- Я нашел красивое молодое зерно.
- Покажи, - сказал Ситроэн.
Зерно было огромное, величиной с грецкий орех.
- Нужно на него плюнуть пять раз, - сказал Ситроэн, - и оно прорастет.
- Точно? - спросил Жоэль.
- Точно, - ответил Ситроэн. - Но его нужно положить на влажный листок.
Жоэль, принеси листок.
Из зерна выросло крохотное деревце с розовыми листочками.
Между его звенящими серебряными ветвями порхали певчие птички. Самая
крупная из них была не больше ногтя на мизинце Жоэля.
XI
347 июбря
- Шесть лет, три дня и два часа назад я приехал в это чертово место,
чтобы похоронить себя заживо, - жаловался Жакмор своему отражению в
зеркале.
Борода сохраняла среднюю длину.
XII
348 июбря
Жакмор уже собирался уходить, когда в коридоре появилась Клементина. В
последнее время он ее почти не видел. В последние месяцы. Дни утекали так
постоянно и незаметно, что он терял им счет.
Клементина его остановила.
- Куда это вы собрались?
- Как всегда, - ответил Жакмор. - К своему старому другу Сляве.
- Вы продолжаете его психоанализировать? - спросила она.
- Гм... да.
- Так долго?
- Я должен провести полный психоанализ.
- У вас, по-моему, голова распухла, - заметила Клементина.
Он немного отодвинулся назад, почувствовав в ее дыхании явный запах
гнили.
- Возможно, - согласился психиатр. - Зато Слява становится все
прозрачнее и прозрачнее, и это начинает меня беспокоить.
- Да уж, не радует, судя по вашему виду, - продолжала Клементина. - А
ведь вы так долго искали подходящую кандидатуру!
- Все мои кандидатуры отпали одна за другой, - сказал Жакмор.
- Так что пришлось довольствоваться Слявой. Но, смею вас заверить,
содержимое этой черепной коробки ни одного психоаналитика не обрадует.
- Вам еще долго? - поинтересовалась Клементина.
- Что?
- Ваш психоанализ продвинулся далеко?
- Да, не близко, - ответил Жакмор. - Вообще-то я с беспокойством ожидаю
того момента, когда смогу дойти до самых мельчайших деталей. Но все это
неинтересно. А вы, что с вами сталось? Вас совсем не видно в столовой. Ни
в обед, ни в ужин.
- Я ем в своей комнате, - с удовлетворением произнесла Клементина.
- Ах, вот как? - отозвался Жакмор.
Он оглядел ее фигуру.
- Кажется, вам это пошло на пользу, - промолвил он.
- Теперь я ем только то, на что имею право, - сказала Клементина.
Жакмор отчаянно искал тему для разговора.
- А как настроение, хорошее? - невпопад спросил он.
- Даже не знаю. Так себе.
- А что такое?
- Честно говоря, я боюсь, - пояснила она.
- Чего именно?
- Я боюсь за детей. Постоянно. С ними может случиться невесть что. И я
это себе представляю. Причем ничего сложного я не выдумываю; я не забиваю
себе голову чем-то невозможным или несуразным; нет, но даже простого
перечня того, что может с ними произойти, достаточно, чтобы свести меня с
ума. И я не могу избавиться от этих мыслей. Разумеется, я даже и не думаю
о том, что им угрожает вне сада; к счастью, они еще не выходят за его
пределы.
Пока я стараюсь не думать дальше ограды, у меня и без этого голова идет
кругом.
- Но они ничем не рискуют, - сказал Жакмор. - Дети более или менее
осознают, что для них хорошо, и почти никогда не ошибаются в своих
поступках.
- Вы так думаете?
- Я в этом уверен, - сказал Жакмор. - Иначе ни вы, ни я здесь сейчас не
находились бы.
- Пожалуй, - согласилась Клементина. - Но эти дети так отличаются от
других.
- Да, конечно.
- И я так их люблю. Я так их люблю, что передумала обо всем, что может
с ними случиться в этом доме и в этом саду, и это начисто отбило у меня
сон. Вы даже не можете себе представить, как все опасно. И какое это
испытание для матери, которая любит своих детей так, как их люблю я. А в
доме столько дел, -и я не в состоянии все время за ними ходить и
присматривать.
- А служанка?
