его пассажиры приветливо махали Полу. Он взглянул на часы. Это
закончила работу вторая смена. Пола раздражало, что ради
нормальной работы завода ему приходилось поддерживать щенячье
веселье этих юнцов. Предосторожности ради он снова заверил себя,
что, когда он, Финнерти и Шеферд приступали к работе на Заводах
Айлиум тринадцать лет назад, они были более зрелыми, менее
самоуверенными и уж наверняка были лишены этого чувства
принадлежности к избранной касте.
Кое-кто, в том числе и прославленный отец Пола, поговаривал в
старые дни о том, что инженеры, управляющие и ученые составляют
якобы элиту нации. И когда неизбежность войны стала уже
очевидной, было решено, что сведущие люди Америки - это
единственное, что можно противопоставить предполагаемому
численному превосходству армий противника. Вот тогда и пошли
разговоры о постройке более глубоких и надежных убежищ для
сведущих людей и о необходимости избавить эти сливки общества от
участия в сражениях на передовой. Однако лишь немногие приняли
близко к сердцу эту идею сохранения элиты. Когда Пол, Финнерти и
Шеферд окончили колледж в самом начале войны, они, как тыловики,
избавленные от отправки на фронт, чувствовали себя довольно
глупо - как бы обойденными по сравнению с теми, кто туда попал.
Однако теперь, когда все эти рассуждения об элите, эта
уверенность в своем превосходстве, это чувство правомерности
иерархии, возглавляемой управляющими и инженерами, вдалбливаются
в головы выпускников всех колледжей, об этом теперь никто не
задумывается.
Пол почувствовал себя лучше, войдя в здание 58, длинное,
узкое строение, вытянувшееся на четыре квартала. Пол испытывал к
нему странную привязанность. Ему не раз советовали снести
северную часть здания, но ему удалось убедить Штаб не делать
этого. Северная часть здания была самым старым строением на всем
