до дома он вспомнил, что несколько дней тому назад Клементина надевала
точно такое же платье. Полосатое бело-зеленое платье с воротником и
манжетами английской глади. Но ведь Клементина никогда в деревне одежду не
заказывала? Или заказывала?
VI
9 марта
Жакмор проснулся. Всю ночь он безуспешно пытался разговорить служанку.
И, как всегда, все закончилось случкой, и опять в этой странной позе на
четвереньках, единственной, на которую она соглашалась. Жакмора начинала
утомлять эта изнурительная немота, эти абстрактные ответы на конкретные
вопросы, и только запах женской похоти, остающийся на его пальцах, мог
утешить незадачливого экспериментатора. В ее отсутствие он негодовал,
выдумывал наивные аргументы; в ее присутствии не знал, что и делать, -
молчание было столь естественным, что нарушить его представлялось
невозможным, а отупение - столь безыскусным, что борьба с ним казалась
делом совершенно безнадежным. Он вновь понюхал свою ладонь, представил
себя завоебателем, членотвердеющим по мере продвижения, - от таких мыслей
плоть, прозябающая в тоскливой вялости, оживала.
Так и не помыв руки, он закончил свой туалет и направился к Ангелю. Ему
очень не хватало собеседника.
Ангеля в комнате не было, что подтверждалось отсутствием реакции на три
серии тройных постукиваний в дверь; идентичная процедура, предпринятая с
целью проверки остальных помещений, позволила сделать вывод о выходе вон
разыскиваемого лица.
В саду звенела пила. Вот он где.
Свернув на аллею, психиатр понюхал украдкой свои пальцы. Запах
держался. Визг пилы приближался. У гаража он увидел Ангеля в синих
хлопчатобумажных штанах, но без куртки; тот распиливал на козлах толстый
брус.
Жакмор подошел поближе. Коряво расщепленный конец бруса упал на землю с
глухим звуком. Под козлами росла внушительная куча желтых опилок, свежих и
смолистых.
Ангель выпрямился и отложил пилу. Протянул руку психиатру.
- Видите, - сказал он. - Следую вашим советам.
- Лодка? - спросил Жакмор.
- Лодка.
- А вы знаете, как ее делать?
- Великих подвигов от нее не потребуется, - ответил Ангель. - Лишь бы
держалась на плаву.
- Тогда сбейте плот, - посоветовал Жакмор. - Простой квадрат.
И делать его легче.
- Да, но это не так красиво, - заметил Ангель.
- Ну, как акварель, - сказал Жакмор.
- Ну, как акварель.
Ангель снял пилу с козел и приподнял распиленный брус.
- А это для чего? - спросил Жакмор.
- Пока еще не знаю, - ответил Ангель. - Пока я только зачищаю неровные
концы. Хочется работать начисто.
- Вы усложняете себе задачу...
- Это неважно. Все равно делать нечего.
- Забавно, - прошептал психиатр. - Вы не можете работать, не упорядочив
рабочий материал.
- Могу, но не хочу.
- И давно это у вас?
Во взгляде Ангеля блеснула лукавинка.
- Это что же, форменный допрос?
- Да нет! - возразил Жакмор и поднес руку к лицу, делая вид, что хочет
высморкаться и прочистить ноздрю.
- Профессиональный навык?
- Нет, - сказал Жакмор. - Если я не буду интересоваться другими, кем же
интересоваться вообще?
- Собой, - сказал Ангель.
- Вы же знаете, что я пуст.
- А вы бы у самого себя спросили: почему?! Глядишь, этого, может быть,
хватило бы, чтобы чуть-чуть наполниться.
- Это все пустое.
- По-прежнему некого психоанализировать?
- Некого...
- Попробуйте на животных. Теперь это в моде.
- А вы откуда знаете?
- Читал.
- Нельзя верить всему, что пишут, - назидательно изрек психиатр.
От большого пальца на правой руке исходил характерный запах.
- Может быть, все-таки попробуете? - продолжал Ангель.
- Я хочу вам сказать... - начал психиатр и внезапно замолчал.
- Что именно?
- Ничего, - произнес Жакмор. - Я не буду вам это говорить.
Сам проверю.
- Предположение?
- Гипотеза.
- Ладно, в конце концов это ваше дело.
