11. ПСИХ
Прокурор звонит капитану. Капитан принимает валокордин, приезжает,
дает показания, и его на "скорой" увозят с приступом в больницу. Прочие
валят в ближайший кабак успокоить нервы и подумать о будущем. А виновника,
с трудом подписавшего признание, придерживают в предвариловке. И у
прокурора начинается дикая головная боль: что делать дальше?
Дело международного масштаба. Убийство иностранного гражданина. Честь
флота и державы. Не напороть бы горячки.
Он звонит горпрокурору, тот звонит в областную прокуратуру, оттуда -
в Управление пароходства, оказываются задетыми МИД и Министерство морфлота
СССР, и эта эпидемия головной боли распространяется все шире. И никому
совершенно это ЧП не нужно! Все сходятся на одном: черт бы драл этого
идиота вместе с его женой, совестью и всеми потрохами! уж лучше сидел бы
себе тихо!.. Мало ему убийства, так ему теперь нужен еще и скандал.
Но уже поздно! Знает куча народа, бумаги официально зарегистрированы
и пошли в ход - закрутилась машина!..
А пока суд да дело - всей команде закрыли визы, впредь до выяснения
полной картины. Помполита исключили из партии и списали с флота; причем
эту кару вся команда как раз восприняла со злорадным удовлетворением: вот
тебе-то так и надо, дармоед, приставлен воспитывать - так воспитывай, не
допускай убийства на вверенном тебе судне!
Доктор перешел работать в районную поликлинику участковым врачом,
отплавался, эскулап. Отлил матросику спирту на доллар!.. Зло одно от этих
долларов. Особенно когда рублей не хватает.
А у капитана оказался инфаркт, и он после больницы торчал печально
дома, глядя в окно, как ржавеет под дождиком неотремонтированный "форд"...
Само же судно отогнали в плановый ремонт, с глаз долой, благо по тому
плану ремонт уж лет пять как полагался. И в пароходстве подумывали, не
переименовать ли его на всякий случай: нет у нас вообще такого парохода -
о чем вы говорите? не понимаем. Там, кстати, впервые заинтересовались: а
кто она, собственно, была такая, эта Вера Артюхова? да и была ли еще...
А тот наш знай долдонит: да, совершил убийство, и желаю понести
наказание и искупить вину. Да может тебе почудилось? Нет - запросите
полицию того порта. Да мало ли кто там утоп! Нет - вяжите меня, это я
убил! Хоть ты с ним тресни.
И принимается в конце концов простое и здравое решение, которое всех
должно устроить и разрядить ситуацию. Назначается психиатрическая
экспертиза, и признают его добрые психиатры душевнобольным. Ослабла
психика моряка от монотонной работы в замкнутом пространстве. Отсутствие
земли и женщин, жаркий климат - ну и помрачился слегка. Разновидность
миниально-депрессивного психоза. На него, значит, надавил нечуткий
коллектив - и он предпринял самооговор. Что вы видите на этой картинке?
Ну: шизофренические фантазии.
Вызывают жену: он у вас убить может? Говорит: ни в жисть бы не
подумала. А фантазировать может? Да, говорит, он у меня романтик, о душе
любил рассуждать. А-а, о душе? вот видите? типичная шизофрения.
И дело прекратили, а его законопатили в психушку. И стали лечить. Он
орет: я убил!! Ему бах аминазина - и ходит тихий-тихий, только слюни
пускает. А, тихий, депрессия? бах ему инсулиновый шок, чтоб прыгал
веселее.
Что вы думаете? Через несколько месяцев действительно вылечили. Стал
он соображать, наконец, что к чему. Да: ничего не было. Да: придумал.
Конечно: был болен; понимаю. А теперь лучше. Почти здоров. Да, выйти хочу,
но сначала надо до конца вылечиться. Загляденье, а не больной, любо-дорого
поглядеть.
12. КАРЬЕРА ПРАВЕДНИКА
Дома он поплакал у жены на груди и выпил водочки, чтоб полегчало.
Утром еще поплакал, и потом опять выпил.
Так и повелось: утром плачет, вечером пьет. Неделю пьет, месяц пьет.
