привычный случай; опять... А девица вьет адские рулады - спасайте!
насмерть убивают!
Пока прождешь вызванной милиции, э. А внизу шлепал себе с дежурства
милиционерик. Ему замахали, призвали. Прибегает наверх.
Из-за двери - радиопьеса ужасов на полную громкость! Он грохочет
кулаком, сапогом: милиция! А ни фига. Помогите!!!
Вышибли с соседям дверь. Дух ханыжный, в пустых стенах бутылки
катаются. И посреди композиции артист Каморный, опухший вампир с
парикмахерской бритвой: Иван Грозный убивает свою дочь. А-а. Рычит
безумно, бабу в обхват - и лезвие к горлу! Еще шаг! и катайте голову.
Кровь показывается на шее.
Ай, ой. Ситуация требует мгновенных действий. И милиционер действует:
дергает пистолет и первым же выстрелом в упор очень удачно засаживает бабе
в бедро. Их на службе мало тренируют на снайперскую стрельбу при
скоротечных контактах. Опыта нет: у него все трясется от зубов до колен.
Девица оседает, милиционер укрепляет шпалер двумя руками - шар-рах
артисту Каморному да посередь лба. Тот, естественно, бритву выпустил и сам
лег. Порядок восстановлен.
Соседи протолкнули воздух, ахнули, охнули. Все тихо.
Блюститель порядка осознал остекленело, соотнес картину с инструкцией
и выпалил третий в потолок. В качестве предшествующего предупредительного
выстрела.
Едет милиция, едет скорая: Бородино! Девица лежит на стеклотаре,
стоны испускает. В бедре у нее дыра, на шее порез, под глазом синяк.
Артист Каморный лежит смирно. Бритва в крови, из пистолета дымок, у народа
глаза по чайнику.
Девице - повязка и шина, перебита бедренная кость, артисту Каморному
- вызывается транспорт везти в морг, участники и свидетели - - приступаем
к даче показаний. Фельдшер милиционеру: благодарим за отличную стрельбу.
Профессиональный юмор.
Соседи за милиционера горой. Радуются, что отмучились; задоставал их
Каморный своим талантом.
На похоронах народу была куча. От театра, от кино, венки, речи:
скорбь. Девки милицию проклинали.
Того парня еле потом оправдали. Упорно дознавались о порядке
выстрелов и меткости попаданий. Еле соседи отовраться помогли.
БЫТОВАЯ ТРАВМА
Вот лето, воскресенье, позднее утро. Мама с папой сына отправили в
пионерский лагерь - расслабляются вдвоем душой и телом. Она на кухне
завтрак готовит, огурчики режет, он в комнате пол натирает - обычная
однокомнатная квартира. Одинцовский проспект, верхний этаж, окна настежь
распахнуты. Внизу озеро блестит, народ загорает. А жара стра-ашная стояла.
И они как встали, так голые и ходят. Еще вполне нестарые, наслаждаются
свободой.
Трет он паркет, потеет, мышцами поигрывает, а пиво в холодильничке,
вода в ванной, жена голая на кухне, - музыка играет.
А под окном тихо сидел их сиамский кот. Балдел от духоты, сквознячок
ловил.
Ну, а поскольку муж голый, все его хозяйство в такт движению
соответственно раскачивается. И кот сонным прищуром это движение лениво
следит...
Сиамские кошки вообще игривые. У них повышенно выражен охотничий
инстинкт.
Муж, маша щеткой по ноге и своим прочим, придвигается ближе, ближе,
кот посмотрел, посмотрел, неприметно собрался - и прыг на игрушку! Когтем
цоп! - поймал.
Муж от неожиданности и боли дернулся, поскользнулся голой пяткой на
натертом паркете, на каплях пота, щетка с другой ногой вперед вылетела - -
и он с маху затылком да об пол: бу-бух!
Жена слышит из кухни - стук.
- Саша, что там у тебя?
Никакого ответа.
- Сашенька, - зовет, - что там у тебя упало?
Что упало. Ага; Железный Феликс споткнулся. Полная тишина. А когда,
надо заметить, человек так навзничь башкой падает - звук деревянный,
глухой, как чурка.
