- Что же вы смеетесь? Неужели вам не стыдно?
Тот сразу же перестал смеяться.
- Неужели мне что?
- Вам не стыдно? - мягко повторил Жакмор. - Это же старики.
Сокрушительной силы удар пришелся в губу, Жакмор даже не успел
увернуться. Губа лопнула, он ощутил соленый привкус крови.
Психиатр покачнулся и упал. На него никто не смотрел. Аукцион
продолжался.
Он поднялся и отряхнул брюки от пыли. За его спиной возвышалась стена
мрачных враждебных спин.
- А у этого, - донесся лающий голос старьевщика, - деревянная
культяпка! Нравится? Сто десять франков для начала! Сто десять!
Жакмор пошел прочь. Удаляясь, площадь выходила на улицу, обещающую
большую лавочную активность. Жакмор направился в ту сторону. Он чувствовал
себя в полной растерянности, ему было не по себе. Через несколько минут он
вошел в столярную лавку. Дверь захлопнулась за его спиной. Ему оставалось
только ждать.
XII
В комнате для посетителей, скорее походившей на уборную, хозяина не
было. Обстановка располагала: пол из зашарканных, изрядно почерневших
еловых досок, стол черного дерева, два стула с вылезающей соломой, старый
календарь на стене и сажа на месте печи в самом углу. Дощатые перегородки.
В глубине - приоткрытая дверь в мастерскую, откуда доносились мастерские
звуки: два прерывистых постукивания, которые накладывались одно на другое,
но не сливались.
Жакмор подошел к двери.
- Есть кто живой? - тихо спросил он.
Постукивания продолжались, он прошел в мастерскую, которая оказалась
длинным и довольно просторным сараем, загроможденным досками, брусьями,
наспех сколоченными перекладинами. Свет проникал в помещение откуда-то
сверху; Жакмор разглядел три или четыре верстака, маленькую ленточную
пилу, дрель, фрезерный станок на расколотом чугунном основании. На стенах
угадывались различные инструменты. Справа, у двери, через которую только
что вошел Жакмор, - огромная куча щепок и опилок. Стоял густой запах
столярного клея, исходивший предположительно от липкого ведра, что
разогревалось на маленькой угольной печке в самом конце сарая перед другой
дверью, в сад. На прогнувшейся балке висели раздолбанные приспособления
для столярных работ, винтовые зажимы, старые полотна для пил,
присоседившаяся ни с того ни с сего зеленая мышь, всякий хлам, разное
барахло.
Тут же слева на двух крепких подпорках во всю длину растянулось
огромное дубовое бревно. Сидя на нем верхом, крохотный подмастерье в
лохмотьях тюкал топором, пытаясь вытесать из бревна прямоугольную балку.
Худые ручонки едва удерживали тяжелую рукоятку. Чуть дальше возвышалась
странная конструкция из белого дуба, внутри которой работал хозяин
мастерской; он обивал кожей кромки этой кабинки-ложи, снабженной толстыми
ставнями на петлях, поскрипывающих при каждом ударе молотка.
Мужчина колотил, ребенок долбил. На Жакмора никто не обращал внимания;
он растерянно постоял в Дверях и наконец решился прервать их занятия.
- Здравствуйте! - громко произнес он.
Хозяин оторвался от своих гвоздей и поднял голову. Показалось уродливое
лицо с большим ртом, отвислыми губами и утюгообразным носом; высунулись
крепкие жилистые руки, мохнатые толстым рыжим волосом.
- Чего тебе? - спросил он.
- Мне нужны кроватки, - сказал Жакмор. - Для детей, которые родились в
доме на скале. Надо сделать две кроватки. Одну двухместную, а другую
побольше - одноместную.
- Одну сделаю, - буркнул столяр. - Трехместную, два места по ходу
движения.
- А еще одну, побольше... - вставил Жакмор.
- Еще одну побольше... Там видно будет, - решил столяр. - Ручной работы
или на станке?
Жакмор посмотрел на щуплого подмастерья, который колошматил словно в
забытьи; жалкий механизм, намертво прикованный к рабочему месту.
- Вручную будет дешевле, - пояснил столяр. - Станки - дорогое
удовольствие, а этих недоносков - навалом, что десяток, что дюжина.
- Суровое здесь воспитание, - заметил Жакмор.
- Так вручную или на станке? - переспросил столяр.
- На станке, - решился Жакмор.
