- Району, - муж Канарейкин подсказал.
- Теперь так называется, - согласилась Канарейка. - Ездим от Царева
до озера Баскунчак, мертвяков собираем. Кругом - от Царицына до Астраха-
ни - холера!
Холера ее возьми! А к нам не липнет! Потому рецепт знаем от всех бо-
лезней...
Бутылку с самогонкой достала, потрясла:
- Вот он, рецепт!
Мужу плеснула:
- Пей!
Себе налила, сказала:
- Мы как птицы живем. Одним духом! Потому и болезнь не берет!
Выпили - и запели по-птичьи, засвистали, защелкали, будто две птички
- две невелички - на облучке сидят, верблюдом правят. Засмеялась Ганна.
За околицей села мужики с берданками как темный лес стоят.
- Стой! - пальнули. - Стой, нечистая сила!
Окружили.
- Вы нам, Канарейки, мертвяков в село не свозите! - закричали. - Не
тащите заразу со всей округи!
- То не вам решать! - закричала на них Канарейка. - То власть решает!
Приказано было - в одну яму складывать! Эпидемья! Понимать надо!
- Власть одно тебе приказала, а мы другое. Завтра привезешь если -
убьем!
Шею свернем, как канарейке! - захохотали.
- И куды же мне их девать? Мертвяков? - Канарейка их спрашивала. -
Куды?
Огрели верблюда кнутом. Повозка помчалась.
Канарейка всю дорогу сидела, убивалась:
- И куды?
15 На баштан приехали.
Бахчи кругом. То там, то сям огромные, как порося, арбузы лежали.
Ганна шла, об один споткнулась: затрещал арбуз, раскололся, распался на
две половины. В сахарную алую мякоть вгрызлась зубами Ганна, ушла всем
лицом в алое, сладкое, пропала.
- Брось! Этот гарбуз перезрелый! - Канарейка ее за руку схватила,
дальше тащила. - Мы тебе другого гарбуза зарежем! Вот этого! Погляди на
него, який красавец! А дынька! Глянь, какая дынька, яка красавица! Да-
мочка, а не дынька!
Мужу приказала:
- Зарежь нам этого гарбуза и эту дыню!
Муж всадил кривой нож в арбуз, провел кругом - будто горло тому пере-
резал:
заалело под ножом, закапало. Потом дыньку вспорол, кишки ей вычистил.
Разрезал на дольки.
Канарейка следила, как муж режет.
- Бандит из тебя добрый выйдет! - похвалила. Ганне сказала: - Хочешь
астраханской тюри? - Хлеб с арбузом в миске смешала. - На! - сказала. -
Ешь!
Налила в стаканы.
- Выпьем, батька! - мужу сказала. - Гляди, какую мы себе дочку отхва-
тили! - обняла Ганну. - А тебе у нас, доня, нравится?
Ганна кивнула.
- Правда нравится? Это наш дом! - очертила круг до самого горизонта.
Пальцем в небо показала: - А це крыша над головой, - засмеялась. - Когда
прохудится
- дождь льет. Не всегда так жили... - Оглянулась на поле, зашептала:
- И дом настоящий был, и хозяйство было, и детки - пятеро - были.
- Молчи лучше, баба! - сказал муж.
- Да она немая, - отмахнулась Канарейка. - Что ей расскажешь, в ней и
останется... Так вот, в колхоз нас сгонять стали да раскурочивать тех,
кто побогаче. Видим, до нас добираются. В одну ночь собрались, покидали
на подводу, что в доме было, детей на узлы, лошадь под уздцы, дом подпа-
лили - и айда: счастья искать. Воли, где колхозов нема. Мы, воронежские,
бедовые. Аж до Ташкента дошли. Говорили, что там колхозов нет. По пескам
шли по пустынным. Лошадь продали, добро продали - вот Сулеймена купили,
верблюда, чтоб по пустыне идти. Там подвода не проедет, в песке, как в
снегу, увязнет... Шли, шли, долго шли, пришли до Ташкента - а там кол-
хоз! Обратно пошли. По дороге деток потеряли - в тифу сгорели все пяте-
ро, - заплакала. - Один за другим, как свечечки, догорали... Наливай! -
закричала вдруг страшным голосом, встала, покачнулась, бутыль опрокину-
ла, бросилась поднимать. Налила, мужу протянула: - Пей!
- Не хочу.
- Пей!
- Не буду!
- Пей! - обняла за шею, поцеловать хотела. Тут верблюд подошел, между
ними мохнатую голову просунул, Канарейку от мужа отталкивает.
- Глянь-ка! - засмеялась Канарейка. - Ревнует! Ко всем мужчинам меня
ревнует! - радостно Ганне сообщила. К мужу повернулась: - Будешь обижать
меня - к верблюду уйду. Ты меня замуж, Сулеймен, возьмешь? Ты меня лю-
бишь, Сулеймен? - к Сулеймену приставала. - Иди, я тебя поцелую! - смея-
лась, в мохнатую морду верблюда целовала.
