заварушка.
Упитанная спина господина Юкумяна исчезла за ведущей на кухню дверью.
-- Что тут происходит? -- раздался голос английского посла. --
По-моему, кто-то чем-то недоволен.
Но тут бычий взгляд графа, скользнув по перепуганным лицам, упал на
сидевшего среди пальм и флагов императора. Его рука легла на выложенный
драгоценными камнями эфес сабли, и в тот же миг десятки рук в разных концах
зала потянулись к пистолетам и бутылкам. Сверкнул дамасский клинок -- и,
издав громоподобный рев, граф рухнул перед императором на колени.
Сет встал и, как того требовал местный обычай, сложил на груди руки:
-- Мир дому твоему, граф.
Вассал поднялся с блестящего паркета, после чего, к огромному
облегчению князя Федора, император со свитой удалились.
-- Я сяду за тот стол, -- сказал Нгумо, показывая пальцем на опустевшую
ложу.
И через несколько минут могущественный феодал как ни в чем не бывало
уже сидел в императорской ложе, пил прямо из бутылки джин господина Юкумяна,
попыхивал огромной манильской сигарой и миролюбиво подмигивал танцующим
дамам.
Поджидая императора, шофер заснул и проснулся далеко не сразу. Небо
было усыпано звездами, холодный, пропитанный пылью воздух благоухал травами.
За эвкалиптами, вокруг костра расположились воины Нгумо, от горящего помета
тянуло вонючим дымком, из темноты раздавался глухой барабанный бой. Сет
опустился на сиденье, и автомобиль двинулся к черневшим впереди зданиям
дворца.
"Неисправимые варвары, -- думал Сет. -- Уверен, английские лорды не
ведут себя так в присутствии своего короля. Даже самые преданные мне офицеры
-- негодяи и шуты. Мне нужен человек, которому я мог бы доверять...
прогрессивный, культурный человек..."
Прошло полтора месяца. Победоносная армия постепенно разоружалась и
уходила в горы, разбившись на сотни беспорядочных отрядов; впереди брели
женщины и скот, а сзади, груженные будильниками и прочим украденным на
базаре разнообразным товаром, шли воины: борцы за дело Прогресса и Новой Эры
возвращались домой по своим деревням.
Матоди опустел, и городские улицы вновь погрузились в привычную тишину.
Кокосовые орехи, гвоздичное масло, плоды манго и кхат;
"Аллах велик", "Славься, пресвятая Матерь Божья"; старухи погоняют
упрямых ослов; пирожные на подносах черны от мух; ученики миссионерской
школы хором читают катехизис; на закате дня по набережной, как встарь, ходят
взад-вперед прокаженные, разносчики и знатные арабы под старыми зонтами. В
разбитом грузовике, лежащем на боку неподалеку от станции, вновь поселилась,
отгородившись, как и раньше, грязью, хворостом, лохмотьями и сплющенными
канистрами, безропотная семья местных жителей.
В маленькой гавани у причала стоят два почтовых парохода из Марселя и
еще три, что зашли в Матоди на положенные шесть часов по пути с Мадагаскара
и из Индокитая. Из Матоди в Дебра-Дову уже четыре раза, пыхтя, проходил
поезд; за окном вагона пальмовые рощи сменяются покрытыми лавой полями, поля
-- бушем, буш -- предгорьем; на скудных пастбищах пасутся тощие коровы;
мелкие борозды в сухой земле; азанийцы в белых рубахах пашут деревянным
плугом неподатливую землю; из-за пальм и кактусов торчат конусообразные
соломенные крыши; в чистом небе, словно нарисованный, вьется дым от костров.
