что...
- Ни до какого, - перебила она. - Отныне это мое естественное
состояние. Спи у себя в комнате... Прошу тебя, Ангель. Пожалей меня.
- Ты не в себе, - прошептал он, качая головой.
Он положил ей руку на плечо. Она задрожала, но сдержалась. Он нежно
поцеловал ее в висок и стал собираться.
- Я пошел к себе, - сказал он. - Не волнуйся, моя дорогая...
- Послушай, - не успокаивалась она, - я... я не хочу... не знаю, как
тебе это объяснить... я больше не хочу... и не думаю, что захочу
когда-нибудь снова... Попробуй найти себе другую женщину. Я не буду
ревновать.
- Ты меня больше не любишь, - грустно промолвил Ангель.
- Как раньше - нет, - сказала она.
Он вышел. Она по-прежнему сидела в кровати и не сводила глаз с вмятины
на подушке Ангеля. Во сне голова мужа всегда съезжала на край.
Один из детей заворочался. Она прислушалась. Ребенок успокоился. Она
выключила свет. Теперь ей принадлежала вся кровать, и ни один мужчина
больше никогда к ней не прикоснется.
XXI
Потушил свет в своей комнате и Жакмор. Затихали далекие поскрипывания
пружинного матраца начиненной на ночь служанки.
Несколько секунд психиатр неподвижно лежал на спине. События последних
дней проносились в головокружительном вальсе перед его глазами, сердце
бешено билось в такт. Но постепенно он расслабился и заскользил в
бессознательное, смыкая утомленные веки на сетчатке, исполосованной
колючим чертополохом диковинных видений.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
7 мая, вторник
Далеко за садом, аж за разорванным мысом, чью бороду денно и нощно
расчесывает море, над обрывом возвышался шлифуемый ветрами каменный
исполин - ядреный мрачный гриб неправильной формы, с которым, кроме коз да
папоротника, и водиться-то никто не хотел. Из дома его было не видать. Имя
ему было Земляной Человяк - в пику Морскому Человяку, его покосившемуся
влево братцу, что торчал из воды как раз напротив. Земляной Человяк
представлялся легко доступным с трех сторон. Четвертая же, северная,
готовила незваному гостю целую цепь почти непроходимых ловушек и западней,
как будто специально придуманных каким-нибудь коварным корбюзьером, дабы
сделать подъем на глыбу маловероятным.
Иногда таможенники приходили сюда тренироваться, и весь день напролет
затянутые в полосатые бело-зеленые трико ветераны вколачивали в новичков
науку скалолазания, незаменимую при борьбе с контрабандой, которая того и
гляди превратится в стихийное бедствие.
Но в тот день место было пустынным. На руку Клементине, которая,
вжимаясь в камень, очень осторожно и медленно продвигалась вверх.
Покорения вершины с восточной, западной и южной сторон в предыдущие дни
вспоминались теперь как детские забавы. Сегодня ей придется выложиться до
конца. А ухватиться не за что, рука лишь скользит по телу Человяка -
гладкому и твердому граниту.
Она вплотную прижималась к почти вертикальному оледеневшему склону. В
трех метрах над ней дразнился выступ, за который можно было бы зацепиться.
Вот там-то и начнутся настоящие трудности:
верхняя часть Человяка представляла собой одну большую нависшую блямбу.
Но сначала нужно было преодолеть эти три метра.
Она висела над пустотой, носки сандалий втирались в длинную узкую
трещину, бегущую по скату наискосок. Набившаяся в щель земля плодила
какую-то мелкую поросль; живая зеленая полоска красовалась на сером
граните, словно награда "За доблесть в посевную" на лацкане учительского
сюртука.
Клементина дышала медленно и глубоко. Проползти мухой. Метра три. Не
больше. Всего три метра. Два ее роста.
Присматриваясь к каменной поверхности, можно было различить какие-то
шероховатости. Но смотреть на них следовало с расстояния достаточно
близкого, чтобы различать, но не слишком близкого, чтобы не осознавать их
очевидной ненадежности.
Она ухватилась за эти хлипкие выпуклости и подтянулась. Гранит ласкал
колени через легкую ткань штанов. Ее ступни находились на тридцать
сантиметров выше зеленой травяной полоски.
Она сделала глубокий вдох, оглянулась и снова полезла наверх.