А утром плачет.
Когда он проплакал свою сберкнижку, жена хватилась в доме кой-чего из
украшений и одежды. Произошел разговор, и он безропотно отправился обратно
в психушку и попросил его еще полечить. С ним побеседовали и сказали, что
он в общем здоров, а если насчет алкоголизма, так можно пройти курс
наркологического лечения. Он был на все согласен, наркологическое так
наркологическое: лечите, родимые. И полечили бы, да мест не было.
Тогда они стали плакать с женой вместе, а пил он один. Потом и пить
стали вдвоем. Она скоро бросила, потому что ему это не помогало, а расходы
увеличились вдвое. И детей растить надо было.
С флота его, естественно, списали вчистую, и в паспорт шлепнули
статью о психической болезни. С такой статьей на работу могут взять только
коробки клеить. Он клеил коробочки, а сам утром плакал, а вечером пил. И
днем пил, с такими же клейщиками коробочек, как он сам. А чтоб меньше
плакать, стал и с утра пить.
А жизнь есть жизнь, хотя никакая это не жизнь, а одно паскудство. И
жене эта нежизнь вконец обрыдла. Конечно: одно дело - верно ждать
возвращения из тюрьмы любимого мужа, очищающегося от греха, и совсем
другое - жить в квартире с рехнутым плачущим алкоголиком. Дети ведь. И
сама еще не старуха. Хотела сдать его в ЛТП, но все-таки пожалела. И в
конце концов она с ним развелась и разменяла квартиру, воткнув его в
комнату без окна в коммуналке.
Регулярно стал он наведываться к воротам порта и просить
сколько-нибудь бывшему мореману на опохмел. Все знали его историю, и
приходящие из рейса - а приходы он следил тщательно - отсыпали щедро: это
даже вошло в ритуал. Но ритуалы, связанные с материальными затратами,
раздражают людей, и со временем его стали гнать.
Недавно я видел его в сквере по Петра Лаврова, прямо рядом с
Литейным. Там сидело на скамеечке рядком пять таких же ханыг.
Из углового магазина вышли трое с бутылкой и принялись озираться.
Крайний со скамейки проворно встал и приблизился к ним: протянул стакан из
кармана. Они выпили по очереди, и ему налили грамм сорок - за стакан. Он
глотнул, поблагодарил и вернулся, передав стакан следующему, а сам сел
теперь с другого края скамейки, в конец очереди, передвинувшейся, таким
образом, на одного человека. И к новой компании пошел уже со стаканом
следующий. Есть, оказывается, у ханыжек такая форма выпивать бесплатно.
ОРУЖЕЙНИК ТАРАСЮК
1. ЗАГРОБНЫЙ СТРАЖ
Биологическая селекция членов Политбюро была окутана большей тайной,
чем создание философского камня; хотя несоизмерима с ним ни по
государственной важности, ни по расходам. Когда хозяин Ленинграда и
секретарь обкома товарищ Романов выдавал замуж свою дочь, так Луи XV
должен был зашататься на том свете от зависти. Пир был дан в Таврическом
дворце, среди гобеленов и мраморов российских императоров, и через охрану
секретных агентов не проскочила бы и муха. Кушать ананасы и рябчиков
предполагалось с золота и фарфора царских сервизов. Вот для последней цели
и было велено взять из запасников Эрмитажа парадный сервиз на сто сорок
четыре персоны, унаследованный в народную сокровищницу от императрицы
Екатерины Великой.
Последовал звонок из Смольного: сервиз упаковать и доставить.
Хранительница отдела царской посуды, нищая искусствоведческая краска на
ста сорока рублях, дрожащим голосом отвечала, что ей требуется разрешение
директора Эрмитажа академика Пиотровского. Потом она рыдала, мусоля
сигаретку "Шипка": севрский шедевр, восемнадцатый век!.. перебьют!
вандалы! и так все распродали...
Академик известил, обмирая от храбрости: "Только через мой труп". Ему
разъяснили, что невелико и препятствие.