Из миссий из-под железных крыш слышны туземные гимны; в мрачных
несторианских храмах звучит древняя литургия; тонзура и тюрбан; барабанный
бой и перезвон бесчисленных колоколов из потемневшего серебра. А за горами,
на низком берегу, там, где живут туземцы ванда, где джунгли тянутся до
самого моря и куда никогда не пристают корабли, царят другие обычаи,
совершаются иные, более древние и таинственные обряды. По лесам разбегаются
погруженные во мрак заросшие дорожки, запретные тропы, где часовых заменяет
неприметная на вид, сплетенная из травы гирлянда, которую как бы невзначай
повесили между стволами соседних деревьев. Там, в глухой чаще, стучат в
барабаны, творят заклинания и танцуют одетые в маски туземцы -- там прячутся
тайна и смерть.
Фанфары и трубы, барабанная дробь. Через весь бульвар Амурата, от
левантийского кафе до индийской аптеки, протянулось трехцветное полотнище;
под ним в своем "ситроене" на закладку Императорского института гигиены
проехал Сет; по главной улице прошел, подымая пыль, духовой оркестр
императорской гвардии.
5
К югу от дворца, между кухнями и забором, находился большой пустырь,
где обычно забивали быков для званых обедов. Теперь там стояла небольшая
виселица, которой пользовались лишь в тех случаях, когда следовало наказать
кого-то из нерадивых придворных. Этим ясным солнечным утром на пустыре
никого не было, если не считать небольшой группы чернокожих, которые с
озабоченным видом собирались возле Управления однолетнего плана, да одинокой
дворняги, которая грызла свой собственный хвост, лежа в тени, отбрасываемой
двумя повешенными, что лицом к лицу, на высоте десяти футов вращались под
перекладиной--один вполоборота на восток, другой -- на запад.
Министерство модернизации разместилось в часовне покойной императрицы
-- круглом здании с крышей из рифленого железа и бетонными стенами,
увешанными красочными плакатами, где европейские и американские фирмы
рекламировали станки, модные туалеты, туризм. Возле этих плакатов вечно
толпился народ, а сегодня к зевакам, которые, как обычно, стояли, тупо
уставившись на рекламу, присоединились еще пять-шесть солидного вида людей в
синих хлопчатобумажных плащах, надевавшихся в Дебра-Дове по случаю траура.
Родственники двух преступников, казненных за казнокрадство и
клятвопреступление, они пришли к виселице, чтобы, по обычаю, подергать
повешенных за пятки, и, потрясенные, остановились возле плакатов,
знаменующих собой начало Прогресса и Новой Эры.
На двери висела табличка на арабском, сакуйю и французском языках:
МИНИСТЕРСТВО МОДЕРНИЗАЦИИ
Верховный комиссар и генеральный инспектор
БЭЗИЛ СИЛ
Финансовый директор
КРИКОР ЮКУМЯН
Внутри еще стоял едва различимый запах ладана и оплывающих свечей; в
остальном же бывшая часовня стала совершенно неузнаваемой. Перегородка
разделяла ее на две неравные части; в большей находился кабинет Бэзила, где
не было ничего, кроме нескольких стульев и заваленного бумагами и картами
письменного стола с телефоном. На меньшей же половине, которую занимал
господин Юкумян, было несравненно колоритнее: вся его финансовая
деятельность ограничивалась двумя-тремя тонкими тетрадками, исписанными
цифрами и какими-то каракулями, зато личность финансового директора в полной
мере проявлялась во всей обстановке -- и в старом красном плюшевом диване,
который он облюбовал себе в одном из дворцовых покоев; и в разбросанных по
углам предметах туалета; и в висящих на стене парижских фотографиях, а также
в обЦедках на эмалированной тарелке, в дезодоранте, окурках, плевательнице и
маленькой спиртовке, на которой в медной кастрюльке постоянно варился кофе.
Господин Юкумян имел обыкновение, приходя в кабинет, снимать обувь; поэтому
если у окна стояли высокие кожаные ботинки с эластичными задниками, это
означало, что финансовый директор находится на своем рабочем месте.
В вестибюле, в ожидании вызова, собирались туземцы-рассыльные, без чьих
услуг Министерство модернизации пока что обойтись не могло.