Через десять минут она уже отдыхала на узкой площадке перед последним
этапом восхождения. Пот заливал лицо, волосы прилипали к вискам. Она
чувствовала, как из нее испариной выходит растительный запах.
Она боялась пошевелиться, каждый сантиметр был на счету.
Она оглянулась; Морской Человяк предстал перед ней в непривычном
ракурсе, да еще пенисто опоясанным. Высоко поднявшееся солнце
разбрызгивало влажные блестки вокруг узловатых прибрежных рифов.
Нависшая над пропастью оконечность Земляного Человяка манила
альпинистку: соблазн устремленного ввысь желобка-корешка, слегка
наклоненного и чуть приоткрытого фолианта, острый и зыбкий угол нужного
направления.
Клементина откинула назад голову, оглядела цель и нежно заурчала от
удовольствия. Мокрое пятно расползалось по ее промежности.
II
Засранцы бегали на четвереньках по комнате, в которой их запирали до
кормления в три-о-клок. Спали они теперь много меньше и с удовольствием
осваивали различные позы и движения.
Ноэль и Жоэль дружно визжали. Ситроэн, не роняя своего достоинства, с
важным видом ползал вокруг маленького низкого столика.
Жакмор разглядывал детей. В последнее время он часто приходил к ним;
тройняшки становились все больше похожими на маленьких человечков, чем на
личинки червяков. Благодаря климату и оказываемой заботе они развивались
чрезвычайно быстро. Первенцыдвойняшки уже обзавелись светлыми гладкими
волосенками. Третий - последыш, курчавый и темноволосый, как и в день
своего рождения, - казался старше своих братьев на целый год.
И конечно же, все трое пускали слюни. Каждая остановка маленького
путешественника отмечалась на ковре влажным пятнышком, которое на какую-то
долю секунды тянуло из слюнтявого рта длинную нить, хрустально хрупкую и
призрачно прозрачную.
Жакмор наблюдал за Ситроэном. Тот, глядя себе под ноги, продолжал
описывать круги, с каждым разом все медленнее и медленнее. Обессилев,
остановился и сел. Поднял глаза и посмотрел на столик.
- О чем задумался? - спросил Жакмор.
- Ба! - ответил Ситроэн.
Он протянул руку к столику. Слишком далеко. Не вставая с пола, он
потянулся и, уцепившись пальцами за край стола, встал.
- Молодец, - похвалил его Жакмор. - Вот так и надо.
- А! Ба! - ответил Ситроэн.
Он отпустил столик, сразу же плюхнулся на пол и удивленно посмотрел на
Жакмора.
- Вот, - сказал тот. - Не надо было отпускать. Это же так просто. Через
семь лет ты в первый раз причастишься, через двадцать - закончишь учебу, а
еще через пять - женишься.
Ситроэн недоверчиво покачал головой и снова встал.
- Ладно, - произнес Жакмор. - Надо бы предупредить сапожника или
кузнеца. Здесь, видишь ли, воспитание суровое. Хотя подковывают же
лошадей, и ничего страшного с ними от этого не происходит. Пускай твоя
мать решает.
Он потянулся. Ну и жизнь! И совершенно некого психоанализировать.
Служанка по-прежнему не поддавалась.
Никакого прогресса.
- Я вас, жеребятки, сам отвезу в деревню, - сказал он. - Я уже,
наверное, месяц там не появлялся.
Ситроэн опять кружил вокруг столика, но теперь уже на своих двоих.
- Смотри-ка, - поразился Жакмор. - Быстро схватываешь.
Даже не думал, что ты так вырвешься вперед. Ну что же, будет мне
компания...
Жоэль и Ноэль забеспокоились, Жакмор посмотрел на часы.
- Ах да, пора. И уже давно пора. Что же делать, каждый может опаздывать.
Жоэль заплакал. Ноэль подхватил. Безучастный Ситроэн бросил на братьев
высокомерный взгляд.
Клементина пришла в полчетвертого. Жакмор все сидел на том же самом
месте и, казалось, не слышал рева двойняшек. Невозмутимый Ситроэн сидел на
коленях у психиатра и дергал его за бороду.
- Наконец-то, - сказал Жакмор и принялся разглядывать Клементину. Левая
штанина разодрана в клочья, на виске - огромный кровоподтек.
- Похоже, вы хорошо развлеклись, - произнес он.
- Да, неплохо, - холодно ответила она. - А вы? Спокойный,
уравновешенный тон так не вязался с нервным состоянием, которое
угадывалось во всех ее жестах.