- Ну, конечно, - проворчал столяр. - А все из вредности, специально,
чтобы мои станки износились...
- До завтра, - сказал Жакмор.
Затем, желая польстить хозяину, он сделал вид, что интересуется его
работой.
- А это что у вас? - спросил он.
- Амвон, - ответил мужчина. - Для церкви.
Он казался гордым и смущенным одновременно. С каждым словом из хляби
рта моросил слюнявый дождик.
- Амвон? - удивился Жакмор.
Он подошел поближе, чтобы получше рассмотреть конструкцию.
Это был действительно амвон. Кафедра с крышкой. Престранная модель.
Ничего подобного Жакмор раньше не видел.
- Я никогда не был в деревне, - сказал он. - И знаете, в городе их
делают несколько иначе. Вот почему мне захотелось взглянуть.
- В городе, - сказал столяр, злобно посмотрев на Жакмора, - и в Бога-то
уже не верят.
В этот момент маленький подмастерье выронил топор и рухнул, уткнувшись
лицом в дубовое бревно. Внезапная тишина ужаснула Жакмора, он подошел к
ребенку. Тем временем мастер отошел в сторону, вновь появился, держа в
руках ржавую консервную банку, до краев наполненную водой, и плеснул
содержимым в мальчика. Видя, что ребенок не поднимается, он запустил в
него банкой. Подмастерье тяжело вздохнул, возмущенный Жакмор подался было
вперед, чтобы ему помочь, но маленький грязный кулачок уже вновь
поднимался и опускался в прежнем вялом однообразном ритме.
- Как вы жестоки, - сказал мастеру Жакмор. - Это же ребенок!
Как вам не стыдно?!
Удар в челюсть чуть не опрокинул его навзничь, два шага назад сохранили
зыбкое равновесие. Психиатр осторожно ощупал подбородок - хорошо еще, что
борода смягчила удар. Как ни в чем не бывало столяр вновь принялся за
работу. В очередной раз опустив молоток, он сделал паузу и небрежно
бросил: "Зайди в воскресенье.
Красивый получится амвон" - и с гордостью погладил поверхность.
Лакированный дуб, казалось, вздрогнул от прикосновения.
- Твои кровати будут готовы в воскресенье, - добавил он. - Сам их
заберешь. В пять часов.
- Хорошо, - ответил Жакмор.
Удары возобновились. Сгущался запах столярного клея. Жакмор посмотрел в
последний раз на подмастерье, пожал плечами и вышел.
На улице было тихо. Психиатр пустился в обратный путь. Оставляя позади
себя деревенские окна, он чувствовал дрожь занавесок.
Откуда-то выбежала, напевая, маленькая девочка. Она несла огромный
эмалированный кувшин, чуть ли не больше ее самой.
Заходя в дом, девочка уже не пела.
XIII
30 августа
Ангель и Жакмор сидели в просторном прохладном холле. Тудасюда сновала
служанка, возилась с напитками. Наконец поставила поднос с кувшином и
стаканами перед Ангелем. Окна и дверь в сад были открыты. Время от времени
в холл вдувало какое-нибудь насекомое, и его крылышки жужжали под высоким
потолком.
Все умиротворялось.
- Кровати должны быть готовы сегодня в пять часов, - произнес Жакмор.
- Значит, они уже готовы, - сказал Ангель. - Наверняка имелось в виду
пять часов утра.
- Вы так думаете? - спросил Жакмор. - В таком случае они, конечно, уже
готовы.
Они замолчали. Молча выпили; на какое-то время воцарилась тишина,
которую робко нарушил Жакмор:
- Я бы не стал с вами говорить о том, что вам и так хорошо известно и
вряд ли вызывает хотя бы малейший интерес, но вчерашнее зрелище в деревне
меня просто поразило. Люди здесь какие-то странные.
- Вы находите? - спросил Ангель.
Спросил он вежливо, но, судя по интонации, без особенного интереса.
Жакмор запнулся.
- Да, - сказал он. - Я нахожу их странными. Но я полагаю, что их образ
мыслей станет мне понятным, когда мы познакомимся поближе. А потом,
где-нибудь в другом месте я бы удивлялся ничуть не меньше. Ведь мне,
новоявленному, все в диковинку.
- Вне всякого сомнения, - рассеянно согласился Ангель.
Перед окном пролетела какая-то птица. Жакмор проследил за ней взглядом.
- А вы, - сказал он, внезапно меняя тему разговора, - конечно же, не
желаете пропсихоанализироваться?
