товила ей благосклонная судьба. Люся, как ребенок, радовалась жизни,
с восхищением разглядывала сервизы, цветное постельное белье,
мельхиоровые ложки и прочий, в общем-то, стандартный набор
предметов, которыми снабжают молодых родные и знакомые, от-
правляя молодоженов в долгое плавание по бурному морю жизни.
Люся была настолько эмоционально возбуждена свадьбой, как
праздником, как карнавалом, что постепенно у нее растаяло эт
странное ощущение, что она стала женой чужого для нее человека.
Тем более, что она не имела никакого представления о том, как
это должно быть на самом деле. Да и откуда ей было это знать?
Мать с ней на эти темы не разговаривала - только торопливо и
смущенно дала дочке какие-то общие наставления за день до
свадьбы. С подругами Люся также по таким поводам не общалась - ей
казалось гадким и неприличным говорить о таких вещах.
Михаил же был ровен, терпелив, спокоен и, в конце концов, Лю-
ся уверовала, что иных отношений между мужчиной и женщиной не
бывает, что интимная часть этих отношений - такая же естественная и
обыденная необходимость, как личная гигиена, но, конечно, эмоцио-
нальнее.
Первый год замужества прошел для Люси интересно - она
впервые почувствовала себя замужней женщиной, началась вереница
походов в гости, в основном, по знакомым и друзьям отца Люси, в те
дома, где раньше ее принимали за девочку. Квартиры, которые Люся
с Михаилом посещали с визитами, никогда не назывались "кварти-
рами", а носили высокое имя "дом". В таких "домах" стены были об-
клеены редкими по тем временам моющимися обоями, мебель была
красного дерева, под высокими потолками сияли хрустальные люст-
ры, в сервантах благородно белел тонкий фарфор, а на полах пестре-
ли восточным орнаментом ковры. На столах царило изобилие, а за
столами - веселье.
В свою очередь, Люся, уже как семейный человек, приглашала
подруг, хотя, конечно, это больше походило на полуофициальные
приемы, чем на дружеские встречи. Готовиться к ним Люсе всегда
помогала мать, и Люсе оставалось только сервировать стол и играть
роль щедрой и радушной хозяйки дома.
Как всегда, в Люсином доме широко отмечались ноябрьские и
майские праздники, семейные торжества, шумно встречали Новый
год.
Карнавальное шествие жизни остановилось для Люси августов-
ским вечером на перроне Ленинградского вокзала. И Люся не сразу
поняла, но очень быстро почувствовала, что она и Михаил совер-
шенно по-разному отнеслись к этой перемене.
Для Михаила Ленинград был местом первой его работы, которая
составляла для него смысл жизни. Из студента он превратился в ин-
женера, от которого требовались и знания, и умение решать задачи
не только по оптике и сопротивлению материалов. Михаил сразу
попал в большой производственный и научный, многослойный кол-
лектив со своими традициями и проблемами. Ему предстояло освоить
нелегкую науку общения с людьми, найти свое место в деле, о котором
он мечтал. И Михаил отдал все свои силы и энергию этому. Для
него не существовало разницы между служебным временем и досугом
- о работе он думал постоянно.
Люсю Михаил любил. Любил по своим понятиям серьезно. Она
понравилась ему сразу, и Михаил, как человек целеустремленный,
полностью посвятил себя Люсе в период ухаживания. После же
свадьбы Михаил видел в Люсе только подругу жизни, соратницу по
делам, будущую мать их детей. Михаил был умным, но холодным по
темпераменту человеком. Он был всегда формально безупречен в
отношениях с Люсей - внимателен, уступчив в мелочах, терпелив к ее
капризам. Михаил рассчитывал свою совместную жизнь с Люсей, как
программу для электронно-счетной машины. Такой машиной был его
мозг с отличной цепкой памятью. Люся могла быть уверена в том,
что огурцы всегда будут нарезаны крупно - так, как она любит, что
Михаил всегда явится с цветами, что ей никогда не будет отказа в
понравившейся ей вещи, если это позволял их бюджет.
Михаил просто не мог увлечься другой женщиной, влюбиться в
кого-то, кроме Люси. Зачем?
Но при всем при этом Люся чувствовала, что появившись с цве-
тами после работы, что крупно нарезав огурцы, что внимательно вы-
слушав и поговорив с Люсей, Михаил переключается от общения с
ней на размышления о своем деле. В это время Люся для него не суще-
ствовала.
Для Люси Ленинград был чужим городом. Одно дело туристом
подняться на Исакиевский собор или спуститься в подвалы Казанского
собора, пройти по залам Зимнего дворца или по казематам Петро-
павловской крепости, отдохнуть на скамейках Летнего сада или в
парках Павловска. Другое дело жить в скудно обставленной - стол,
шкаф, кровать, четыре стула - комнате в заводской гостинице без сво-
их нарядов и украшений, без сервизов и цветного телевизора, без
собственной кухни и ванны, без набитого снедью холодильника.
В Ленинградском педагогическом институте - а Люся всегда от-
носилась к учебе с прохладцей - ей было неинтересно. Группа сту-
дентов пятого курса, куда ее определили, тоже восприняла Люсю, как
залетную птицу, да Люся и сама не стремилась заводить здесь зна-
комств.
Отдыхом для Люси были только каникулы и праздники, когда
она, используя любую возможность, ездила в Москву. Разлуки с
мужем стали для нее привычными, расставались они с Михаилом
легко, встречались спокойно.
Но совсем тоскливо ей стало, когда, окончив институт
приступила она к работе в качестве учительницы английского языка в
общеобразовательной школе-десятилетке. Устроиться Люсе удалось
не сразу, с различными мытарствами, должность свою она получила в
далеко расположенном новом районе. Дорога отнимала у Люси еже-
дневно около трех часов, городской транспорт выматывал ее, к тому
же она столкнулась с непривычной для себя необходимостью вести в
школе общественную работу то по организации сбора макулатуры, то
по проведению пионерских слетов, то по подготовке концертов само-
деятельности. Люся была совершенно равнодушна к этим обя-
занностям и считала их про себя бесполезными, потому что, в отличие
от Михаила, не любила свою работу.
А Михаил все чаще стал отлучаться в служебные командировки -
его гоняли по ним как молодого бездетного специалиста.
Кончилось все это первой и последней, по-настоящему крупной и
серьезной ссорой между Люсей и Михаилом.
В тот день Люся сидела за столом и проверяла тетрадки своих
учеников. Нудная, почти механическая работа требовала от нее в то
же время напряженного внимания - учителю нельзя пропустить допу-
щенную ошибку. И в какой-то момент Люся сама того не заметила
как оторвалась от тетрадей и стала смотреть в окно, уныло слезящееся
каплями дождя. Она слышала, как в комнату вошел Михаил, но не
обернулась. Михаил снял плащ, повесил его на шестиштыревую ве-
шалку, прибитую тут же у двери, переобулся в домашние тапочки и
подошел к Люсе.
Обычно она хоть как-то реагировала на его приход, а тут сдела-
ла вид, что полностью погружена в проверку тетрадей. На самом
деле она просто уставилась в одно слово, аккуратно выведенное дет-
ской рукой, - "хоум", что означало в переводе с английского "дом".
Люся не видела этого слова и не понимала его значения, а по звукам,
казавшимся столь ощутимыми в тишине комнаты, ясно представляла
себе, что делает Михаил.
Он постоял за ее спиной, потом тихо подошел к платяному шка-
фу, скрипнула дверца, переоделся в спортивный костюм, глухо грох-
нув вешалкой по задней стенке шкафа, и снова остановился сзади
нее.
Пауза не могла быть бесконечной, раздражение мутной ленивой
волной вскипело в Люсе и она откинулась на спинку стула. И тут Ми-
хаил положил ей на руки, как ребенка, букет хризантем.
Они пахли мокрым холодком и легкой земляной затхлостью.
Люся прижала цветы к груди и обернулась. Раздражение на
мгновение стихло, словно удивленно затаилось. Михаил сел рядом на
кровать.
- Ты голодный? - спросила Люся, разглядывая цветы. - И где ты
их достаешь?
- Спасибо, я сыт, - последовательно ответил на ее вопросы Миха-
ил. - Я поел на заводе, вполне сносно. А цветы... Бабка какая-то к про-
ходной приходит, приносит то астры, то хризантемы.
