чуть. Закрой нашу лавочку - никто и не почувствует, но только по-
пробуй сделать это. Зато деловитости, активности, собраний-
заседаний хоть отбавляй. Ты знаешь, самой изощренной пыткой, при-
думанной фашистами, была бессмысленная, бесполезная работа - сего-
дня кучу камней перенести сюда, а завтра - на прежнее место. Так и
у нас в институте - такая же бездуховность, бессмысленность. Причем
появились мастера заправлять арапа столь высокого класса, что за
ними никак не угнаться.
- А может как раз и не стоит с такими наперегонки соревновать-
ся? - миролюбиво заметила Люся.
- Как же! Тогда они обгонят тебя, - охотно объяснил Виктор. - И
грязью обольют, и станут относиться к тебе с презрением, если ты не
входишь в их элиту.
Виктор и дальше развивал мысль об элите, хотя это была не его
идея, а Антона. Виктор излагал Люсе концепцию Антона, искренне
веря, что в его устах она выглядит также по-мужски, по-
человечески веско, как у Антона. Но в то же время то, что так безо-
говорочно звучало в изложении Антона, оказалось не столь убеди-
тельным в пересказе Виктора. И чем дальше, тем больше, ощущая
скорее подсознательно, чем разумом, Виктор почувствовал, как за-
змеилась трещинка в их с Люсей счастье. Виктор где-то в глубине
души неясно встревожился и новыми примерами пытался укрепить
безаппеляционность концепции Антона.
- Такая бездуховность проявляется не только на службе. Ну, ко-
му нужны мои маски, мои лица, кроме меня, а теперь и тебя? Ты зна-
ешь, когда-то жили-были три художника: один ваял человеческие
лица, другой писал картину всеобщего благоденствия, а третий стро-
ил структуры. Где же теперь эти художники? Один стал кандидатом
технических наук и ходит в институт, как чиновник в присутствие.
Другой превратился из художника и в оформителя. Сейчас большая
нужда именно в оформителях, а не в художниках, разве не так? Каж-
дому директору хочется красиво оформить свой завод, свой институт,
чтобы, когда посетит его высокое начальство с визитом, куча мусора
была бы закрыта художественным панно или монументом. Вот и вы-
зывают художника Петрова, вот и покупают талант художника Пет-
рова, а потом при встрече Петров говорит: "Старик, это я для денег
делал, а для души пока некогда." О чем же мне с ним после этого го-
ворить, что обсуждать, чем делиться? Третий художник уехал куда-
то... Нет, это раньше мы вместе ходили по мастерским других худож-
ников, по другим подвалам, сами устраивали свои выставки, спорили
до хрипоты ночами напролет, открытием нам казалось каждое новое
полотно, каждая новая работа... А сейчас?.. Скучно. Сейчас мы уви-
дели, что все уже давно открыто, картины все уже написаны, структу-
ры созданы, маски изваяны. И что надо успеть прожить, пригубить,
насладиться остатком жизни, неужели не так?
Чем дольше говорил Виктор, тем крепче к нему прижималась
Люся, она воспринимала слова Виктора как исповедь любимого чело-
века о переживаемом им духовном кризисе, в котором он находится
после стольких лет одиночества, после смерти матери и отца.
Виктор же, уже волнуясь по-настоящему, уже понимая, насколь-
ко серьезно все то, о чем он говорил, явственно ощущал, что за
зазмеившейся трещинкой в их счастье зазияла пропасть.
- Вот и получается, что жизнь - одинокая, горькая штука, страш-
но одинокая, люди одиноки и каждый в отдельности, и все вместе,
потому что смертны мы и боимся смерти, и только любовь, такая лю-
бовь, как у нас, только как у нас, именно как у нас, способна ото-
греть от могильного холода и даст забыться от страха небытия...
Люся не дала договорить Виктору, она обхватила его голову, це-
ловала глаза, губы, лоб, закрыла его собой, защитила, как мать укры-
вает своего ребенка...
А потом они замерли оба, и уже жар-птица великой любви
спрятала Люсю и Виктора под сень своих крыльев...
Виктор отвез Люсю, но остановил машину за квартал до ее до-
ма.
- Помнишь, ты мне говорила, что ты - человек, не любящий не-
определенности?.. - Виктор положил руки на руль.
И Виктор, и Люся сидели в машине и смотрели прямо перед со-
бой.
