почувствовал себя таким грузным. "Маршрут исхоженный не раз, к чему так
долго тянем мы с уходом, и почему остался я в том доме на скале, а не ушел
купаться в золотом сиянье Слявы?"
Дом. Сад. За ним скала и море. "Где-то теперь Ангель, - спрашивал он
себя, - куда он отправился на этом непрочном приспособлении, что качалось
посреди воды?"
Оставив позади золотую решетку, он спустился к морю и дошел до
песчаного берега, до влажной гальки со свежим запахом и легкой бахромой
пены.
От верфи Ангеля почти не осталось и следа. Несколько все еще черных
камней, обгоревших во время запуска корабля, только и всего.
Машинально он поднял голову и замер.
Тройняшки сломя голову бежали по краю скалы. Силуэты, уменьшенные
расстоянием и углом зрения. Они неслись будто по прямой, не обращая
внимания на камни, вылетающие из-под ног; они мчались, не думая об
опасности; похоже, они потеряли разум. "Одно неосторожное движение - и они
свалятся. Один неловкий шаг - и у моих ног окажутся их искалеченные,
окровавленные тела".
Тропу таможенников, по которой они бежали, чуть дальше пересекала
огромная расщелина; но ни один из них, казалось, и не собирался
останавливаться. Наверняка забыли.
Жакмор до боли сжал кулаки. Крикнешь - а они испугаются и оступятся.
Они не могли видеть расщелину, но зато он со своего места видел ее очень
хорошо.
Слишком поздно. Ситроэн первым завис над провалом. Кулаки Жакмора
побелели, он закричал. Дети повернули головы в его сторону, заметили его.
А затем кинулись с обрыва и, резко спланировав, приземлились рядом с ним,
радостно лепечущие, как птенцы ласточек.
- Ты видел нас, дядя Жакмор? - спросил Ситроэн. - Только ты никому не
говори!
- Это такая игра: делать вид, будто не умеешь летать, - объяснил Ноэль.
- Так здорово, - сказал Жоэль. - Не хочешь с нами поиграть?
Теперь он все понял.
- Так это были вы, тогда, с птицами? - спросил он.
- Да, - ответил Ситроэн. - Знаешь, а мы тебя видели. Но мы старались
лететь очень быстро и поэтому не остановились. А потом, знаешь, мы никому
не говорили, что умеем летать. Вот научимся летать очень хорошо и тогда
сделаем маме сюрприз.
"Сделаем маме сюрприз... А какой сюрприз она готовит вам?! Это меняет
дело. Если это так, то она не имеет права. Нужно, чтобы она узнала.
Запирать их, когда они... Я должен что-то сделать. Я должен...
я не хочу, чтобы... у меня остается один день... один день до лодки на
красном ручье..."
- Идите, цыпочки, играйте, - сказал он. - Я должен подняться наверх к
вашей матери.
Они поносились немного над волнами, погонялись друг за другом,
вернулись к нему, проводили до подъема, помогли преодолеть самые трудные
участки пути. Спустя несколько минут он дошел до гребня и решительно
зашагал к дому.
XXVIII
- Послушайте, - удивилась Клементина, - я ничего не понимаю. Вчера вы
нашли эту идею хорошей, и вот вы являетесь и говорите, что это
бессмысленно.
- Я по-прежнему с вами согласен, - сказал Жакмор. - Ваше решение
гарантирует им надежную защиту. Но есть еще кое-что, и вы об этом забыли.
- О чем? - спросила она.
- А нужна ли им эта защита?
Она пожала плечами.
- Но это же очевидно. Я умираю от беспокойства, думая о том, что могло
бы с ними еще случиться.
- Использование сослагательного наклонения, - заметил Жакмор, - часто
является признанием собственной беспомощности - или тщеславия.
- Не пускайтесь в праздные разглагольствования. Хоть раз попытайтесь
говорить вразумительно.
- Послушайте, - упорствовал Жакмор, - я вас убедительно прошу этого не
делать.
- Но почему же? - спросила она. - Объяснитесь наконец!
- Вы все равно не поймете... - прошептал Жакмор.
Он не посмел выдать их секрет. Пусть у них останется хоть что-то.
- Думаю, у меня больше чем у кого бы то ни было оснований судить, что
им нужно.
- Нет, - возразил Жакмор. - У них этих оснований еще больше.
- Это глупо, - отрезала Клементина. - Мои дети постоянно подвергаются
опасности, как, впрочем, и все остальные.
- У них есть защита, которой нет у вас, - промолвил Жакмор.
- В конце концов, - заявила она, - вы не любите их так, как люблю я, и
не можете чувствовать то, что чувствую я.
Жакмор замолчал.
- Естественно, - произнес он. - Я и не могу их так любить.
- Меня может понять только мать, - сказала Клементина.
- Но птицы умирают в клетке, - заметил Жакмор.
- Живут, и очень даже хорошо, - сказала Клементина. - Как раз это -
единственное место, где за ними можно как следует уследить.
- Ладно, - уступил Жакмор. - Я вижу, что здесь уже ничего поделать
нельзя. Он встал.
- Я хотел сказать вам "до свидания". Хотя, возможно, я больше никогда
вас не увижу.
- Когда они немного привыкнут, - сказала она, - я, может быть, смогу
выбираться в деревню. Кстати, ваши возражения кажутся еще менее
обоснованными, если учесть то, что вы сами, в общем-то, заточаете себя
точно таким же образом.
- Но я не заточаю других, - изрек психиатр.
- Мои дети и я - это одно и то же, - заявила Клементина. - Я их так
люблю.
- У вас забавное мировосприятие, - сказал он.
- А я считаю забавным ваше. В моем нет ничего забавного. Мой мир - это
они.
- Нет, вы все путаете, - сказал Жакмор. - Вы хотите стать их миром. А
это губительно.
Он встал и вышел из комнаты. Клементина посмотрела ему вслед.
"Убогий он какой-то, - подумала она. - Наверняка рос без матери".
XXIX
75 мартюля
Три желтые луны, по одной на каждого, зависли у окна и начали корчить
братцам рожи. Все трое, в ночных рубашках, забились в кровать Ситроэна,
откуда было лучше видно. На полу у кровати три прирученных медвежонка
водили хоровод, напевая очень тихо, чтобы не разбудить Клементину,
колыбельную омаров. Ситроэн, лежа между Ноэлем и Жоэлем, казалось, о
чем-то задумался. Он что-то прятал в руках.
- Я ищу слово, - объяснил он братьям. - То, которое начинается с...
Он оборвал себя на полуслове.
- Есть. Я нашел его.
Он поднес сведенные ладошки ко рту и тихо произнес несколько слов.
Потом положил на одеяло то, что прятал в ладонях. Маленького белого
кузнечика.
Тут же подбежали медвежата, забрались на кровать и уселись вокруг
кузнечика.
- Подвиньтесь, - попросил Жоэль, - из-за вас ничего не видно.
Медвежата отодвинулись. Кузнечик поклонился и начал показывать
очарованным зрителям акробатические трюки.
Вскоре, правда, кузнечик устал; послав братьям воздушный поцелуй, он
очень высоко подпрыгнул и исчез.
Но это никого особенно не огорчило. Ситроэн поднял палец вверх.
- А вот еще! - важно произнес он. - Когда найдем меховых блошек, нужно,
чтобы они укусили нас три раза.
- И что тогда? - спросил Ноэль.
- Тогда, - пояснил Ситрэн, - мы сможем стать такими маленькими, как
захотим.
- И сможем проходить под дверью?
- Под дверью - запросто, - ответил Ситроэн. - Можно стать такими же
маленькими, как блошки.
Заинтересованные медвежата придвинулись.
- А если произнести твои слова наоборот, можно стать большими? - хором
спросили они.
- Нет, - ответил Ситроэн. - Но вы и так хороши. Если хотите, я могу
сделать так, что у вас вырастут обезьяньи хвосты.
- Ну вот еще! - возмутился медвежонок Жоэля. - Нет уж, спасибо!
Медвежонок Ноэля испуганно попятился. Третий задумался.
- Я подумаю, - пообещал он.
Ноэль зевнул.
- А я хочу спать. Я пошел к себе в кровать, - сказал он.
- Я тоже, - сказал Жоэль.
Через несколько минут они заснули. Один Ситроэн не спал; он
рассматривал свои руки и подмигивал. Если подмигнуть по-особому, у него
отрастало два лишних пальца. Завтра он покажет это братьям.
XXX
76 мартюля
Подмастерью кузнеца шел двенадцатый год. Звали его Андре.
Впряженный в кожаную шлею, Андре изо всех сил тянул тележку. В одной
упряжке с собакой. Сзади неторопливо шел кузнец с товарищем, чуть
подталкивая тележку на крутых подъемах и не забывая каждый раз осыпать
мальчика ругательствами.