Пиотровский дозвонился лично до Романова "по государственной важности
вопросу". Запросил письменное распоряжение Министра Культуры СССР. Но
товарищ Романов недаром прошел большой руководящий путь от сперматозоида
до члена Политбюро, и обращаться со своим народом умел. "Это ты _м_н_е
предлагаешь у Петьки Демичева разрешение спрашивать? - весело изумился он.
- А хочешь, через пять минут тебя попросит из кабинета на улицу новый
директор Эрмитажа?"
Пиотровский был кристальной души и большим ученым, но тоже советским
человеком, поэтому он, не кладя телефонную трубку, вызвал "скорую" и уехал
лежать в больнице.
За этими организационными хлопотами конец дня перешел в начало ночи,
пока машина из Смольного прибыла, наконец, к Эрмитажу. И несколько крепких
ребят в серых костюмах, сопровождаемые заместителем директора и
заплаканной хранительницей, пошли по гулким пустым анфиладам за тарелками
для номенклатурной трапезы.
Шагают они, в слабом ночном освещении, этими величественными
лабиринтами, и вдруг - уже на подходе - слышат: ту-дух, ту-дух... тяжкие
железные шаги по каменным плитам.
Мерный, загробный звук.
Они как раз проходят хранилище средневекового оружия. Секиры и копья
со стен щетинятся, и две шеренги рыцарей в доспехах проход сторожат.
Ту-дух, ту-дух!
И в дверях, заступая путь, возникает такой рыцарь.
В черном нюрнбергском панцире. Забрало шлема опущено. В боевой
рукавице воздет иссиня-зеркальный меч толедской работы. И щит с гербом
отблескивает серебряной чеканкой.
И неверной походкой мертвеца, грохоча стальными башмаками и
позванивая звездчатыми шпорами, движется на них. И в полуночной тишине они
различают далекий, жуткий собачий скулеж.
Процессия, дух оледенел, пятится на осевших ногах.
А потревоженный рыцарь бешено рычит из-под забрала и хрипит гортанной
германской бранью. Со свистом описывает мечом сверкнувшую дугу - ту-дух!
ту-дух!.. - наступает все ближе...
Задним ходом отодвигаются осквернители, и кто-то уже описался.
2. ПАРТИЗАН
В сорок втором году Толику Тарасюку было десять лет. Отец его сгинул
на фронте, а мать погибла в заложниках. Мальчонка прибился к партизанскому
отряду. В белорусских лесах было много таких отрядов: треть бойцов, а
остальные - семьи из сожженных деревень.
Мальчишки любят воевать, а солдаты, любя их, ценят их отчаянную
лихость. Этот же, маленький и тихий, был просто прирожденным бойцом: рука
тверже упора, и глаз как по линейке. И полное отсутствие нервов. Из
винтовки за сто метров пулей гвозди забивал.
Использовали иногда пацанов для связи и разведки. Но талант Тарасюка
котировался выше. И ему нашли особое место в боевом расписании.
Сейчас плохо представляют себе жестокости той войны. Если немцы
расстреливали, вешали и сжигали в домах, то партизаны захваченных пленных,
например, обливали на морозе водой и ставили ледяные фигуры с протянутой
рукой в качестве указателей на дорогах, а в рот всовывались отрезанные
части, и табличка на груди поясняла: "Фриц любит яйца".
Основным партизанским занятием было грабить склады: продовольствие,
амуниция, оружие - сочетание самоснабжение с уроном врагу. Еще полагалось
взрывать железные дороги и мосты. Все это охранялось. А приступить к делу
возможно только без шума. Поэтому умение снимать часовых особенно
ценилось.
Полосы отчуждения перед немецкими объектами были наголо очищены от
леса, и подобраться незаметно практически исключалось. А близко часовые не
подпускали никого ни под каким предлогом.
И вот бредет откуда-то маленький плачущий мальчишка, кутаясь от
холода в большой не по росту ватник. Завидев часового, он жалобно просил:
"Брот, камарад, брот!.." и показывал золотые карманные часы - отдает,
значит, за кусок хлеба. Часовому делалось жалко замерзшего голодного
ребенка... и, похоже, часы были дорогие. Он оглядывался, чтоб не было
