поспешно вставать, роняя бокалы и гремя ножами и вилками. Все
присутствующие, за исключением разве что сэра Самсона, который по
рассеянности остался в маске, стали незаметно, смущаясь, поправлять галстуки
и снимать бумажные колпаки. Наконец, в окружении гвардейцев, одетых в
обшитые тесьмой мундиры, в зал, торжественно ступая по натертому паркету и
не глядя по сторонам, вошел император -- черный фрак, белые лайковые
перчатки, белоснежная, туго накрахмаленная сорочка, крохотные жемчужные
запонки и черное, как вакса, лицо.
-- Разоделся, как на свадьбу,-- процедила леди Кортни.
Князь Федор скользнул вперед, провел императора в ложу и усадил за
стол. Император сидел в одиночестве, а свита разместилась у него за спиной.
Устроившись, Сет едва заметно кивнул князю Федору, и оркестр вновь заиграл
танцевальную музыку.
Некоторое время Сет с безразличным видом наблюдал, как гости вновь
начинают веселиться, однако затем, через посредство одного из своих
приближенных, пригласил на танец жену американского посла. Остальные пары
отошли в сторону, Сет с важным видом вывел свою даму на середину зала,
сделал с ней два круга, отвел ее обратно за столик, галантно поклонился и,
не проронив ни слова, вернулся в свою в ложу.
-- Между прочим, он отлично танцует, -- сообщила миссис Шонбаум. --
Интересно, что бы сказали в Америке, если б видели, что я танцую с цветным.
-- Вот бы он маму пригласил! -- сказала Пруденс. -- Может, попробовать
его соблазнить? Или он интересуется только замужними женщинами, как ты
думаешь?
Бал продолжался.
Метрдотель с обеспокоенным видом подошел к князю Федору:
-- Ваше высочество, гости недовольны шампанским.
-- Кто именно?
-- Французы.
-- Скажешь им, что оно идет в полцены.
-- ...Ваше высочество, продолжают поступать жалобы на шампанское.
-- От кого теперь?
-- От герцога Укакского.
-- Унеси бутылку на кухню, долей в нее стакан самогона и принеси
обратно.
-- ...Ваше высочество, министр внутренних дел требует вина, а когда я
приношу, выливает его своей даме на колени. Может, его не обслуживать?
-- Я тебе дам "не обслуживать"! Разноси вино и не задавай идиотских
вопросов.
За английским столом начали играть в "чепуху", записывая слова прямо на
меню. Получалось довольно смешно: "Влюбленный герцог Укакский... Поджидал
пьяную мадам Байон... Во дворце, в туалете... Он сказал ей: "Floreat
Azania"...
-- Папа, если ты будешь так громко смеяться, нам придется прекратить
игру.
-- Господи, как смешно...
-- Мам, к нам заезжал тот самый молодой человек, который сидит сейчас
рядом с Коннолли?
-- Кажется, да. Надо будет как-нибудь его позвать. Может, на
рождественский завтрак, если он еще будет здесь... А впрочем, у него и без
нас уже знакомых хватает.
-- Это все твой снобизм, мама! Не забудь, Коннолли ведь теперь герцог.
Пожалуйста, давай всегда будем звать этого молодого человека, хорошо? На все
обеды и завтраки...
-- Пытаюсь встретиться с императором глазами, -- сказал Бэзил. -- Хотя
вряд ли он меня помнит.
-- Сейчас, когда война кончилась, он, я смотрю, здорово нос дерет.
Ничего, еще поглядим, что он запоет, когда начнут приходить счета. Вот
сейчас выпивка -- первый сорт, не то что в прошлый раз. За этим Федором глаз
да глаз нужен.
-- Хорошо было бы попасть к императору на прием.
-- Послушай, старик, ты что, сюда дела, что ли, делать пришел? Дался
тебе этот император! Я уже полгода с ним нянчусь, он у меня в печенках
сидит, император твой. Забудь ты про него. Плесни-ка лучше Черномазой
шампанского, да и себя не забывай. Все император да император -- как будто,
черт побери, других тем нет!