У Андре болело плечо, но он тянул что было мочи. Ему не терпелось войти
в сад у большого дома на скале. Деревню они уже почти всю прошли.
По красному ручью скользила лодка Слявы. Андре посмотрел, но старика в
ней не было. В ней неподвижно сидел какой-то странный тип, тоже в
лохмотьях, но с рыжей бородой. Сгорбившись, он рассматривал мутную гладь
воды, а лодку несло по течению. Кузнец с попутчиком прокричали ему
несколько жизнерадостных скабрезностей.
Андре еле тащил тележку, груженную тяжелыми железными решетками.
Толстыми решетками с массивными квадратными прутьями, посиневшими от
ковки. Это была пятая, последняя ходка; в четыре предыдущие инструменты
были выгружены перед калиткой, и остальные помощники заносили их в сад. На
этот раз Андре зайдет туда тоже; он должен будет бегать из дома в деревню
и обратно, если кузнецу что-нибудь понадобится.
Серая лента дороги, удлиняясь, путалась в ногах нетерпеливого ребенка.
Колеса скрипели, тележка, проезжая выбоины и колдобины, икала. Погода
стояла серая и неопределенная, не намечалось ни солнца, ни дождя.
Кузнец принялся насвистывать веселую мелодию. Он шел не торопясь,
засунув руки в карманы.
Андре шатало между оглоблями. Ему хотелось превратиться в лошадь, чтобы
идти быстрее.
Мальчик старался идти быстрее; ему казалось, что сердце сейчас
выпрыгнет из груди.
Наконец поворот. Высокая стена. И решетка.
Тележка остановилась. Андре собрался ее развернуть и вкатить в сад, но
кузнец опередил его.
- Останься здесь и жди, - сказал он и нехорошо улыбнулся. - Вкатим
вдвоем. Ты, наверное, устал?
Андре начал освобождаться от шлеи, но замешкался, за что и получил
сильный удар ногой в лицо. Мальчик вскрикнул от боли и отбежал к стене,
обхватив голову руками. Кузнец залился мохнатым смехом. Ловко толкая
тележку, он прошел в калитку, резко ее захлопнул. Андре услышал шум колес
по гравию, затем все стихло.
Лишь ветер ворошил плющ на стене. Он всхлипнул, потер глаза и сел на
землю. Стал ждать.
Его разбудил сокрушительный удар в бок; он вскочил.
Смеркалось. Хозяин смотрел на него, ухмыляясь.
- Что, войти хочется? - спросил он.
Андре, с трудом отходя ото сна, ничего не ответил.
- Сходи-ка за моим большим молотком, который остался в комнате.
- А где? - спросил Андре.
- Ну-ка, пошевеливайся! - пролаял кузнец, занося руку.
Андре бросился к калитке. Несмотря на то, что он очень хотел увидеть
большой сад, ноги несли его прямо к дому. На бегу он успел заметить
большое сумрачно-пустое пространство; дом приближался.
Мальчик испуганно остановился. Но воспоминание о хозяине подтолкнуло
его вперед: надо забрать молоток. Он поднялся на крыльцо.
Сквозь открытые ставни на ступеньки струился свет из гостиной.
Дверь был открыта. Андре робко постучал.
- Войдите! - услышал он нежный голос. Андре вошел. Перед ним стояла
довольно высокая дама в очень красивом платье. Она смотрела на него очень
серьезно. Смотрела так, что ком вставал в горле.
- Мой хозяин забыл молоток, - произнес он. - И послал меня.
- Хорошо, - сказала дама. - Ищи, малыш. Развернувшись, он заметил три
клетки. Они стояли в глубине опустевшей без мебели комнаты. Они были
рассчитаны на человека среднего роста. Их толстые квадратные прутья
частично скрадывали то, что находилось внутри и шевелилось. В каждой
клетке имелась кроватка с периной, кресло и низкий столик. Электрическая
лампа снаружи освещала все три клетки сразу. В поисках молотка Андре
подошел к одной из них и увидел внутри чью-то светловолосую головку. Он
вгляделся, смущаясь, чувствуя на себе взгляд той дамы. В этот момент он
заметил молоток. Наклоняясь за ним, он продолжал всматриваться в то, что
находилось внутри клеток. Там сидели маленькие мальчики.
Один из них что-то спросил, дама открыла дверь, вошла внутрь и стала
говорить непонятные, но самые нежные слова. Затем дама вышла из клетки и в
