старичок, дохлая тростинка. Поймал его взгляд, убедился в обвисшем красном
флаге на корме, закопченной красной полосе на трубе, приосанился и
неуверенно продолжает подниматься. Под каким ни попадя капиталистическим
флагом можно от белого матроса и пинка получить. А советский негра ударить
не может, им строго запрещено.
- Куда-да, - лениво цыкает вахтенный. - Гоу аут. Цурюк. Пошел на...
Этих на борт только пусти - по гайкам судно свинтят.
Негр-старичок осмотрительно останавливается за четыре ступени до
верха, выпячивает куриную грудку и с достоинством рекомендуется:
- Ай хэв бизнес. Ченч. Вери чип.
А черт его знает. Вдруг у него что-нибудь интересное действительно
вери чип.
Смешное чучело и трогательное: ножки черные из полотняных шортов
торчат, рубашечка перелатана, а сверху грибом - облезлый английский
колонизаторский шлем "здравствуй-прощай", долженствующий символизировать,
что обладатель его - человек интеллигентный и не чуждый мировой
цивилизации. На шейке куриной болтается на ременном шнурочке амулет.
Очевидно, для покровительства в большом бизнесе.
И нагрудные карманы отдуваются, набиты, уголки торчат засаленные
разномастных купюр. Ну - большой бизнесмен пожаловал. Меняла. Ченчила.
Деньги, значит, менять. Прямо на месте, и скидка меньше, чем в банке.
Смотрит вопросительно:
- Ченч?..
Вахтенный бурчит, с ненавистью к жаре, Африке, своей проклятой
нищенской доле, каковая ненависть и переносится на чучело перед ним:
- Совьет рублес.
Негр дипломатично соглашается:
- Совьет - гуд.
А чего - гуд-то? Ага. Хрена ему нужны рубли. Сейчас.
Вахтенный на него смотрит снуло, смотрит, на шейку черную, на карманы
оттопыренные, и в глазах его пробултыхивается какая-то мысль. Оживают
глаза. Угощает он негра сигаретой. Тот принимает с важной вежливостью,
прикуривает, благодарит милордовским полупоклоном, пыхает - - всем видом
старается напоминать вроде как Черчилля с его сигарой. А вахтенный снимает
трубку телефона за люком на переборке и звонит приятелю в каюту:
- Слушай, - говорит, - постой пять минут у трапа, а? Что-то живот
крутит, и вообще тошнит от этой жары, как бы тепловой удар не хватил.
Приятель мычит, блеет: что, зачем, неохота, будто нельзя в гальюн и
так отлучиться?.. кое-как соглашается.
И вахтенный радушно приглашает старичка к себе в каюту: мол, прошу,
почтенный бизнесмен, выпьем, покурим, дела наши финансовые обсудим.
Конвоирует его по коридорам напористо и ехидно.
И никто еще не предполагает, что из этого выйдет.
2. НА ХАЛЯВУ И УКСУС СЛАДКИЙ
В каюте усадил он ченчилу в кресло, подвинул пепельницу, направил
вентилятор, поставил стаканы: прием по полному протоколу. Тот тихо
раздулся от собственной значительности.
А вахтенный берет телефон - другому приятелю: др-р-р!
- Слушай, ты пузырь еще не выжрал?
Приятель - осторожно:
- А тебе что? - И, с предвкушением блаженства: - Вот стемнеет, будет
попрохладнее - захмелюсь, хоть чуток кайф словлю. А чего так, походя, без
толку...
- А того, что у меня ченчила сидит, так он рубли на валюту меняет!
- Какой ченчила?
- Какой-какой. Нормальный, местный. По трапу притопал, все карманы
оттопыриваются.
- Он че, рехнутый? Или ты?
- Да у него весь видок с придурью.
- Че за видок?
- Старенький, черненький, сморщенный, и обмундирование на нем
английского колонизатора, который сто лет в обед от старости помер.
- Кто помер?!
- Колонизатор.
- Какой колонизатор?!
- Английский, идиот!
- Да пошел ты, сам козел!
- Стой, не бросай трубку, дура! Я его одного в каюте оставить не
могу, ведь сразу скоммуниздит что-нибудь!
- Ты че, вообще, крыша поехала?! Кто скоммуниздит - колонизатор?! А
помер кто?!