- Она глупа, - сказала Клементина. - С ней они в еще большей опасности,
чем без нее. Она ничего не чувствует, и я предпочитаю держать детей как
можно дальше от нее. Она совершенно безынициативна. Вот как выйдут они со
своими лопатками в сад, и начнут копать, и докопаются до нефтяной
скважины, и нефть как брызнет и затопит их всех, а служанка и сделать
ничего не сможет.
Меня просто трясет от ужаса! Ах! Как я их люблю!
- Да, действительно, вы в своих предвидениях учитываете все, - отметил
Жакмор.
- Меня волнует еще кое-что, - продолжала Клементина. - Их воспитание.
Меня колотит от одной мысли, что они пойдут в деревенскую школу. И речи
быть не может, чтобы они туда ходили одни. Но я не могу отправить их с
этой девицей. С ними обязательно что-нибудь случится. Я поведу их сама;
время от времени вы сможете меня подменять, если дадите слово, что будете
очень внимательны.
Нет, все-таки сопровождать их должна только я. Пока еще можно не
задумываться всерьез об их учебе, они для этого слишком малы; мысль о том,
что они выйдут за ограду сада, меня так пугает, что я еще не осознала
опасность, которая в этом таится.
- Пригласите репетитора, - предложил Жакмор.
- Я об этом уже думала, - ответила Клементина, - но должна вам
признаться: я ревнива. Это просто глупо, но я никогда не допущу, чтобы они
привязались к кому-нибудь еще, кроме меня. Ведь если репетитор будет
хорошим, они обязательно привяжутся к нему; если он будет плохим, то
отдавать ему своих детей я не собираюсь. Да и вообще я не очень доверяю
школе, но, по крайней мере, там есть учитель; проблема же с репетитором
мне представляется практически неразрешимой.
- Вот кюре - типичный репетитор... - вставил Жакмор.
- Я не очень религиозна, так чего ради мои дети должны быть
религиозными?
- Думаю, что с этим кюре им бояться нечего, - возразил Жакмор. - У него
довольно здравые представления о религии, и вероятность обращения детей в
веру минимальна.
- Кюре утруждать себя не станет, - отрезала Клементина, - а вопрос
остается открытым. Им придется ходить в деревню.
- Но в конце концов, - заметил Жакмор, - если так подумать, по этой
дороге машины никогда не ходят. Даже если и ходят, то совсем редко.
- Вот именно, - подхватила Клементина. - Так редко, что теряешь
бдительность, и если случайно проедет редкая машина, это будет еще
опаснее. При одной мысли об этом меня бросает в дрожь.
- Вы рассуждаете как Святой Делли, - сказал Жакмор.
- Перестаньте издеваться, - осадила его Клементина. - Нет, в самом
деле, я не вижу другого выхода: я буду сопровождать их туда и обратно. Что
же вы хотите, если любишь детей, приходится идти на какие-то жертвы.
- Вы жертвовали куда меньше, когда бросали их без полдника и уходили
карабкаться по скалам, - ввернул Жакмор.
- Я этого не помню, - возразила Клементина. - Но если я это и делала,
то, значит, была нездорова. А вы могли бы об этом и не вспоминать. Это
было еще при Ангеле; уже одно его присутствие выводило меня из себя. Но
теперь все изменилось, и ответственность за их воспитание полностью лежит
на мне.
- Вы не боитесь, что они станут слишком зависимыми от вас? - смущенно
спросил психиатр.
- Что может быть естественнее? Дети заменяют мне все, в них смысл всей
моей жизни; и вполне естественно, что они привыкают полагаться на меня при
любых обстоятельствах.
- Но несмотря на все, - сказал Жакмор, - мне кажется, вы
преувеличиваете опасность... При желании вы будете видеть ее повсюду; ну,
вот, например... меня удивляет, что вы разрешаете им пользоваться
туалетной бумагой; они могут поцарапаться, и кто знает, вдруг женщина,
заворачивающая рулон, отравила свою семью мышьяком, предварительно взвесив
точную дозу на первом попавшемся листе бумаги, этот лист пропитывается
ядом и представляет большую опасность... при первом же прикосновении один
из ваших мальчуганов падает без чувств... Вы бы еще им задницы
вылизывали...
Она задумалась.
- А знаете, - протянула она, - животные проделывают это со своими
детенышами... может быть, по-настоящему хорошая мать должна делать и это...
Жакмор посмотрел на нее.
- Я полагаю, что вы действительно их любите, - серьезно сказал он. - И
если как следует подумать, то эта история с мышьяком"
представляется вполне вероятной.
