двух янтарных мундштуков, у стоявшего в углу кресла-качалки сломалась
спинка, на старинном, сандалового дерева столе треснула крышка и отошла
фанеровка. Только эти несколько человек, шесть стариков и двое изнеженных
юнцов, один из которых вдобавок страдал эпилепсией, и остались от исконного
населения Матоди -- все арабские конники давным-давно полегли в бою.
Разговор в клубе шел о том, что сейчас в городе нет места истинным
аристократам, уже не расскажешь на улице забавную историю, не постоишь на
набережной, во всех подробностях обсуждая цену земельного участка или
чистокровного жеребца; теперь не то что постоять -- пройти нельзя: столько
понаехало чернокожих, индусов, этих грязных, необрезанных, неверных рабов; в
судах заседают выскочки и мошенники, с которыми невозможно иметь дело...
евреи скупают землю.... налоги... беззастенчивая наглость во всем...
никакого уважения к досугу... повсюду развесили эти идиотские флажки,
освобождают улицы, куда-то тащат разбитые машины, пользуясь тем, что их
владельцы не могут этому помешать... Сегодня вышел указ, запрещающий
одеваться в арабское платье. Неужели теперь придется, точно каким-то
клеркам, ходить в пиджаках, брюках и тропических шлемах?.. И это при том,
какие бешеные деньги берут сейчас портные... Нет, все это специально
подстроено, не иначе... Такое впечатление, что живешь в английской колонии.
С самого утра с ведущей на станцию дороги доносились крик, ругань
надсмотрщиков, удары палок -- это город готовился к пуску первого с начала
войны поезда "Матоди--Дебра-Дова", который должен был отойти во второй
половине дня.
Пустить поезд оказалось делом непростым. Накануне сражения на перевале
Укака начальник станции и все его подчиненные, наиболее крупные чиновники
железной дороги, сбежали на материк. Правда, через неделю после победы Сета
все они, один за другим, каждый по-своему обЦясняя причину бегства,
вернулись обратно. Немало времени ушло и на ремонт железнодорожных путей,
которые враждующие армии серьезно повредили в нескольких местах; не хватало
также дров для топки паровоза и проволоки для телеграфных линий, отчего
возникали наибольшие сложности, -- не успевали с материка привезти дерево и
проволоку, как солдаты из расформированной армии генерала Коннолли крали их
на украшения своим женщинам. Наконец, когда все трудности остались позади,
было решено подождать с пуском поезда до прибытия почтового парохода из
Европы -- того самого, на котором плыл в Азанию Бэзил Сил. Таким образом.
Сил прибыл в Матоди в тот самый день, на который было намечено триумфальное
возвращение Сета в Дебра-Дову.
Вся церемония была тщательно продумана самим императором, что и
отразилось в специальном приказе, развешенном по всему городу на сакуйю,
арабском и французском языках наряду с множеством других постановлений,
знаменующих наступление Прогресса и Новой Эры.
ОтЦезд императора в Дебра-Дову
1) Император отправляется на железнодорожный вокзал в Матоди в 14.30
(8.30 по мусульманскому времени) в сопровожден нии личной свиты, а также
главнокомандующего и его штаба, В почетный караул встанет первый батальон
императорской лейб-гвардии. Всем военным, независимо от званий, надлежит
быть в полной парадной форме (офицерам -- в сапогах); гражданским лицам -- в
пиджаках, с орденами в петлицах; боевых патронов войскам не раздавать.
2) У входа на вокзал императора встретит начальник станции, который
проводит Его величество в вагон. В помещение вокзала, а также на перрон
публика не допускается, за исключением (в порядке очередности):
дипломатического корпуса, несторианского митрополита Матоди, викария
апостольской церкви, старейшины мормонов, офицеров Его императорского
величества, директоров железнодорожной компании Grand Chemin de Fer
d'Azanie, высшей знати Азанийской империи, представителей прессы. Ни один
человек, независимо от его положения, не будет допущен на перрон, если он
неряшливо одет или находится в состоянии алкогольного опьянения.
3) Публике разрешается стоять вдоль дороги на станцию, по пути
следования торжественного кортежа. Полиции надлежит внимательно следить,
чтобы встречающие не пустили в ход огнестрельное оружие.
4) Продажа спиртных напитков запрещается с полуночи до отправления
императорского поезда.
5) Один вагон поезда предназначается для пассажиров, следующих в
Дебра-Дову по частным делам. За билетами обращаться к начальнику станции. Ни
один пассажир не будет допущен на перрон после 14.00.
6) Всякое нарушение вышеизложенных правил будет караться тюремным
заключением сроком до десяти лет либо конфискацией имущества и поражением в
правах, либо -- и тюремным заключением, и конфискацией имущества
одновременно.
Это обЦявление Бэзил прочел на вокзале, куда он приехал на извозчике
прямо с набережной. Он пошел в кассу и купил билет первого класса до
Дебра-Довы, который обошелся ему в двести рупий.
-- Пожалуйста, зарезервируйте мне место в сегодняшнем поезде.
-- Это невозможно. Билеты продаются только в один вагон. Все места
зарезервированы уже несколько дней назад.
-- А когда будет следующий поезд?
-- Кто знает? Возможно, через неделю. Ведь паровоз должен вернуться
обратно. Он у нас один -- все остальные сломаны, а механик занят танком.
-- Позовите начальника станции.
-- Я начальник станции.
-- Послушайте, мне совершенно необходимо попасть в Дебра-Дову именно
сегодня.
-- В таком случае вам надо было закомпостировать ваш билет заранее.
Поймите, мсье, вы не в Европе.
Бэзил двинулся было к выходу, но тут увидел маленького человечка,
который, соскочив с груды чемоданов, засеменил в его сторону. Он был в
полушерстяном костюме и в ермолке, с живыми глазами, круглым сальным
желтоватым лицом и чаплиновскими усиками.
-- Хелло! Вы англичанин? Вам что-то нужно?
-- Мне нужно попасть в Дебра-Дову.
-- 0'кей, могу устроить.
-- Буду вам очень благодарен.
-- Почту за честь. Знаете, кто я? Вот, смотрите. -- И человечек
протянул Бэзилу визитную карточку, на которой значилось: "М. Krikor
Youkoumian, Grand Hotel et Bar Amurath Matodi, Grande Hotel Cafe Epicerie,
et Bibliotheque Empereur Seyid Debre Dowa. Touts les renseig nements"`. Имя
"Сеид" было замазано красными чернилами и сверху подписано "Сет".
-- Оставьте карточку у себя, -- сказал господин Юкумян. -- Вы едете в
Дебра-Дову. Со мной едете. Я все устрою. Как ваше имя, сэр?
-- Сил.
-- Послушайте меня, мистер Сил. Вы хотите ехать в Дебра-Дову. У меня
есть два места. Вы платите мне двести рупий, и я пересаживаю госпожу Юкумян
в товарный вагон. Договорились?
-- Нет, двести рупий я вам не заплачу.
-- Послушайте меня внимательно, мистер Сил. Я все устрою. Вы же не
знаете этой страны. Гиблое место. Если не попадете на поезд, будете сидеть в
Матоди одну, две, три, может, шесть недель. Тогда придется платить больше. Я
англичан уважаю. Настоящие джентльмены. Давайте так: вы мне даете сто
пятьдесят рупий, и госпожа Юкумян едет в телятнике. Вы не понимаете, что
такое ехать в телятнике вместе с мулами. Это мулы генерала. Злые, как черти.
Весь день будут бить ее копытами. И воздуха в телятнике нет. Вонь, микробы.
Она может задохнуться, ее могут затоптать мулы. А ведь она хорошая жена,
работящая, любящая. Не будь вы англичанином, я бы меньше чем за пятьсот
рупий никогда бы не пересадил госпожу Юкумян в товарный вагон. Ну что,
договорились?
-- Договорились, -- сказал Бэзил. -- По-моему, вы хороший малый.
-- Послушайте, дайте мне деньги сейчас, хорошо? А я поведу вас в свое
кафе. Тут вам не Лондон -- кафе маленькое, грязное, но бренди у меня
отличное. Сам его только в воскресенье настаивал.
В два часа пополудни Бэзил и господин Юкумян заняли свои места в поезде
и стали ждать прибытия императора. В вагоне, кроме них, было еще шесть
пассажиров: один грек, который сразу же предложил купить у него апельсины и
вскоре уснул; четыре индийца, которые жарким шепотом жаловались друг другу
на то, что их здесь за людей не считают, и азанийский аристократ с супругой,
которые молча и почти непрерывно жевали завернутый в газету пирог с
бараниной. Личные вещи господина Юкумяна поместились в одном небольшом
чемодане, однако у него было еще несколько корзин с товаром, которым он
собирался торговать в Дебра-Дове и который теперь, за незначительную мзду,
удалось пристроить в почтовый вагон. Что же касается госпожи Юкумян, то она
тихо всхлипывала, забившись в угол телятника и прижимая к груди банку
вишневого варенья, которую, чтобы компенсировать отсутствие удобств, подарил
ей муж. В нескольких футах от нес из темноты время от времени раздавались
тревожное мычанье, храп и хруст соломы под копытами.
Освободить вокзал от зевак, несмотря на приказ императора, полиции нс
удавалось. Над железной оградой то и дело появлялись курчавые головы, по
которым полицейские, человек двадцать -- тридцать, с остервенением колотили
бамбуковыми дубинками. Немало зрителей залезло и на крышу вокзала. Индиец,
продававший представителям Международного пресс-агентства открытки с
экзотическими видами Азании, теперь поспешно фотографировал местных
знаменитостей, которые, кстати, также не до конца выполнили приказ
императора: митрополит, например, был так пьян, что не держался на ногах и,
качаясь, виснул на руке своего капеллана; корреспондент "Courier d'Azanie"``
явился на вокзал в расстегнутой рубахе, продавленном тропическом шлеме и
парусиновых туфлях; грек, агент по погрузке и отправке судов, он же --
вице-консул Великобритании, Нидерландов, Швеции, Португалии и Латвии,
приступил к выполнению своих обязанностей, напялив
` "Мсье Крикор Юкумян. Гранд-отель и бар "Амурат" в Матоди;
Гранд-отель-кафе-магазин и библиотека императора Сеида в Дебра-Дове. Любые
услуги" (франц.).
`` "Курьер Азании" (франц.).
плащ поверх пижамы и еще толком не проснувшись; директор банка,
наполовину индиец, по совместительству -- вице-консул Советской России,
Франции и Италии, еще спал у себя дома, а один из главных коммерсантов
страны, представитель других великих держав, человек загадочного
происхождения, вообще находился в настоящее время на материке, занимаясь
отправкой из Александрии в Матоди долгожданной партии гашиша. Несколько
сановников, облачившись в национальные костюмы, уселись в кружок на
расстеленном прямо на перроне ковре и завели, почесывая голые пятки,
пространный разговор о женщинах. Две козы и несколько небольших индеек,
принадлежавших начальнику станции, были, по случаю праздника, выпущены из
женской уборной, где их обыкновенно держали, и теперь, копаясь в отбросах,
разбрелись по всему перрону.
Только через час после назначенного времени барабаны и дудки гвардейцев
возвестили о прибытии императора, задержавшегося в пути из-за сломанного
грузовика, который, несмотря на все усилия, так и не удалось сдвинуть с
места. Прежде чем императорский кортеж вновь двинулся в путь, губернатор,
которому надлежало освободить дорогу, был поколочен дубинками и разжалован
из виконта в баронеты. Императору же пришлось выйти из машины и продолжать
путешествие верхом на муле, за которым, с императорскими чемоданами на
голове, шли человек десять тут же мобилизованных зевак.
На вокзал император прибыл в скверном расположении духа, накричал на