Ровно в девять утра Бэзил и господин Юкумян уже сидели за своими
письменными столами. Учрежденное всего месяц назад по указу императора
Министерство модернизации уже развило бурную деятельность. Правда, насколько
деятельность эта была эффективной, могли судить пока лишь те немногие, кто
был вхож в круглое, увешанное рекламными обЦявлениями здание. Задача
министерства, как говорилось в императорском указе, состояла в том, чтобы
"способствовать внедрению прогрессивных веяний в жизнь Азанийской империи",
что, по существу, давало министерству неограниченное право вмешиваться во
все происходящее в стране. Пробежав глазами сложенную на столе
корреспонденцию и мельком взглянув на сегодняшнее расписание, Бэзил вынужден
был признать, что любой другой на его месте и на месте господина Юкумяна
счел бы, что он свои силы переоценил. Сегодня Бэзилу предстояло изучить
ответы восьми вице-королей из провинций на анкету, касающуюся экономических
ресурсов и состава населения вверенных им территорий; присланные ответы
отличались льстивой витиеватостью формы и полным отсутствием содержания.
Сегодня предстояло также ознакомиться с поступившими от европейских
золотоискателей заявками на концессии, с запросами туристических бюро
относительно перспективы охоты на хищников, серфинга и альпинизма;
с ходатайствами о назначении на государственную службу, с
многочиcленными протестами от миссий и посольств, со сметами на
строительство жилых зданий, с законопроектом о судейской этике -- все эти
бумаги шли прямиком к Бэзилу. Министры двора его величества не только не
видели в Бэзиле своего соперника, но чистосердечно верили в то, что этот
англичанин послан им с небес, ведь он, не покушаясь на их доходы и титулы,
совершенно освободил их от работы. На всех бумагах стоял штамп "В
Министерство модернизации" -- уже через несколько дней после создания
министерства и министр внутренних дел, и гофмейстер двора, и верховный
судья, и мэр города, и даже сам Сет одним движением каучукового кружка
перекладывали решение всех вопросов на бэзила. Только несторианский патриарх
и главнокомандующий вооруженными силами не воспользовались услугами нового
министерства и по старинке продолжали -- пусть медленно, пусть нерадиво,
зато собственноручно -- управлять подотчетными им ведомствами.
Накануне Сил допоздна просидел с императором над новым уголовным
кодексом, однако количество дел, которыми ему предстояло заняться, отнюдь не
повергло его в уныние.
-- Юкумян!
-- Вы звали, мистер Сил? -- Финансовый директор неслышными шагами вошел
в комнату.
-- Коннолли наотрез отказывается приобретать сапоги.
-- Наотрез отказывается?! Но, мистер Сил, он должен приобрести сапоги.
Я купил их в Кейптауне. Они придут следующим пароходом. Понимаете, купил по
собственной инициативе. На собственные средства. Что мне прикажете делать с
тысячью пар сапог, если Коннолли их не возьмет?
-- Надо было подождать.
-- Подождать?! А что будет, когда выйдет приказ, что гвардия должна
быть в сапогах, а? Что будет, скажите? Какой-нибудь негодяй захочет на этом
заработать, пойдет к императору и скажет, что достанет сапоги дешевле, чем
Юкумян. И что я тогда, спрашивается, делать буду? По мне эти черномазые
могли бы и дальше босиком ходить, я не против. Нет, мистер Сил, так дела не
делаются. Я ведь все рассчитал: в один прекрасный день выйдет приказ всем
гвардейцам надеть сапоги. Приказ приказом, а сапог-то нет. В этой вонючей
дыре разве можно купить столько сапог? Одни обещают достать их за три
недели, другие -- за месяц, третьи -- за полтора, и так дальше. А тут
прихожу я и говорю: "У меня есть сапоги. Сколько вам пар надо? Тысячу?
Пожалуйста. Устроим". Вот как делаются дела. И что же говорит генерал?
Бэзил молча протянул ему резкое, до неприличия короткое письмо -- ответ
Коннолли на вежливое, тщательно продуманное послание Бэзила, которое
начиналось словами: "Министр модернизации рад засвидетельствовать свое