- Забудь о колонизаторе!!! Сидит негр-ченчила. Набит деньгами. Меняет
на рубли. Понял?
- Понял. А что, рубль конвертировали, пока мы здесь? А колонизатор
где?
- У меня в каюте!!! Негр!!!
- Колонизатор - негр?! У тебя??? Ты что, совсем екнулся!!!
- Сейчас приду к тебе - и удавлю на хрен!! Слушай: есть ченчила. Он
негр. Он у меня в каюте. Он старый и черный. И худой. Килограмм двадцать.
Ему в обед сто лет...
- Так кому сто лет-то?..
- Еще пикнешь - взорву тебя на хрен вместе с этим долбаным
пароходом!!! Ему надо дать выпить. С почетом. Тогда он тебе вообще
поменяет что хочешь на что хочешь. Ты - хочешь - менять - рублшь - на
доллар?
- Н-ну... не понял... хочу, ясно!
- Тогда: дуй сюда. Сию минуту. Будем менять. Никому больше - ни
звука!
- Скаал бы сразу! Ты дверь запри! Бегу!!
- Стой! Пузырь возьми! Ты думаешь, я тебе че звоню?
- Сказал бы сразу! Стаканы есть? Бегу!!
- Стой! Не беги! Разобьешь.
Вахтенный в поту швыряет трубку и счастливыми междометиями и жестами
поясняет негру, что сейчас глупый непонятливый бой, по голове его много
били, принесет наконец выпить, и все будет хорошо. И ченчила внемлет ему
со все более увеличивающимся доверием и достоинством, что вот, немаленький
человек его принимает, бвана, слугу имеет на побегушках, который выпивку
подносит.
Балдеет от своего плана вахтенный, хитроумный Одиссей: эк да он
сейчас клюкнет на халяву холодненького, расслабится на полчасика вместо
обрыдлой вахты, пока тот, что у трапа, не взорвется и свалит оттуда. Да
винцо! да под сигаретку! на холодке! нет, бывает жизнь хороша и под нашим
флагом.
3. ПУСТЬ НЕУДАЧНИК ПЛАТИТ
Приятель бутылку доставил трепетно, как младенца, проглотившего
гранату. И с негром здоровается, обращаясь непосредственно к карманам.
Руку карманам протягивает и треплет их интимно. И мука сладострастия
борется в нем с мукой скупости: откупоривает бутылку. Плеснул на донышки:
- За дружбу и интернационализм!
- Не скупись, - поощряет вахтенный, - ему побольше, себе поменьше.
Ченч сделаем - гульнем!
- Но бутылка уж с тебя.
- Да? А с тебя что - за такой обмен? не жидься.
- Может, у него там стриженая бумага, - сомневается приятель. - Для
понта.
- Ерунда! Вон края торчат.
- Мало ли у кого что торчит... Для понта.
- Лей-лей! - и вахтенный проглатывает ударную дозу, налитую не ему
вовсе для баловства, а ченчиле для дела, и нагло командует: - А теперь
ему! Пол-лней...
Мерит приятель скорбным взглядом остатки в бутылке, жмурящегося
ченчилу, и мечтает:
- Эх... спиртика бы для КПД капнуть...
- Откуда?
- А у доктора.
- Разбежался он.
- А за деньги.
- Нужны ему.
- Валюту, балда!
Вахтенный оценивает ченчиловы карманы и говорит:
- Жалко.
А приятель зажегся идеей, в азарт вошел:
- А выпить? Не выпьет - вдруг сорвется? На советские-то рэ!
Ченчила исправно подтверждает:
- Совьет - гуд.
- Слыхал?!
И приятель звонит врачу: уважаемый доктор медицины, дорогой-любимый,
позарез приперло, полстаканчика, а?
Доктор любезно отвечает:
- А пошел ты на...
Приятель обещает вылизать доктору все интимные места и лизать их
непрерывно до самого прихода домой, а также сулит впридачу свою
бессмертную душу.
Доктор не хочет. Он утверждает, что относится одобрительно ко всем
видам сексуальных связей, только вот к гомосексуализму как-то скептически.
Что же касается души, то он и собственной обременен сверх меры, и охотно
ее ссудит какому-нибудь долбаку вплоть до окончательной победы мирового
капитализма.
Приятель надрывно вздыхает и выстреливает из сокрушительного калибра:
- А за доллар?