Пошла она посмотреть. Лежит он, в лице ни кровинки, глаза на лоб
закатились. "Господи! что случилось!.."
Кратковременный рауш. Вырубился. Затылком-то тяпнуться.
Кот на шкаф взлетел, смотрит сверху круглыми глазами - тоже
испугался.
Ах, ох, да что делать; вызывает скорую, брызжет водой, сует нашатырь.
А кот следит, как у нее груди болтаются...
К приезду он кое-как оклемался: зеленый, в холодном поту, тошнота и
головокружение; классическая картина сотрясения мозга. Ну что - надо
госпитализировать.
Заполняет врач карточку, как да что, а жена излагает детали в
трагической тональности: ведь не чужой предмет пострадал.
В новые лифты носилки, известно, не лезут, и тащат они его сверху
вручную. И как глянут они на страдальческую рожу пострадавшего, представят
ситуацию, вообразят себе в лицах эту паркетную корриду с размахиванием
гениталиями и охотником-котом, так их хохот и разбирает. Медбрат икает.
Врач вздрагивает. И нападает на них дикий гогот, истеричное грохотанье, и
отступается врач мимо ступеньки, и они вываливают к черту больного на
лестницу. И он ломает руку.
Тут медики просто подыхают от хохота. Они хватаются за перила,
перегибаются пополам, прижимают животы и стонут без сил. Потом, взрываясь
приступами идиотского непроизвольного смеха, накладывают ему шину и тащат
лечить дальше.
По дороге рассказали шоферу и чуть не въехали в столб. А уж в
приемном был просто праздник души, просили повторить на бис.
Сотрясение небольшое оказалось, но уж в гипсе он походил.
ПАДЕНИЕ С ВЫСОТЫ
Девочке было семнадцать лет, и у нее первая любовь. А кругом весна,
все трепещет, цветет и распускается. Белые ночи: крылья мостов и
романтические мечты и клятвы.
А он, как водится, подлец. Он ее обманывает, он ее бросает.
Столкновение неземного чувства с низменной реальностью вообще
болезненно. Цветок сорван, крылья поломаны, идеал поруган. Где же
обещанное счастье: жить незачем.
И следуя стезей своей великой трагической любви, это бедное юное
создание решает покончить счеты с проклятой жизнью. Обычная, к прискорбию,
история.
Но технические детали всегда связаны с неудобствами в проработке.
Стреляться нечем, ядов нет, резать вены неприятно и спасти могут, вешаться
неэстетично - мерзкое это зрелище.
И вот, когда дома никого нет, она одевается как при первом свидании,
выпивает бокал вина, оставляет предсмертную записку, и - распахивает
окно...
И, прижимая к груди его фотографию, бросается вниз.
Шестой этаж!
Там внизу бабушка в булочную за хлебцем шла. Так она даже охнуть не
успела. Перелом шейных позвонков. Голова буквально меж ребер всунулась,
как у черепахи. Сходила за хлебцем.
Под ноги смотрела, вот и дошаркалась. Как эта сторона улицы перестал
быть наиболее опасна при артобстреле, так она сверху напасти и не ждала.
Ветеран блокады.
А девица с бабушки свалилась на газон. Все повреждений - перелом
ключицы. Даже сотрясения не получила - организм молодой, упругий. Своими
ногами в скорую села.
Вот такой закон природы: влюбляются одни, а отдуваются другие. Но
надо ж смотреть, куда ты падаешь! Тут бутылку в форточку выкинут, и то
вечно кому-нибудь по кумполу угодят, а то - шестьдесят кило в свободном
полете; оружие возмездия. Романтики...
ШОК
Пятый дивизион Ленинградской милиции был не самый боевой. Он
специализировался по охране кладбищ и памятников. Покойники же, равно как
и памятники им, народ в принципе спокойный и к бесчинствам не склонный. По
пустякам не беспокоят, и взяток не дают. Поэтому милиционеры скучали.
Подхалтуривали слегка, конечно. Цветы с могил продавали, реже -
могильные плиты в новое владение. И тихой их службе коллеги завидовали:
вечная тишина, свежий воздух, от выпивки никто не отвлекает.