- ... Что ты предпочитаешь жить по принципу: раз - и все! Может
быть, так и договоримся?.. Я понимаю, как тебе нелегко вырываться,
но раз в неделю давай: раз - и все!.. А?..
Люся повернулась к Виктору.
- Я постараюсь, любимый, - сказала Люся и долго-долго вгля-
дывалась в лицо Виктора. - Не печалься ни о чем.
21
Если в квартире Виктора, несмотря на порядок и чистоту, все-
таки не хватало женской руки, женского присутствия, то в квартире
Марины точно также среди стерильно вымытых полов, среди, каза-
лось, только что принесенных из прачечной и химчистки портьер,
занавесок, ковриков ощущалось отсутствие мужчины, отсутствие де-
тей.
Люся думала об этом, оторвавшись от журнала мод, который ей
сунула Марина перед тем как уйти на кухню, где она стряпала что-то
вкусное. Люся хотела появиться у Марины вместе с Виктором, но
сложилось так, что она случайно встретилась с Мариной и та затащи-
ла Люсю к себе.
Люся невольно сравнивала двухкомнатную квартиру Виктора и
однокомнатную Марины со своей, тоже двухкомнатной и пусть не
столь ухоженной, зато носящей отпечаток бурной Денискиной дея-
тельности.
От мыслей о квартирах Люся незаметно перешла к раздумьям об
их хозяевах. После последней встречи с Виктором Люся часто впада-
ла в состояние глубокой задумчивости, причем размышления ее бы-
ли непоследовательны, нелогичны, но эмоционально насыщены.
Люсе было по-женски жалко Марину, потому что не каждому от-
пущено столько счастья, сколько досталось на ее долю с Виктором. И
в то же время Люся беспокоилась о Викторе, о Вике, остро сопережи-
вая его одиночество, и в глубине души надеясь, что он обретет душев-
ное равновесие в своей любви к ней.
Марина появилась с кухни в домашнем халатике, разгоряченная и
от того по-домащнему уютная, какая-то сдобная. Она тяжеловато
плюхнулась на тахту и обняла Люсю:
- Есть хочется смертельно, но давай потерпим с полчасика. Я мя-
со с майонезом в духовку заладила и бутылочку "Мукузани" припас-
ла - устроим пир горой... Ты что такая мрачная?.. Не в духе?.. Или
устала?..
- Ну, что ты! - улыбнулась Люся. - Ничего подобного. Просто
сижу, расслабилась... Как у тебя все-таки уютно, чисто, хорошо...
- Нравится?.. - оглядела комнату Марина.
- Хорошо-то, хорошо... - вздохнула она в ответ своим мыслям. -
Слушай, я тут по случаю косметические наборы прикупила, по два
пятьдесят, очень приличные. Хочешь парочку? Возьмешь?
- Ой, да на что они мне? - пожала плечами Люся. - Косметики у
меня, слава богу, хватает - мне отец из-за границы возит. Тем более
два.
- А зря отказываешься, подруга. Ведь как бывает сплошь и ря-
дом? Пошел на день рождения, бац, а дарить нечего, полез в шкаф и
будто нашел, ну просто, нашел и все тут.
- Марин, - мягко спросила Люся, - а почему ты все время как
мужчина говоришь? Пошел, нашел...
- Не как мужчина, золотая моя, а как мужик, - усмехнулась Ма-
рина. - Знаешь, в детстве я так гордилась, что я - девочка, а вот к ста-
рости мечтаю стать мужиком. А сама ненавижу их, подлецов...
Последние слова Марина сказала хоть и шутливо, но с такой го-
речью и вызовом, что Люсе захотелось утешить ее:
- Ну, что ты? Разве можно так? Неужели ты и Сережу ненави-
дишь?
Но Марина, вспомнив свою старую обиду, свою незаживающую
рану - свою неудачную любовь к Пижону, уже не могла остановиться:
- А что Сережа? Князь? Все они, мужики, одинаковые - любят,
когда им подадут, когда уберут за ними, когда подарят им что-
нибудь, когда ты покорна, как рабыня. А как дело коснется главного
- в кусты. Так и Сережа - той же, мужицкой, породы. Ты не смотри,
что он такой тихий.
- А мне нравится за ними ухаживать, они же как дети. И еще
нравится, когда мужчина ест с аппетитом... - попыталась возразить
Люся.