- Может быть, я тебя все-таки покормлю? - спросила Люся безо
всякого желания, и цветы ей почему-то показались уже не подарком,
они потеряли ореол своей таинственности, от них даже пахло не мок-
рым холодком, а затхлостью старческих рук.
- Спасибо, я же сказал, что не хочу есть, - чуть удивился Михаил,
он не любил повторять дважды одно и то же.
- А как у тебя на работе? - Люся положила цветы на край стола.
- Рассказывай...
- Дела?.. - пожал плечами Михаил. Хотя на первых порах по при-
езде в Ленинград Люся заставляла Михаила описывать свой рабочий
день, он выдавал ей только точную, но сухую информацию без лич-
ной эмоциональной оценки, и поэтому Люся давно перестала интере-
соваться его служебными делами.
В данном случае вопрос насторожил Михаила, но поскольку
речь зашла о работе, он счел возможным использовать момент и
осторожно добавил:
- Наверное, придется ехать в Чимкент...
- Опять? - в упор посмотрела на него Люся. - Ты же только что
оттуда...
- Десять дней как, - уточнил Михаил. - Звонили. Автоматика ба-
рахлит. Ты знаешь, тут есть какая-то необъяснимая закономерность -
пока сам сидишь рядом, то все в порядке. Стоит уехать, как все ку-
вырком. Правда, когда я там сижу, то проверяю каждый шаг экс-
плуатационников. Уверен, что и сейчас можно легко найти причину
неполадок. Но искать ее надо мне - за меня этого никто не сделает.
Думаю, за неделю управлюсь. Плюс дорога.
- У тебя каждый раз на неделю, а выходит на две, если не боль-
ше, но уж во всяком случае не меньше.
- Это же работа, - миролюбиво сказал Михаил. Подобные раз-
говоры с Люсей случались и раньше. - Ты пойми, мы задумали на
заводе и делаем по идее очень красивую вещь, а Чимкент согласился
ее испытать, может быть, даже внедрить, если получится, я тебе уже
объяснял это. Что же теперь бросать все на полпути? Нелогично. Я
понимаю, что скучновато тебе одной... Можешь сходить в Русский
музей в воскресенье, пока меня не будет. Там выставка икон из за-
пасников открывается. У нас экскурсия будет от завода, записать
тебя?
- Холодно мне, Миша, - Люсей овладела тупая апатия и уста-
лость. - И тошнит...
- Ты, наверное, съела что-нибудь несвежее, - насторожился Ми-
хаил. - Давай вызовем врача.
- Да я их сроду не любила и знать не хочу, - нехотя покачала голо-
вой Люся. Ей уже стало тошно не столько физически, сколько от
бессмысленного, как ей казалось, разговора. В то же время остано-
виться она не могла.
Накопилось.
- Зря, - сказал Михаил. - Специалист есть специалист. Посмот-
рят, сделают анализы, найдут причину.
- А что ее искать?.. Есть причина, Мигуэль, есть, - Люся неожи-
данно для себя самой назвала Михаила Мигуэлем на испанский ма-
нер, но это ее не рассмешило, а наоборот, придало какую-то горькую
торжественность ее словам.
- Впрочем, это неважно, - с равнодушным видом добавила она. -
Не имеет значения...
Настало время встревожиться Михаилу. Но он не потерял самооб-
ладания, а стал методично докапываться до истины, как и привык
это делать, решая чисто производственные задачи.
- Как неважно? Как не имеет значения? - пытливо переспросил он.
- Значит, ты знаешь причину, но не говоришь.
- Да не хочу я ничего говорить, отстань от меня, - уже со звонкой
слезой в голосе сказала Люся.
- Кому же говорить, как не мужу? - настаивал Михаил. - Если
не говоришь, значит, не доверяешь. Почему?
- Умному мужу и говорить не надо. Сам догадаться должен. Или
сообразить.
- Предположить, вычислить я могу, конечно, но гадать не могу и
не умею... - Михаил немного задумался. - Тошнит, значит? А ты не
падала, головой не ушибалась?
- Нет, - коротко обронила Люся.
- В таком случае сотрясение мозга отпадает, - продолжил Миха-
