- Вы не видели Клементину? - спросил он.
Психиатр по-кошачьи почесал за ухом.
- М-м... - протянул он, не желая себя выдавать.
- Бросьте ваши кошачьи замашки, - разозлился Ангель. - Можно подумать,
вас это всерьез увлекает. Скажите лучше, где моя жена.
- Мне так неудобно... Я, видите ли, совершенно случайно зашел в
столовую, - начал оправдываться Жакмор, - и она была там...
- Ну и что?! - рявкнул Ангель.
Он оттолкнул Жакмора и ринулся в столовую. Психиатр шел по следу. Он
воздержался от комментариев, хотя было очевидно, что гнев Ангеля выражал
не что иное, как досаду на свою собственную неспособность обращаться с
детьми.
На ходу Ангель сочинял гневную тираду. Он редко выходил из себя, и это
всегда происходило из-за детей. Ему следовало больше заниматься их
воспитанием. Его трясло от злости. Сердце бешено колотилось в груди.
Издевается она, что ли...
Он распахнул дверь и застыл на пороге. Лежа на обеденном столе, со
спущенными до колен штанами, Клементина извивалась всем телом. Грудь
вздымалась, кулаки судорожно сжимались. По глади стола взад-вперед
скользили подрагивающие ягодицы. Бесстыдно раздвигались ноги, из
приоткрытых губ вырывались слабые стоны.
Ангель бестолково потоптался и попятился к выходу. Его лицо медленно
принимало пунцовый оттенок. Он закрыл дверь и быстро вышел в сад. Жакмор
остановился на крыльце, проводил Ангеля взглядом до поворота аллеи и
вернулся на кухню.
- Интересно... - протянул он.
В считанные секунды он устранил последствия детского полдника.
Пресытившиеся засранцы радостно лепетали. Он утер измазанные мордашки и
вытолкнул грязнуль из кухни.
- Идите поиграйте с папой, - сказал он.
- Ачу... Тину, - потребовал Жоэль.
- Тину, - повторил Ноэль.
Ситроэн безмолвно направился в сторону сарая, братья поспешили за ним.
Жакмор, насупившись, прислушался к звукам, доносившимся из сада, и
нерешительно зашел в столовую. Перевернувшись на живот, Клементина
продолжала непристойно извиваться. Психиатр принюхался, после чего с явным
сожалением покинул столовую и поднялся к себе. Он растянулся на кровати и
попробовал замурлыкать - получилось довольно неубедительно. Несмотря на
все старания, приходилось расписываться в собственной беспомощности.
Кстати, умел ли мурлыкать черный кот, которого он пропсихоанализировал
несколько недель назад? Он принялся размышлять о Клементине - тоже
интересная тема. Может быть, надо было до нее дотронуться? Он понюхал свои
пальцы. Пахло служанкой, но запах был вчерашним, а потому совсем не
стойким. Вот сидит он здесь, на кровати. А как же та женщина, наверняка
продолжающая бесноваться внизу? Он сел, встал, вышел на лестницу. Перед
дверью в столовую остановился.
Прислушался. Было тихо. Он вошел.
Полуголая Клементина, похоже, заснула; во всяком случае, она перестала
дергаться и лежала теперь неподвижно, завлекающе выпятив ягодицы. Жакмор
почувствовал себя как-то срамно. Он подошел поближе. Услышав шаги, она
зашевелилась и приподнялась.
Жакмор замер.
- Простите, - сказал он. - Мне показалось, что вы звали.
Она взглянула на него усталыми мутными глазами и спросила:
- Что я делала на этом столе?
- М-м-м... - промямлил Жакмор. - Не знаю. Вам, наверное, было жарко.
Только тут она заметила беспорядок в своем туалете.
- Какой-то кошмар, - начала она и, как Ангель несколько минут назад,
покраснела до корней волос.
- Скажите, а... - запнулась она на полуслове.
Села, даже не пытаясь прикрыть голые ноги.
- Чего уж тут... Что, вы меня никогда голой не видели?
Сбитый с толку Жакмор не знал, что и ответить.
- Я, наверное, буянила, - предположила она, начиная одеваться.
- Боюсь, что да...
- Ничего не понимаю, - сказала Клементина. - Собиралась приготовить
детям полдник и вот... я здесь.
Она ощупала свой затылок.
- Я помню, что упала на этот стол. Вон шишка какая.
- Здорово же вы суккубнулись, - высказался психиатр.
Она подтянула штаны и пригладила растрепанные волосы.