- Какой бардак! - критически высказалась Клементина немного спустя.
- Они хотят пить, - сказал Жакмор. - Они, знаете ли, нуждаются в вас не
меньше, чем какие-то булыжники.
- Я не могла прийти раньше, - ответила она. - Сначала возьмем самого
спокойного.
Она сняла Ситроэна с колен психиатра и усадила в кресло. Жакмор
тактично отвернулся; смотреть на кормление было неприятно из-за сети
голубых вен, покрывающей белизну кожи. К тому же сам процесс, как ему
казалось, полностью извращал истинное назначение женской груди.
- А вы знаете, он пошел, - сообщил психиатр.
Она вздрогнула и невольно вынула сосок изо рта ребенка. Тот безмолвно
ждал.
- Пошел? - она поставила его на пол. - Ну-ка!
Ситроэн уцепился за ее штаны и выпрямился. В некотором замешательстве
она снова взяла его на руки. Рыдающие двойняшки подползли к ней на
четвереньках. .
- А эти? - спросила она.
- Эти - нет, - ответил он.
- Вот и хорошо, - сказала она.
- Похоже, вам не нравится, что он пошел? - подсказал психиатр.
- Ну, - прошептала Клементина, - далеко эти цыплята не уйдут.
Ситроэн закончил сосать. Она притянула Жоэля и Ноэля за рубашонки и
усадила для кормления.
Жакмор встал.
- А вообще-то вы их все еще любите? - спросил он.
- Они такие славные, - ответила Клементина. - И потом, я им нужна. Вы
собираетесь уходить?
- Мне надо размяться, - сказал Жакмор.
- Зайдите к кузнецу, - приказала Клементина, - по поводу Ситроэна.
- Почему вам так хочется, чтобы они росли как деревенские дети?
- А почему бы и нет? - сухо возразила Клементина. - Вам это не нравится?
- Не нравится, - ответил Жакмор.
- Ну и сноб! - сказала Клементина. - Мои дети будут воспитаны
по-простому.
Он вышел из комнаты. Ситроэн проводил его взглядом; детское лицо было
печально, как каменный лик святого в разрушенной после бомбежки церкви.
III
Появилась служанка.
- Вы меня звали? - спросила она.
- Перепеленай их и уложи спать, - сказала Клементина.
Затем внимательно посмотрела на девушку и заметила:
- Ты неважно выглядишь.
- Ой! - расстроилась та. - Госпожа так думает?
- По-прежнему спишь с Жакмором? - спросила хозяйка.
- Да, - ответила служанка.
- Ну и что он с тобой делает?
- Ну, он на меня залазит.
- А выспрашивает о чем-нибудь?
- А то! - возмутилась служанка. - И почувствовать-то толком ничего не
успеешь, а он уже слазит, и давай выспрашивать.
- А ты не отвечай, - сказала Клементина. - И больше с ним не спи.
- Так ведь свербит, - возразила девушка.
- Фу, какая мерзость. Вот сделает он тебе ребенка, тогда увидишь.
- Пока еще не сделал.
- Дождешься, - прошептала Клементина, почувствовав озноб по всему телу.
- Как бы там ни было, лучше с ним не спать. Да и вообще, все это выглядит
так отвратительно.
- Так мы ж с задка; гляди - не гляди, мне все равно ничего не видно, -
сказала девушка.
- Пошла вон! - цыкнула Клементина.
Белянка забрала детей и вышла. Клементина вернулась в свою комнату.
Разделась, растерлась одеколоном, обмыла ранку на лице и легла на спину
прямо на пол, чтобы сделать гимнастику.
После упражнений перебралась на кровать. В следующий раз она не
опоздает на кормление. Дети не должны ждать. Дети должны есть точно по
расписанию, а остальное не важно.
Ангель лежал на кровати в неимоверно скорбной позе. Услышав троекратный
стук в дверь, он поднял глаза и произнес: "Да".
Жакмор вошел в комнату и сразу же пристыдил:
- Конечно же, опять бездельничаем.
- Опять, - ответил Ангель.
- Ну, а вообще-то как? - спросил психиатр.
- Так, - ответил Ангель. - У меня лихорадка.
- Ну-ка, - Жакмор подошел к Ангелю и пощупал его пульс. -
Действительно, - подтвердил он и уселся на кровать:
