- Не имеется.
- Гм, гм... - запнулся Жакмор. - Но позвольте, с каких моделей она их
копирует?
- Она их не копирует, - сказал кузнец, - она их видит. И делает их
такими, какими они ей видятся.
- Ха-ха, - засмеялся Жакмор. - Только не надо мне вкручивать!
- Я никому не вкручиваю, - откузнил кузнец. Вглядевшись в лицо старой
портнихи, Жакмор только сейчас понял, что на ее закрытых веках были
нарисованы глаза. Заметив удивление психиатра, кузнец пояснил:
- Нарисованные глаза - это для того, чтобы с улицы никто ничего не
заметил. Если бы вы не вошли, вы бы тоже ничего не заметили.
- Но я постучал, - сказал Жакмор.
- Да, - признал кузнец, - но она же не видит, вот и сказала "Войдите!",
не зная, что это были вы.
- Но она все же сказала "Войдите!".
- Просто эта старая курва хорошо воспитана. В течение всего разговора
портниха доделывала рюшки на поясе белого пикейного платья, которое
Клементина надевала накануне.
- Неужели она работает с закрытыми глазами? - допытывался Жакмор, зная
наперед ответ и лишь желая в нем удостовериться.
- Нельзя говорить, что глаза закрыты, - заковалил коваль. - Глаза не
могут быть закрыты только потому, что опущены веки. Они открыты вовнутрь.
Если вы открытые двери завалите огромным валуном, то двери от этого не
закроются. И окна тоже. Чтобы видеть на расстоянии, не глаза нужны, нет, а
вы вообще в этом ничего не смыслите.
- Ну и ну, - опешил Жакмор, - если вы считаете, что в этой белиберде
есть хоть капля смысла, то с вашей стороны это просто наглость.
- Нет у меня никакой стороны, - сказал кузнец. - И ничего я вам не
считаю. Не отвлекайте эту старую шмару и оставьте нас в покое.
- Ладно, - произнес Жакмор. - Пусть!.. Я ухожу.
- Скатертью дорога, - подковал кузнец.
- До свидания, господин Жакмор, - попрощалась портниха.
И как Парка, чьи ножницы остались у точильщика, перекусила нитку
зубами. Оскорбленный Жакмор гордо направился к выходу. У самой двери он
нанес противнику последний решительный удар:
- Я отпердолю вашу служанку.
- Сделайте одолжение, - усмехнулся кузнец. - Я ее уже давно отпердолил
и могу вас огорчить, она так себе. И задницей не вертит.
- Я буду вертеть за двоих, - парировал Жакмор, - и пропсихоанализирую
ее напоследок.
Он гордо вышел на улицу. Мимо него, похрюкивая, промаршировали три
свиньи. Он пнул как следует по последней поросячьей заднице, что имела вид
порочный, и вновь поплелся по дороге.
XV
27 июльня (позднее)
Служанка по имени Красноноска делила чердак с часто сменяющимися
подмастерьями: надрываясь в кузнице, они дохли как мухи, она же -
двужильная - держалась молодцом. Даже высыпалась, так как в последнее
время хозяин перестал орошать своими буйными извержениями ее девичью
постель. Ухайдаканный подмастерье в орошатели и вовсе не годился; в его-то
состоянии...
Выжатая губка, тряпка, мочалка. Сразу же засыпал. А наутро спускался в
провонявшую жиром и потом, несмотря на все старания Красноноски,
мастерскую, где проводил весь день. Вот и сейчас он находился в кузнице;
вошедший Жакмор обнаружил его у горна, в котором тот поддерживал огонь.
- Здравствуй, мальчик, - произнес Жакмор, подходя поближе.
Тот пробормотал "здрасте" и закрыл рукой лицо; согласно потешному
обычаю проходящие мимо посетители отвешивали подмастерью оплеуху - раз он
бил по железу, то кто-то же должен был, справедливости ради, давать ему
сдачи.
- Хозяина нет, - с уверенностью сказал Жакмор.
- Нет, - подтвердил подросток.
- Ладно, тогда я пошел, - сказал Жакмор.
Он вышел, повернул налево, обошел дом, пересек двор, поднялся по
внешней деревянной лестнице и очутился в темном коридоре, обитом досками.
Справа, под скосом крыши, находилась комната Красноноски. Прямо, за
большой дверью, располагался хозяин; его жилище занимало три четверти
этажа, растягивалось влево и отчасти вправо, превращая комнату служанки в
смежный чулан, отделенный от господских покоев лишь деревянной
перегородкой, - просто, но практично.
Жакмор вошел без стука. Девушка сидела на кровати и читала газету
семилетней давности. Новости приходили в деревню с опозданием.
- Ну что, приобщаемся к культуре? - начал психиатр.
Вид у него был по-детски жизнерадостный, естественный, совсем как у
чулок, натянутых на насос, который выкачивает навозную жижу.
- Что - уж и почитать нельзя? - огрызнулась Красноноска.
"Как все-таки трудно с этими крестьянами", - подумал Жакмор.
Комната Красноноски изяществом не отличалась. Замытый пол, голые,
побеленные известью стены и потолочные балки, стропилами переплетенные,
решетками спутанные и дробным шифером повязанные. Внушительный слой пыли.
Меблировка: кровать и стол, на котором стоит ведро с водой для
всевозможных целей. В углу - сундук с жалкими служанкиными пожитками.
Этот монастырский аскетизм раззадоривал Жакмо-ра, щекотал в нем
сладострастие и теловожделение атеиста, коим он и являлся, судя по всему,
но судить было некому.
Он сел рядом с ней на скрипучую железную кровать... Больше некуда.
- Что ты интересного поделывала за это время? - спросил он.
- Да ничего, - ответила она.
Дочитала до конца страницу, сложила газету и сунула ее под подушку.
- Раздевайся и ложись на кровать, - приказал Жакмор.
- Ну вот! - сказала девушка. - Если вернется хозяин, мне придется снова
одеваться, чтобы разогреть ему суп.
- Сейчас не вернется, - возразил Жакмор. - А потом, его дома нет, он у
портнихи.
- Ну, придет потом, - сказала служанка и, подумав, добавила:
- Хотя бояться нечего.
- Почему?
- Он всегда возвращается оттуда каким-то... А почему вы хотите, чтобы я
разделась?
- Это непременное условие для успешного психоанализа, - глубокомысленно
изрек Жакмор.
Она покраснела и затеребила воротник.
- Ой!.. - прошептала она, потупив взор. - Даже хозяин никогда этого не
делал.
Жакмор нахмурился. Что она имела в виду? И как бы у нее узнать?
- Ну... - запнулась она. - Я даже не знаю, чисто ли у меня там...
вам будет неприятно...
Жакмор задумался... "Вечно они со своими головоломками..."
- Психоанализ... - начал он.
- Подождите, - попросила она. - Я сейчас.
Служанка встала, подбежала к сундуку, вытащила оттуда старую штору и
завесила ею круглое окошко, через которое свет проникал в комнату. Голубые
сумерки придали чердаку вид подвала.
- Кровать будет скрипеть, - заметил Жакмор, решив отложить психоанализ
на потом. - Можно положить на пол твою подстилку?
- Да, - отозвалась она, задыхаясь от возбуждения.
Он чувствовал, как комната пропитывается запахом ее пота. Она наверняка
вся влажная. Довольно-таки соблазнительно.
XVI
27 июльня (еще позднее)
Тяжелые шаги на деревянной лестнице вывели их из оцепенения.
Жакмор отклеился и высвободился, служанка продолжала лежать на
подстилке, частично съехав на пол.
- Это он... - еле слышно прошептал он.
- Он сюда не придет, - сказала она. - Он идет к себе.
Она пошевелилась.
- Перестань! - осадил ее Жакмор. - Я больше не могу.
Она замерла.
- Вы ведь еще будете меня пси... анаировать, - спросила она хриплым
голосом. - Мне это так нравится. Просто как в сказке!
- Да, да, - кивнул Жакмор; от его возбуждения не осталось и следа.
Пришлось прождать минут десять, пока желание вернулось на свое место. У
женщин нет никакого чувства такта.
Шаги хозяина затрясли весь коридор. Со скрипом открылась и хлопнула
дверь. Жакмор встал на колени и прислушался. На четвереньках тихонько
подполз к стене. Внезапно тонкий луч света ударил ему в зрачок. Наверное,
выпавший сучок. Продвигаясь к источнику света, ощупывая луч рукой,
психиатр нашел дырку в перегородке и, помедлив немного, прильнул к ней. Но
сразу же отпрянул. Ему почудилось, что его видели так же хорошо, как видел
он. Но разум свое взял, и соглядатай возвратился в исходное положение.
Кровать кузнеца находилась у самого отверстия. Странная низкая
конструкция. Одеяла на ней не было. Матрац да натянутая простыня, вот,
собственно, и все; отсутствовал даже обязательный для деревенских постелей
пухлый пуфик, обтянутый красной кожей.
Дальше взору открылся стоящий спиной голый по пояс кузнец.
Казалось, он был занят чем-то очень важным. Затем в поле зрения попали
его руки, они поднялись и опустились, как будто по чему-то похлопывая.
Взялись за пояс и расстегнули пряжку; штаны упали, открыв психиатру
огромные узловенозные ноги, мохнатые, как пальмовые стволы. Грязные
хлопчатобумажные трусы не заставили долго ждать. Жакмор услышал какой-то
шепот. Но слушать и смотреть одновременно было совершенно невозможно.
Кузнец вытащил ноги из трусов и штанов, болтая руками, развернулся и
направился к кровати. Сел. Жакмор снова откинулся назад, испугавшись
неожиданной близости. Но, не в силах удержаться, опять прильнул к
отверстию. Он застыл и не пошевелился, даже почувствовав сзади себя
Красноноску; только пусть попробует ему помешать, получит ногой прямо по
репе. А потом он вообще перестал что-либо чувствовать, так как его сердце
остановилось. Он увидел то, что спина кузнеца скрывала от него все это
время. Перед ним предстала выкованная из стали и бронзы точная копия
Клементины, одетая в белое пикейное платье. Кукла медленно шагала по
направлению к кровати. Невидимая Жакмору лампа освещала точеные черты
лица, гибкие руки, отполированная до шелковистости металлическая кожа
блестела, как бесценный алмаз.
Кукла остановилась. Кузнец тяжело задышал в предвкушении.
Стальные руки уверенно поднялись к воротнику и легко разорвали платье.
Обрывки белой ткани упали на пол. Завороженный Жакмор разглядывал упругие
груди, подвижные бедра, на удивление гибкие суставы плеч и коленей. Кукла
медленно легла на кровать. Жакмор отпрянул и, грубо оттолкнув служанку,
старающуюся растормошить его мошонку, лихорадочно зашарил по полу в
поисках своих штанов.
В кармане лежали наручные часы. При слабом свете, проникающем через
окошко, он различил положение стрелок: без четверти пять.
После того как Жакмор застал Клементину в столовой, каждый день в
полпятого она уединялась в своей комнате для того, чтобы слегка, по ее
словам, вздремнуть. Значит, в тот момент, когда стальные ягодицы копии
погружали кузнеца в глубокий экстаз, в доме на скале, в ворохе истерзанных
ногтями простыней задыхался оригинал - обходящаяся своими силами
Кле-ментина.
Жакмор чувствовал, как его охватывает возбуждение, он подошел к стенке
и, не раздумывая ни секунды, заглянул в дырочку. При этом его рука
ощупывала тело обрадованной, но так ничего и не понимающей Красноноски.
"До чего ж цивилизованный народ эти крестьяне", - думал Жакмор, не отрывая
глаз от кузнеца.
XVII
39 июльня
По щиколотку в воде, с подвернутыми штанами и ботинками в руке, Жакмор
рассматривал лодку. Он ждал Ангеля, лодка ждала тоже. Ангель, одетый в
морское - желтое, брезентовое, непромокаемое, - спускался к берегу с
одеялами и последним бидоном с водой. Он быстро пересек полосу гальки и
подошел к Жакмору.
Тот был в расстроенных чувствах.
- Так и будете стоять с ботинками в руках? - усмехнулся Ангель. - Вы
похожи на рыбака-любителя.
- Мне наплевать, на кого я похож, - ответил психиатр.
- И оставьте в покое свою бороду.
Жакмор вышел на берег и поставил ботинки на большой валун.
Подняв голову, он увидел стремительно уходящие за скалу рельсы.
- Когда я на это смотрю, мне становится так грустно! - признался он.
- Будет вам, - успокоил его Ангель. - Ничего страшного.
Он ловко пробежал по сходням и поднялся на борт. Жакмор не двигался.
- А зачем вам горшки с цветами? - спросил он.
- Что, я не имею права взять с собой цветы? - ощетинился Ангель.
- Имеете, имеете, - уступил Жакмор. -А чем вы будете их поливать?
- Водой, - сказал Ангель. - А потом, знаете, на море тоже идут дожди.