При звуках чудного зеленого сияния доктор делает паузу и меняет
тональность. Осведомляется с ласковостью психиатра к шизофренику:
- А вы не пили, ребята, негритянской водки?
- Это которой?
- Это которая стакан холодной воды и молотком по голове.
Приятели смотрят в большой задумчивости на негра и обмозговывают
предложенный рецепт.
- Извините, ребята, дать не могу. Приказ. Никому.
- Я не шучу, док. Прошу продать мне сто граммов медицинского спирта
за один американский доллар.
Доктор с кряхтением усваивает информацию, и сообщает, что на таких
условиях он согласен продать все наличные запасы спирта, а также аспирина,
валидола, касторки, скальпели, шприцы, бинты, а еще есть дома жена и
старушка-мама, так никто не интересуется? По сто грамм за доллар.
И приятель отправляется за спиртом. Там происходит душераздирающая
сцена: доктор желает вперед деньги, потом стулья, а приятель клянется
своей визой и морским царем-вседержителем, что так невозможно, млеет и
блеет, намекает и гарантирует, и еле уносит драгоценное зелье.
И они разводят честно спирт в три стакана, разбавляют сухим, доливают
водичкой, чтоб дополнительно растянуть кайф во времени и пространстве, и
благостно выцеживают. И слегка даже балдеют.
И с удовлетворением хорошо и честно выполненного долга достают
приготовленные рубли: поехали! Теперь все в порядке! Уже можно.
Негр сочувственно смотрит на рубли и говорит:
- Ноу.
Что-о?! Что значит "ноу"!!! Ведь все сделали как надо!..
Ченчила смотрит на них, как Рокфеллер на чистильщика обуви, и
поясняет свою финансовую политику: из левого кармана бережно извлекает
потертую долларовую банкноту, из правого - разворачивает местную бумажку
величиной в скатерть и расцветкой в павлина, делает ими вращательное
движение, и убирает доллар теперь в правый карман, а миллион своих местных
бананогрошей - в левый. И вразумляюще произносит:
- Ченч. Вери чип.
- Чип?! - повторяет вахтенный. - Вери чип?! - шепчет бессмысленно,
наливаясь расплавленной свинцовой злобой. - Не нравятся тебе рубли,
гнида?.. - И вперяется белесым взором в куриную черную шейку. - Чип, чип,
чип...
- Чип! - зловеще откликается приятель. - Чип! Понял?!
В лютой ненависти смотрят они на ченчиловы карманы, на шейку
ничтожную, на пустые стаканы, на рубли... смотрят на амулет, висящий на
шейном ремешочке, и быстро, твердо и безумно переглядываются.
Синхронно поднимаются, берутся за этот ремешочек и тянут,
перекручивая, в разные стороны. Старичок дрыгает ножками, разевает рот,
они тянут сильней. Подержали... И придуши к чертям!..
4. ГДЕ ЗНАЮТ ДВОЕ - ТАМ ЗНАЕТ И СВИНЬЯ
Сели. Закурили. Дышат. Успокоились. И смотрят.
И вроде даже ничего и не произошло.
Как вышло, черт его знает, как-то само получилось, вроде даже и не
собирались... Жара, понимаешь... рубли эти неконвертируемые... Курят:
молчат!
И тут трезвонил телефон: подскакивают! переглядываются!
Тот, что у трапа все торчит, матерится в трубку - осатанел в пекле:
- Хватит, на фиг, возвращайся! я сваливаю!..
Вахтенный - медовым голосом:
- Бу-удь другом, две минутки еще, я за тебя потом хоть всю вахту
отпашу.
- На хрен мне сдалось! Имей совесть!
- Старпом вдруг спросит - скажи, что мы подменились.
Тот заинтересовался - голосом, настойчивостью:
- Ты че там? Че делаешь-то? А? Три минуты жду!
"Че делаешь". Труп прятать надо, вот че! Куда его денешь - белый
день, все на борту! Пихают его спешно в рундук под койку. А деньги
вытаскивают, наконец-то, из карманов и, не удержавшись, спешно
пересчитывают.
И тут распахивается, конечно, с треском дверь - притопал злобно тот,
от трапа:
- Че это у вас?
А на столе - рваные кучки денег всех стран разложены, и рубли тут же.