- Нет, - ответил Ангель. - Конечно же, нет. Да я и не интересен. Я -
заинтересован. А это не одно и то же.
- Чем? - поинтересовался Жакмор, предпринимая чудовищные усилия для
поддержания разговора.
- Всем и ничем, - сказал Ангель. - Жизнью. Мне нравится жить.
- Вам везет, - прошептал Жакмор.
Он залпом выпил то, что оставалось в стакане.
- Хорошая штука, - заметил он. - Я могу налить еще?
- Будьте как дома, - сказал Ангель. - Не стесняйтесь.
Снова воцарилось молчание.
- Пойду проведаю вашу жену, - сказал Жакмор, поднимаясь. - Ей одной,
наверное, скучно.
- Да-да, - сказал Ангель. - Разумеется. Потом зайдите за мной, я возьму
машину, и мы вместе поедем за кроватками.
- Я быстро, - сказал Жакмор.
Он вышел из комнаты и направился к лестнице. Тихонько постучал в дверь
Клементины, дождался разрешения войти и не преминул им воспользоваться.
Клементина с младенцами лежала на кровати. Два - справа, третий - слева.
- Это я, - подал голос психиатр. - Пришел справиться, не нужно ли вам
чего...
- Ничего, - отрезала она. - Скоро будут готовы кровати?
- Должны быть уже готовы, - ответил Жакмор.
- Какие они из себя? - спросила она.
- М-м... - промямлил Жакмор. - Мне думается, что он их сделал, скажем,
сообразно своим представлениям. Два места по ходу движения, а третье -
против.
- Одно место побольше? - встрепенулась Клементина.
- Я ему сказал, - осторожно уточнил Жакмор.
- Вы хорошо устроились? - спросила Клементина после небольшой паузы.
- Очень хорошо, - заверил ее Жакмор.
- Вам ничего не нужно?
- Ничего.
Один из засранцев поморщился и заворочался. У него в животе что-то
шумно и гулко бултыхнуло, обезьянья рожица разгладилась.
Клементина улыбнулась и похлопала ребенка по животу.
- Ну, ну, у моего мальчика колики.
Заскулил второй. Клементина подняла глаза на настенные часы, потом
перевела их на Жакмора.
- Мне пора кормить, - объявила она.
- Я вас оставляю, - прошептал Жакмор и бесшумно вышел.
Клементина схватила младенца и принялась его разглядывать. Это был
Ноэль. Его губы кривились и стягивались в уголках рта, оттуда просачивался
дрожащий скрип. Она быстро положила его на кровать и достала грудь.
Приложила к ней ребенка. Он начал сосать и чуть не поперхнулся. Тогда она
резко отняла его от груди. Тоненькая струйка молока описала дугу и попала
в упругую округлость. Разозленный Ноэль громко закричал. Она поднесла его
к груди, и он, продолжая поскуливать, жадно засосал. Она вновь отстранила
его от себя.
Он яростно завопил. Клементине стало даже интересно. Она проделала это
снова. И так еще четыре раза. Взбешенный Ноэль захрипел и внезапно начал
задыхаться. Его лицо приняло лиловый, почти фиолетовый оттенок. Уродливо
перекошенный рот растянулся в немом крике, по почерневшим от злости щекам
потекли слезы.
Перепуганная насмерть Клементина затормошила ребенка.
- Ноэль, Ноэль, ну что ты...
Она заметалась по комнате. Еще немного, и она позвала бы на помощь, но
в этот момент Ноэль перевел дыхание и снова завопил.
Дрожащими руками она быстро сунула ему грудь. Он моментально успокоился
и засосал, причмокивая губами.
Она провела ладонью по покрывшемуся испариной лбу. Она больше никогда
не будет этого делать.
Насытившись, Ноэль оторвался от груди. Сглотнул, отрыгнул и почти сразу
же погрузился в сон, прерываемый время от времени тяжелыми вздохами.
Взяв на руки последнего, она почувствовала на себе его взгляд. Ей стало
не по себе от тревожной глубины широко раскрытых глаз этого чуждого божка
с завивающимися волосками на макушке. Он улыбался странной понимающей
улыбкой.
Пришел его черед. Иногда он прекращал сосать и пристально рассматривал
Клементину, не отпуская, но и не заглатывая кончик соска.
Когда он закончил, она положила его слева от себя и повернулась спиной.
Потянулась и медленно погрузилась в зыбкую дремоту.