-- Мсье Жан, я только что узнал одну ужасную новость, -- сказал второй
секретарь французского посольства.
-- Рассказывайте, -- сказал первый секретарь.
-- Язык не поворачивается. Это затрагивает честь супруги посла.
-- Невероятно. Немедленно рассказывайте. Это ваш долг перед Францией.
-- Да, вы правы, долг перед Францией... под воздействием спиртного она
назначила свидание герцогу Укакскому. Он -- ее возлюбленный.
-- Кто бы мог подумать? Где?
-- Во дворце, в туалете.
-- Но во дворце нет туалета.
-- Мне удалось перехватить письмо, адресованное сэру Самсону Кортни.
Сложенный лист бумаги. Шпионское донесение -- по всему видно. Не исключено,
что этот листок был запечен в хлебе.
-- Неслыханно. От посла мы эту информацию утаим. Установим за ними
слежку. И никому ни слова. Такие сведения лучше не разглашать. Бедный мсье
Байон. Он верил ей. Мы должны помешать этому.
-- Ради Франции.
-- Ради Франции и ради мсье Байона.
-- ...Я никогда не замечал, что мадам Байон так плохо пьет...
Карнавал возобновился. Что только не водружалось на головы всех цветов
и оттенков -- черные, как вакса, белые, как бумага, коричневые и "кровь с
молоком": колпаки фригийские и клоунские -- из тех, что надеваются в виде
наказания нерадивым ученикам; жокейские фуражки, наполеоновские треуголки,
шапки, шляпки и шляпы, в которых ходят пьеро и арлекины, почтальоны и горцы,
матушка Хаббард и маленькая мисс Маффет'. В маски из раскрашенного картона,
словно клинок в ножны, вкладывались любых размеров и антропологических типов
носы: семитские -- с горбинкой; нордические -- маленькие, курносые,
усыпанные веснушками; широкие, с огромными ноздрями носы туземцев с
материка, из затопленных болотами деревень; красные, мясистые носы
алкоголиков и отвратительные провалившиеся носы сифилитиков. Танцующие то и
дело наступали на разбросанные по полу ленты из цветной бумаги, между
столами летали разноцветные мячики. Один из них, брошенный мадам Фифи, едва
не угодил в королевскую ложу, что привело министра внутренних дел в
неописуемый восторг. Князь Федор с тревогой смотрел по сторонам -- гости
разошлись не на шутку. Поскорей бы император уехал -- "инцидент" мог
возникнуть в любую минуту.
Но Сет неподвижно сидел среди пальм и гирлянд и, глубоко задумавшись,
вертел в пальцах ножку бокала. Изредка он исподлобья быстрым взглядом
окидывал зал. У него за спиной нетерпеливо переминались с ноги на ногу
приближенные -- им тоже хотелось поскорее пуститься в пляс. Если бы его
величество сейчас уехал почивать, они бы еще успели вернуться, пока праздник
не кончился...
-- Смотри, старик, все гуляют, веселятся, только твой дружок-император
надутый сидит. Ехал бы лучше домой, остолоп черномазый, не портил бы
настроения.
-- Не могу понять, отчего Сет не танцует. Чем-то он, видно, расстроен.
' Персонажи шуточных английских песенок.
Но император уезжать не собирался. Сегодня был его день. День победы. В
этом зале собрались сливки столичного общества. Вон, словно взрослый на
детском празднике, заливается счастливым смехом английский посол. Вон
министр внутренних дел -- ведет себя совершенно недопустимо. А вон
главнокомандующий азанийскими вооруженными силами разговаривает с Бэзилом
Силом. Сет узнал Сила, как только вошел в зал ресторана и первый раз суровым
взглядом окинул собравшихся. Увидев его, Сет, могущественный император,
празднующий победу своего оружия в своей столице, почему-то вдруг испытал
робость. Последний раз они встречались без малого три года назад... Шел
мелкий дождик, слуга пересек двор колледжа с грязными тарелками на подносе,
в воротах, облокотившись на велосипеды, стояли несколько старшекурсников в
твидовых костюмах. В своем колледже Сет держался в тени, его ставили на одну
доску с выпускниками государственных школ или какими-нибудь бенгальцами или
сиамцами -- как и они, он был представителем далекой страны; как и их, его
привела в Оксфорд похвальная тяга к знаниям. Бэзил же пользовался репутацией
одного из самых блестящих оксфордцев. В тех редких случаях, когда
сердобольные сокурсники приглашали Сета на чай или кофе, разговор неизменно
заходил о Силе, имя которого упоминалось с благоговейным ужасом. Сил
проигрывал баснословные суммы в покер; его завтраки кончались за полночь, а
обеды длились до рассвета и заканчивались скандалом; из Лондона на роскошных
автомобилях к нему приезжали юные красавицы; на выходные он уезжал без
спроса и возвращался в колледж глубокой ночью, перелезая через каменную
стену; он обЦездил всю Европу, свободно говорил на шести языках, называл
оксфордских профессоров по именам и запросто обсуждал с ними их научные
труды.
Сет познакомился с Силом на завтраке у главы колледжа. Бэзил заговорил
с ним о топографии Азании, о несторианской церкви, о диалектах сакуйю, об
отличительных свойствах находящихся в Дебра-Дове дипломатов, а спустя два
дня пригласил его на ленч, где были два пэра, президент Оксфордского
дискуссионного общества, издатель только что созданной студенческой газеты и
молодой профессор. За ленчем Сет сидел молча и, как завороженный, слушал, а
затем, спустя еще несколько дней, после долгих переговоров со своим слугой,
пригласил Сила к себе. Бэзил принял приглашение, однако в последний момент
под каким-то предлогом отказался. На этом их отношения и кончились. За эти
три года Сет стал императором, но Бэзил остался для него олицетворением той
блестящей европейской культуры, к которой он так стремился. И вот теперь
этот человек каким-то непостижимым образом очутился в Азании и сидит за
одним столиком с четой Коннолли. Интересно, о чем он думает? Если бы только
министр внутренних дел был потрезвее...
Метрдотель опять подошел к князю Федору:
-- Ваше высочество, в ресторан рвется какой-то человек. По-моему, его
пускать нельзя.
-- Хорошо, я сейчас посмотрю.
Князь Федор двинулся было к выходу, но запоздавший гость уже стоял в
дверях.
Это был громадный негр в полном праздничном облачении: на голове у него
красовалась косматая шапка из львиной гривы, на плечи была наброшена
бесформенная меховая накидка. Красная атласная юбка, медные браслеты на
запястьях, ожерелье из львиных клыков. На боку висела длинная сабля с
инкрустированным эфесом, а могучая грудь была опоясана двумя патронташами с
медными патронами. Глазки у него были маленькие, налитые кровью, а щеки и
подбородок заросли густой черной щетиной. За его спиной сгрудились, слегка
пошатываясь, шестеро рабов, вооруженных допотопными ружьями.
Перед князем Федором стоял могущественный феодал, граф Нгумо, владелец
раскинувшихся на пятьсот квадратных миль и заросших непроходимыми джунглями
горных земель. На протяжении всей гражданской войны он упорно пытался
созвать под свои знамена соплеменников, однако сражение при Укаке
завершилось раньше, чем набор в его армию, что и позволило ему сохранить
нейтралитет. Когда война кончилась, он, оставив армию в горах и взяв с собой
лишь несколько сот воинов личной охраны, спустился в долину, дабы воздать
должное победителю. Победу Сета Нгумо праздновал уже не первый день, что не
могло не сказаться даже на его богатырском здоровье.
Князь Федор преградил ему путь:
-- Все столики заняты. Я очень сожалею, но свободных мест в ресторане
нет.
-- Дашь мне стол, джина и женщин, -- тупо прищурившись, сказал граф. --
А моим людям, которые на улице, -- сырой верблюжатины.
-- Но все столы заняты.
-- Не беспокойся, мои рабы место найдут, это им пара пустяков.
Оркестр смолк, и в переполненном ресторане наступила мертвая тишина.
Из-под масок и бумажных колпаков выглядывали перепуганные лица.
-- Живо под стол, Черномазая, -- сказал Коннолли. -- Сейчас начнется