- Это ужасно, - всхлипнула Клементина и разрыдалась. - Я не знаю, что
делать... не знаю, что делать...
- Успокойтесь, - сказал Жакмор, - я вам помогу. Я только сейчас понял,
насколько эта проблема сложна. Но все уладится.
Поднимайтесь к себе и ложитесь.
Она направилась к лестнице.
- Вот это страсть, - сказал себе Жакмор, выходя на дорогу.
Ему захотелось как-нибудь ее испытать. Но пока оставалось лишь за ней
наблюдать.
Между тем некая мысль не давала ему покоя; и как же ее сформулировать?
Мысль неопределенная. Неопределенная мысль. В любом случае, было бы
интересно узнать, что об этом думают сами дети. Но время пока еще терпело.
XIII
7 окткабря
Они играли на лужайке под окнами материнской комнаты.
Клементина все реже и реже разрешала им удаляться от дома. Вот и сейчас
она не спускала с них глаз, следила за их жестами, угадывала выражение их
лиц. Жоэль казался менее подвижным, чем обычно, вяло плелся, еле успевая
за остальными. В какой-то момент он остановился, пощупал свои штанишки и
растерянно посмотрел на братьев. Они принялись пританцовывать вокруг него,
словно он сообщил им что-то очень смешное. Жоэль начал тереть кулаками
глаза, было видно, что он заплакал.
Клементина выбежала из комнаты, спустилась по лестнице и в считанные
секунды очутилась на лужайке.
- Что с тобой, моя радость?
- Живот болит! - плаксиво протянул Жоэль.
- Что ты ел, мой ангелочек? Эта идиотка опять тебя накормила какой-то
гадостью?
Широко расставив ноги, Жоэль вбирал в себя живот и выпячивал попу.
- Я обкакался! - выкрикнул он и расплакался. Ситроэн и Ноэль скорчили
презрительные рожи.
- Молокосос! - процедил Ситроэн. - Он все еще делает в штаны.
- Молокосос! - повторил Ноэль.
- Что же вы?! - пристыдила их Клементина. - Будьте с ним поласковей! Он
не виноват. Пойдем, мой хороший, я тебе надену чистые красивые штанишки и
дам ложечку опиумного эликсира.
Ситроэн и Ноэль замерли от удивления и зависти.
Обласканный Жоэль поплелся за Клементиной.
- Ничего себе! - высказался Ситроэн. - Он делает в штаны, и ему еще
дают умного ликсиру.
- Да, - согласился Ноэль. - Я тоже хочу.
- Я попробую какнуть, - сказал Ситроэн.
- Я тоже, - сказал Ноэль.
Они поднатужились, покраснели от напряжения, но ничего не получилось.
- Я не могу, - сказал Ситроэн. - Только чуть-чуть писнул.
- Ну и ладно, - сказал Ноэль. - Не будет нам ликсира. Зато спрячем
медвежонка Жоэля.
- Вот это да! - произнес Ситроэн, удивившись непривычному красноречию
Ноэлл. - Хорошая мысль, но нужно так спрятать, чтобы он не нашел.
Ноэль наморщил лоб. Он думал. В поисках удачной идеи оглянулся по
сторонам. Ситроэн от брата не отставал; он лихорадочно подгонял свои серые
клеточки.
- Смотри! - воскликнул он. - Там!
"Там" оказалось пустым местом, где служанка сушила белье. У одного из
белых столбов с натянутой железной проволокой стояла стремянка.
- Спрячем на дереве, - решил Ситроэн. - Возьмем стремянку Белянки.
Быстро, пока Жоэль не вернулся!
Они рванули изо всех сил.
- Но, - прокричал на бегу Ноэль, - он тоже может ее взять...
- Нет, - ответил Ситроэн. - Вдвоем мы сможем оттащить стремянку, а он -
в одиночку - не сможет.
- Думаешь? - спросил Ноэль.
- Сейчас увидишь, - сказал Ситроэн. Они подбежали к стремянке. Она
оказалась больше, чем они думали.
- Главное, не уронить ее, - сказал Ситроэн, - иначе потом не сможем ее
поставить. Шатаясь, они потащили лестницу.
- Ох, тяжелая! - выдохнул Ноэль через метров десять.
- Давай быстрее, - поторопил его Ситроэн. - Сейчас Белянка вернется.