- Ну да ладно, бывает, - заключила она. - Не думала, что меня так
прихватит. Пойду готовить полдник.
- Они уже пополдничали, - сказал Жакмор.
Лицо Клементины помрачнело.
- Кто их накормил?
- Ваш муж, - ответил Жакмор. - А я вытер им мордашки.
- Ангель сюда заходил?
- Да, - ляпнул Жакмор.
Она быстро прошла мимо него и вышла в сад. Свернув на аллею, она уже
почти бежала. Жакмор, поднимаясь к себе, шевелил мозгами - мыслил. А
значит, существовал. Но обособленно.
X
Ангель взял в руки клепальник и приступил к другому борту. Он
приставлял наковальню с внутренней стороны борта, когда появилась
раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Клементина. Увидев мать, двойняшки
радостно завизжали. Ситроэн подошел к ней и взял ее за руку. Ангель поднял
глаза, оценил ситуацию и насторожился.
- Кто их накормил? - спросила она.
- Я, - сухо ответил Ангель.
Она была удивлена его тону.
- А по какому праву?
- Хватит! - отрезал Ангель.
- Я спрашиваю, по какому праву ты взялся кормить детей, если было раз и
навсегда решено, что ты ими заниматься не будешь?
Клементина не успела даже закончить фразу, как на нее посыпались
затрещины. Она зашаталась. Ангель, бледный как простыня, затрясся от
ярости.
- Все! - гаркнул он.
Казалось, он успокоился, она поднесла дрожащую руку к щеке.
- Я сожалею, - наконец произнес он. - Но ты заходишь слишком далеко.
Дети подняли крик. Ситроэн наклонился, подобрал с земли гвоздь и изо
всех сил всадил его в ногу Ангелю. Тот даже не пошевелился.
Клементина расхохоталась навзрыд.
- Довольно! - отчеканил Ангель.
Она замолчала.
- А вообще-то, - продолжил он, - я сожалею только о том, что бил не изо
всех сил.
Клементина покачала головой и пошла к дому. Дети семенили за ней.
Ситроэн оборачивался и бросал на отца злобные взгляды. Ангель задумался.
Он мысленно прокручивал только что произошедшую сцену и нервно морщился;
потом вспомнил, как жена лежала на обеденном столе, и краска залила его
лицо. Он знал, что больше никогда не вернется домой. В сарае имелось
достаточно опилок, чтобы мягко спать, да и ночи стояли теплые. Он
почувствовал какоето жжение в левой ноге, наклонился и выдернул гвоздь с
маленькой золотой шляпкой; на холщовой штанине раздавилось бурое пятнышко
величиной с клопа. И смех и грех. Жалкие опарыши.
XI
20 мая
С тех пор как Ангель переселился на свою верфь, Жакмор старался
держаться от дома подальше. Он чувствовал себя неловко в присутствии
Клементины. В ней было слишком много материнского, и проявлялось оно
весьма необычно. Дело не в том, что психиатр видел в этом что-то
непристойное, - говоря о своей пустоте, а, следовательно, о полном
отсутствии понятий этического свойства, он совсем не лукавил, - просто это
стесняло его физически.
Он лежал в углу сада посреди буйных зарослей квашнерыльника, отвар
которого придает даже самым робким невероятную силу и решительность.
Жакмор рассеянно жевал краеугольный стебель, поджидая Белянку, которая
должна была провести с ним остаток этого ничем не выделяющегося дня. Мысль
о выделении заставила Жакмора ощупать ширинку: безупречна ли? Как правило,
при подобных исследованиях венцом дела неизбежно оказывался
психиатрический конец.
Услышав, как зашурчал гравий, он приподнялся. Появилась служанка в
тяжелом шушуне - эдакая дородная плоскошлепая увальня. Она подошла поближе
и плюхнулась рядом с психиатром.
- Работу закончила? - спросил он.
- Закончила, - вздохнула она. - И детей уже уложила.
Она начала расстегивать платье, но Жакмор остановил ее.
- Может, поговорим чуть-чуть? - предложил он.
- Не для того я сюда пришла, - ответила она. - То самое, пожалуйста, но
без разговоров.
- Я хочу у тебя спросить только одну вещь, - сказал он.
Она разделась и села на траву. В этом укромном уголке сада они были как
в шкатулке. Опасаться чьего-либо появления не приходилось; ни Ангель, ни
Клементина сюда никогда не заходили.