Ангель повернулся к гаражу. Через открытую дверь можно было различить
капот машины, а справа, у стены, - штабеля связанных прогибающихся досок.
- Дерева у вас достаточно, - заметил Жакмор.
- Так ведь и лодка будет не маленькой, - отозвался Ангель.
Он пошел за очередной доской. Жакмор посмотрел на небо. Ни единого
облачка.
- Я вас оставляю, - сказал он. - Схожу в деревню.
- Желаю удачи!
Вновь завизжала пила, визг затихал по мере того, как Жакмор удалялся от
гаража. У решетки сада звук пропал вообще. Психиатр вышел на пыльную
тропинку. Разговаривая с Ангелем, он вдруг подумал о жирном черном коте,
сидевшим обычно на стене перед деревней. Единственный из немногих, кто его
хоть как-то поддержал.
Эта стена была, вне всякого сомнения, излюбленным местом кота.
Жакмор ускорил шаг, чтобы в этом убедиться. На ходу он поднес палец к
носу и глубоко втянул воздух. Запах материализовывался; сначала оформилась
крепкая спина служанки, затем и он сам, прикованный к ее круглой заднице,
которая вздымалась от мощных коловращений. Образы подстегивали
психовращевателя.
VII
24 марта
Ветер ворошил солому без разбору; выдранную из подстилок, пролезающую
под дверьми, порхающую над амбарными завалинками и скукожившуюся от
старости в забытых на солнце мельничных жерновах. Ветер поднялся еще с
утра. Он соскабливал с поверхности моря сахарную пену волн, облетал скалу,
неистово звоня в колокольный вереск, кружил вокруг дома, выжимая свист из
самых глухих закоулков, со скрипом срывая то там, то сям шаткие черепицы,
раскатывал прошлогодние, филигранно забуревшие листья, чудом спасшиеся от
торфяного засоса, выдувал из дорожных колдобин завесы серой пыли, сдирая
шершавым языком сухую корку пожилых луж.
За околицей зарождался вихрь. Шальные ветки и травы завлекались в
круговорот - зыбкий остроконечный конус. Какое-то время его капризную
вершину водило из стороны в сторону, словно грифель карандаша, повторяющий
все неровности бумаги, пока не бросило резким зигзагом к податливому
пористому предмету, что чернел у подножия высокой серой стены. То был
пустой, легкий фантик, неосязаемая и высохшая оболочка черного кота,
лишенного своей кошачьей сути. Гонимый вихрем, тонкий, рвущийся на клочки,
он закувыркался по дороге подобно газете, чьи помпезные развороты так
нелепы на пустынном пляже. Сильно натянулись струны высоких стеблей -
призрак кота оторвался от земли, неуклюже завис в воздухе и повалился на
бок. Очередной порыв ветра отбросил его к изгороди, потом отлепил и вновь
пустил в пляс - вальсирующим бескостным паяцем. Внезапно кошачий силуэт
подкинуло над обочиной повернувшей дороги, понесло через пустошь, заметало
среди остроигольной зелени нарождающихся колосьев, которые заряжали его
электричеством при каждом соприкосновении, зашатало пьяной вороной с места
на место, пустопорожнего той совершенной пустотой, что кукожит от старости
солому в забытых на солнце мельничных жерновах.
VIII
30 марта
Жакмор выскочил на дорогу и вдохнул свежий воздух. Он чувствовал новые
разнообразные запахи, которые будили недораспутанные воспоминания. Вот уже
целую неделю, как он поглощал всю полноту ментальной сущности черного кота
и не переставал удивляться; с большим трудом ему удавалось разбираться в
этом сложном и безудержно чувственном мире. Было бы неверно утверждать,
что психиатр унаследовал качественно новый образ жизни; его основные
физические привычки и рефлексы были слишком хорошо закреплены, чтобы
сильно измениться от редких, а следовательно, малоэффективных контактов с
черным котом; ему становилось даже смешно от собственных попыток уверить -
и убедить - самого себя в том, что он испытывает необходимость чесать за
ухом ногой или вставать на четвереньки, сгибая локти, поджимая кулаки под
подбородком. Но возникало немало желаний и ощущений, даже мыслей, глубину
и притягательность которых он себе плохо представлял, например: он
почувствовал, что в нескольких метрах от дороги растет куст валерианы. И
тем не менее решительно отвернулся от него и пошел по скалистой тропе в
обратном деревне направлении.