- ... и любит с аппетитом, - грубовато рассмеялась Марина. - Я
Сережу могу довести до экстаза, он аж бросается на меня, но только,
если его не накормить, то и любит он без аппетита. А накормить не
так-то просто. Вот у нас позавчера собрание было, так я в магазин
попала только к закрытию. На прилавках можно в футбол играть, в
мясном отделе только два ценника стоят на котлеты и на яйца диети-
ческие. Подхожу к кассе, десяток котлет, говорю, пробейте. Кассирша
худющая, как метла, разозлилась на меня, как свекровь на сноху, где
это вы котлеты видели? Я говорю, раз на прилавках нет, значит,
под прилавком есть. И ценник висит. Все равно, отвечает щучка, кот-
лет нет и неизвестно. Ладно, говорю, десяток яиц выбейте. Она по-
сомневалась, но выбила. Подхожу к прилавку. Стоит экземпляр муж-
ского идеала, глаза залил, набряк весь. Я ему чек, он протрезвел аж.
Где же у меня яйца, спрашивает он меня. Я ему - не знаю и знать не
хочу, но ценник-то есть. Заржал. Этого добра у нас навалом, говорит,
ты лучше глаза разуй. Вернулась я к кассе, деньги, говорю, верните. А
что, разве яиц нет, щучка спрашивает. Ничего там нет, говорю, кроме
пьяного идиота. Да еще ценники. Тут метелка с мясником сцепились,
давай скандалить через весь зал, а я взяла свой рубль и домой по-
шла. А дома Сережа ждет, голодный...
- А как Сергей к тебе относится? - спросила Люся.
Спросила не только с тайной надеждой, что Марина все-таки
сменит гнев на милость, но и с острым, чисто женским любопытством.
- Любит, - равнодушно ответила Марина. - Во всяком случае го-
ворит, что любит...
Марина замолчала. На самом деле равнодушие ее было показным.
Марине вовсе не хотелось ругать на чем свет стоит этих непутевых,
этих эгоистичных, этих невнимательных мужчин, ей просто хотелось
своего женского счастья с одним из них, с таким же непутевым, с
таким же эгоистичным и невнимательным, но зато своим, которого
можно и поругать, и пожалеть, но который в трудный для женщи-
ны момент сам придет ей на помощь и встанет на ее защиту.
Марина думала и о Сереже, об этом милом, бесспорно влюблен-
ном в нее человеке, который по молодости лет наивно не понимает, что
разница между ними составляет ни много, ни мало шесть лет, и что
эта разница сейчас возможно и не чувствуется, зато будет проявлять-
ся с каждым годом, тем более, что благодаря своей худобе, Сергей
всегда будет выглядеть мальчишкой. Марина как-то случайно видела
родителей Сергея и поразилась моложавому виду его отца. В тот
момент у нее даже мелькнула мысль, что отец подошел бы ей даже
больше, чем сын.
Марине стало больно от этих воспоминаний, тем более, что ря-
дом сидела Люся, которая светилась от любви к Виктору, а уж Вик-
тора-то Марина знала хорошо...
Виктор звонил Марине постоянно и все в подробностях рассказы-
вал, хотя Марина вовсе и не требовала от него отчета, наоборот, ей
было совсем не просто выслушивать Виктора, сопоставляя с оттенком
зависти гармоничность сочетания так удачно подошедших друг
другу Люси и Виктора и ущербность, свое возрастное несоответствие
с Сергеем.
И вот еще о чем думала Марина.
Закон триумвирата - Антон, Марина, Виктор - провозглашал
полную внутреннюю свободу и независимость даже друг от друга.
Так оно и было, так оно и есть, так оно и будет, но для Марины суще-
ствовал свой изъян в союзе троих.
Если Антон и Виктор могли чисто по-мужски обсуждать свои
проблемы, то Марине приходилось преодолевать свою женскую сущ-
ность, чтобы быть с ними на равных. Иными словами, для полного
равновесия Марине не хватало в триумвирате подруги. И Марина
решила, что для этой цели скорее всего подходит Люся: она обязана
Марине своим счастьем, она любит Виктора, она сама жаловалась на
неудовлетворенность своей жизнью.
Марина не торопила события. Она опекала Люсю, осыпала ее
мелкими подарками, при случае вела с ней длинные задушевные бесе-