Жакмор раздевался медленно, испытывая терпение служанки. Она старалась
не смотреть в его сторону. Их голые тела несуразно смотрелись на фоне
травы. Она легла на живот, затем встала на четвереньки.
- Ну, чего ж вы? - позвала она.
- Тьфу! - разозлился Жакмор. - Как меня достала эта идиотская поза.
- Да ладно вам, - отозвалась она.
- Это просто невыносимо, - сказал он.
Резким толчком он опрокинул ее навзничь. Не дав ей времени
перевернуться, он прижал ее к земле и лег на нее всем телом. Она яростно
вырывалась.
- Нет! - закричала она. - Только не это! Не надо так!
Насильник!
Жакмор не ослаблял хватку.
- Я тебя отпущу, - сказал он. - Но сначала скажи, почему ты не хочешь
по-другому?
- Не хочу, - промычала она.
Он нажал на нее еще сильнее. Он мог запросто овладеть ею в любую
секунду.
- Если не скажешь, я это сделаю прямо так.
Она захлюпала, залепетала, задыхаясь от злости.
- Нет... Отстаньте от меня... Я не хочу. Вы такой противный!
- Ничего себе! - возмутился Жакмор. - Ты что, спятила?
- Я ничего не скажу!
- Скажешь!
Он склонился над ней и схватил зубами ее сосок.
- Если не скажешь, я его откушу, - пригрозил он, еле шевеля языком.
Его так и распирало от смеха. Силы уходили. Он слегка сжал зубы, она
вскрикнула и зарыдала уже по-настоящему. Воспользовавшись своим
преимуществом, он ею безжалостно овладел.
- Я скажу, - заскулила она. - Только слезьте с меня. Сейчас же.
Сейчас же.
- Ты скажешь мне все? - спросил Жакмор.
- Честное слово, - выдала она. - Отпустите... Ну... Ну же...
Жакмор отпустил ее и откинулся на спину. Дышал он тяжело.
Победа далась нелегко. Она села на траву.
- Теперь говори, - сказал он. - Или я начну снова. Почему ты делаешь
это именно так? В чем смысл?
- Я делала так всегда.
- Всегда это когда?
- С самого начала.
- А с кем в первый раз?
- С отцом.
- А почему на четвереньках?
- Он сказал, что не хочет на меня смотреть. Не может.
- Ему было стыдно?
- Мы такого не знаем, - сурово ответила она.
Девушка закрывала груди руками, широко раздвинутые ноги оставались
неприкрытыми. "Вот оно, целомудрие", - подумал Жакмор.
- Сколько тебе было?
- Двенадцать.
- Теперь понимаю, почему он боялся на тебя смотреть.
- Нет, не понимаете, - возразила она. - Он сказал, что не хочет, потому
что я уродина. А коли мой отец так сказал, значит, так оно и есть, а из-за
вас я пошла супротив отца, и теперь я - скверная дочь.
- А тебе-то нравится?
- Что?
- Ну, то, как ты это делаешь?
- Нравится, не нравится, чего говорить-то, - проворчала она. - Так вы
будете или нет?
- Буду, но не все время в одной и той же позе, - сказал Жакмор.
- Даже совершенство надоедает.
- Вы прямо как скотина, - сказала служанка; Она встала и зашарила по
траве в поисках платья.
- Ты что?
- Я ухожу. Мне стыдно.
- Ты-то здесь ни при чем.
- При чем, - сказала она. - Я не должна была с самого начала.
- Если бы ты мне побольше рассказывала, я бы старался щадить твою
легкоранимую психику, - заметил Жакмор. - Но ты такая неразговорчивая.
- Правильно мне хозяйка наказывала, - вновь заныла она. - Видеть вас
больше не хочу.
- Подумаешь, - отозвался психиатр. - Как-нибудь обойдусь.
- Я больше ничего вам не скажу. Я не нанималась угождать вашим
скабрезным причудам.
Жакмор усмехнулся и принялся одеваться. Он даже и не надеялся всерьез
пропсихоанализировать эту дурочку. Ничего, найдутся другие, еще и
поинтереснее. Он обулся, встал. Она все еще хныкала.
- Пошла вон, - отчетливо произнес психиатр.
Шмыгая носом, служанка удалилась. И уж, конечно, переполненная
презрением. Подумав, что в этом смысле анализ удался, Жакмор улыбнулся.
Затем, ловко подпрыгнув, поймал на лету зазевавшуюся бабочку и проглотил
ее с чувством глубокого удовлетворения.
XII
13 июля