Особенно завидовали дежурящим на Пискаревском кладбище. Там один
сержант очень хороший промысел сообразил. Вечером, после закрытия
мемориала, идет он к скорбящей Матери-Родине, снимает сапоги, снимает
штаны, берет сачок и лезет в фонтан перед ней. И тщательно тралит. А в тот
фонтан интуристы весь день кидают на прощание монеты. Глупый обычай, но
прибыльный. Ефрейтор на атасе стоит, рядовой горсти мелочи в мешочки
пересыпает. Потом брат рядового, летчик на линии Ленинград - Хельсинки,
летит с портфелем рассортированной валюты (экипажи-то не досматривают) и
закупает на все колготки. Жена ефрейтора, продавщица, продает их мимо
кассы. Прибыль поровну. Такой сквозной бригадный подряд. Быть сержанту
генералом!
Процедура отработана. После ловли рядовой бежит за водкой, они в
дежурке принимают, согреваются и скрупулезно считают в кучки: финмарки,
бундесмарки, пятисотлировики и полудоллары. Выпьют, закурят, и считают.
Очень были службой довольны.
Только сортира в дежурке не предусмотрено. А в общественный - ночью
под дождиком - далеко и неохота. А тут сержанту в полночь приспичило
по-большому.
Вышел он: темь глухая, дождь шуршит; зашагнул в какую-то могильную
чащу, присел, полы шинели на голову - Господи, помоги мне удачно
отбомбиться. Употребил по назначению газетку "На страже Родины" - а встать
не может.
Он дергается, а его сзади с нечеловеческой силой тянут вниз. И тут
где-то далеко за кладбищем часы бьют двенадцать ударов...
Заверещал несчастный от ужаса, заупирался - но нет ему ходу. Гнетет
его к сырой земле потусторонняя воля. Осквернил святое место, оскорбил
прах - и костлявой рукой влечет его к себе покойник. Ни вырваться, ни
вздохнуть, и оглянуться нельзя - жутче смерти.
Через полчаса вылезли подчиненные: куда запропастился? Ни зги во
мраке, и только собака скулит в кустах гибельным воем. Цыц ты! Скулит.
Подходят: это сержант сидит и скулит, глаза зажмурены, уши руками
зажал - а полой шинели прочно наделся на сломанное острие могильной
оградки за спиной.
Окликнули - скулит. Отцепили, подняли - скулит.
Привели в тепло, застегнули штаны - скулит. Влили в него водки -
крякнул, и дальше скулит!
Сначала они, сообразив, что к чему, ржали до колик, потом испугались,
потом надоело: хорош, мать твою, все! А он скулит.
Утром на смене доложили и вызвали скорую: сдали его психушниками.
Пусть теперь им поскулит, полечится.
Как пелось тогда - "Наша служба и опасна, и трудна, и на первый
взгляд как будто не видна".
А не фарцуй на милостыню с кладбища, не гадь на могилы. Или по
крайней мере не пей на службе. Пей, но в меру.
Все-таки у него, видно, совесть нечиста была.
ОТРАВЛЕНИЕ
День выдался на редкость: то сосулька с крыши, то рука в станке, то
подснежник, то ножевое, - у эвакуатора на Центре халат мокрый. И тут
диспетчерша над карточкой затрудняется: звонят из Мельничных Ручьев, из
яслей - что-то детям плохо...
Что плохо?
Похоже на отравление...
Что похоже?
Тошнота, бледность, боли в животе. И вообще плохо. Скорей.
Едем, едем! А что - вообще?
Да дышат плохо. Синеют...
И у скольки это?
Да почти все...
Сколько!!!
Всего - тридцать семь...
Массовое тяжелое отравление в яслях! Гоним все свободные машины. И
штурмовиков, и педиатрию, и реанимацию - всем, похоже, хватит. А на
тяжелые случаи у детей мы едем быстро, чай не допиваем и в карты не
доигрываем - рысью и под сиреной: это тебе не старушка-хроник
представляется и не алкаш в дорожное вмазался.
Там все признаки интоксикация. Одни кричат, другие хрипят, рези в
животе, цианоз. Тихий ужас! ясельники... Рвотное, промывание, сердце
поддерживать, кислород искусственно. Трясем воспитательниц: как, когда,