Вперед его вела идея, и находил он ее весьма удачной.
Он дошел до края обрыва, легко обнаружил едва заметную тропинку,
выбитую падающими камнями, затем, не раздумывая, развернулся и начал
спускаться, помогая себе руками. Он даже что-то испытывал, когда камни
обваливались под его ногами, но, несмотря ни на что, движения отличались
такой ловкостью и точностью, которые никогда ранее не проявлялись.
Несколько мгновений спустя он уже стоял у подножия скалы. Между
изрезанными рифами отступающее море обнажило узкую полосу намытых
булыжников с глубокими воронками. Жакмор поспешно направился к одной из
них.
Подкрался, выбрал удобное место, закатал рукава и склонился.
Скрюченные пальцы едва касались воды.
Прошло несколько секунд. Маленькая желтая рыбка мелькнула в зеленом
иле. Она почти не выделялась на растительном фоне заболоченной воронки, но
Жакмор увидел, как трепыхались ее тонкие жабры, и его сердце радостно
забилось.
Он резко выбросил руку вперед, схватил живность и поднес ее к лицу.
Запах вкусопомрачительный.
Облизнувшись, он открыл рот и с хрустом откусил голову извивающейся
рыбы.
Изумительно. А сколько их еще там, в этой луже, - пруд пруди!
IX
16 апреля
Ангель положил на верстак клепальник и наковальню, вытер рукавом пот со
лба. Он только что закончил обшивку правого борта.
Красные медные гвозди протянулись изящной линией по светлому дереву.
Лодка обретала очертания. Пока она еще покоилась в дубовой колыбели,
обращенной к морю; под откос скалы уходили два дубовых рельса.
Прямо здесь, в куче щепок и опилок, сваленных в углу мастерской, играли
его дети. Развивались они невероятно быстро; все трое уже ходили, цокая
маленькими железными подковами, правда, ступни Ситроэна еще чуть-чуть
кровоточили по вечерам, зато подошвы более грубоватых Жоэля и Ноэля
крепились изо всех сил и понемногу роговели кожей.
Ангель недоумевал: уж время полдничать, а няньки нет и нет.
Детей ведь надо кормить. И тут он вспомнил, что у служанки сегодня
выходной. Вздохнув, он посмотрел на часы. Иногда - правда, это случалось
все реже и реже - Клементина все-таки забывала их покормить, и если он
позволял в ее адрес хотя бы малейший упрек, она отвечала дерзко, со
злобной уверенностью в своей правоте. При этом дети, принимая сторону
матери, взирали на обескураженного Антеля чуть ли не с иронией.
Вот и сейчас, разглядывая сыновей, он встретил мрачный взгляд Ситроэна
и почувствовал себя неуютно. Ангель с досадой подумал, что они получили
то, что заслуживали. Он был бы и сам не прочь их приласкать и потискать,
но к нему за этим никогда не обращались.
"Им нравится чувствовать себя обиженными", - с горечью заключил он и
подошел к детям.
- Пошли полдничать, карапузы, - позвал он.
Жоэль и Ноэль подняли головы и недовольно заурчали.
- Ачу Тину, - заныл Жоэль.
- Тину, - повторил Ноэль.
- Клементины здесь нет, - сказал Ангель. - Пойдем ее поищем.
Ситроэн гордо зашагал к дому. Ангель протянул руку двойняшкам, но те
отказались от помощи. Подняв целое облако пыли, они выбрались из кучи
щепок и опилок и неуклюже побежали за братом.
Лицо Ангеля покрылось испариной, он начинал нервничать. Тем не менее
пошел вслед за детьми, опасаясь многочисленных подвохов со стороны
каверзного сада; несмотря на раздражение, он бы очень переживал, если бы с
ними что-нибудь случилось.
Детей он догнал уже внутри дома. Пронзительными выкриками Ноэль звал
мать, Жоэль ему вторил.
- Довольно! - решительно оборвал Ангель.
Они, присмирев, затихли.
- Идите на кухню! - приказал Ангель.
Его удивило, что ничего не было готово. Уж полдник она могла бы
приготовить! Он неумело посадил их перед чашками с молоком и тартинками -
тут же началось шумное обжорство - и направился к выходу. В дверях он чуть
не столкнулся с Жакмором.