Муж плюнул, пошел.
- Ты куда? - мужа окликнула.
- Неможется мне что-то, - сказал, ушел в шалаш спать.
Развели с Ганной костер. Положила Канарейка голову Ганны к себе на
колени, волосы перебирала, в голове искалась, говорила:
- Будешь с нами, доня, жить. Летом здесь, а зимой на Каспий пойдем, в
теплые страны. Мы как птицы перелетные. Русские птицы...
Ганна глядела в небо. Светили звезды.
На звездном небе, как на бахче, лежала большая желтая луна - пахла
дыней.
16 Утром Канарейка стала будить мужа:
- Вылезай! Уже солнце встало!
Он молчал. Полезла сама в шалаш.
А он мертвый лежит, неподвижный. Заголосила.
Нарядила его в белую рубаху.
Положила его на зеленую траву.
Лежал на траве, будто спал.
- Ваня! - позвала. - Проснись!
Голубой полевой цветок сорвала, вложила ему в руки - вместо свечки.
Ганну разбудила:
- Батька наш умер. Поехали хоронить!
Вместе с Ганной на повозку его погрузили, повезли.
- Говорила ему вчера: Ваня, выпей! Пей, чтобы зараза не прилипла! -
сказала Канарейка. - Не послушал меня. - Заплакала.
У села на горе кордон из мужиков с берданками на конях стоял.
Закричали издали:
- Эй, Канарейки! Поворачивай обратно! Не то стрелять будем! Говорили
вам вчера: не вези в село заразу!
- Не заразу везу. Мужа своего!
- А что с ним?
- Да помер!
- Вчера еще живой был, - не поверили. - От чего же помер-то? От холе-
ры?
- Не знаю, - сказала и поехала себе потихоньку в гору. - Может, и от
холеры.
- Стой! Куды поехала? Не пускай ее, ребяты! - заорал мужик с черной
бородой.
- Она же смерть нам всем везет! Гони ее, м...у холерную!
Выстрелил. Пуля в плечо Канарейке попала.
- Ах, убивец! - закричала, поводья выпустила.
Мужик с бородой на коне налетел. Глаза от бешенства кровью налиты - и
у него, и у коня.
- Поворачивай обратно! - гаркнул.
Ганна поводья схватила, развернула повозку.
Мужик верблюда плетью огрел:
- Пошел! Пошел, сатана!
Полетели во весь дух.
Мужики на конях - за ними. Всю дорогу до моста их гнали.
Переехала мост Ганна.
Мужики у моста остановились. На берегу бочку со смолой нашли, на мос-
ту разбили. Подожгли мост.
Смотрели, как разгорается.
- Не вернешься теперь, Канарейка! - через реку закричали. - Конец те-
бе, холера!
17 Платье кровью намокло.
Ганна платок с головы сняла, рану платком перевязала. Перетащила Ка-
нарейку в шалаш.
Та лежала, молчала: в лице ни кровинки. Потом глаза открыла, Ганну
увидела, бескровными губами прошептала:
- Видно, он мне главную жилу жизни перебил, - сказала. - Чахну. Прос-
ти нас, доню. Позвали тебя к себе, да бросили...
Платок кровью набух.
Ганна перевязывать стала, руки трясутся.
Канарейка приподнялась:
- Там за обрывом - брод. Как умру, уходи отсюда. Видели они тебя. Су-
леймена себе возьми. Твой он теперь. - Откинулась, с тоской сказала: -
Эх, по-людски похоронить Ваню хотела...
Ганна лопату взяла.
Канарейка глаза в глаза Ганне посмотрела.
- Шире могилу копай, - сказала, - на двоих. Пойдем волю искать на том
свете...
18 Верблюд сидел у могилы, не понимал.
Уже ночь настала. Потянула Ганна его за поводья: пойдем. Отвернул от
нее голову. Не встал.
Бросила поводья. Пошла к броду.
Оглянулась.
Сулеймен сидел неподвижно, лебединую шею выгнув.
Ганна разделась, подняла одежду над головой, вошла в воду.
19 Обхватила ее Ахтуба руками сильными, будто ждала, потащила за со-
бой.
Прогнулась Ганна, как ивовый прут, вырвалась из рук.
Тогда Ахтуба песок из-под ног Ганны уносить стала. Покачнулась Ганна,
за корягу схватилась, выстояла.
Пошла потихоньку дальше.
Ахтуба тоже притихла, плескалась об ее бок, будто об лодку, нежно о
чем-то журчала.
Звезды в темной воде отражались.
Медленно, будто по звездному небу, шла по реке Ганна, разводя перед
собой звезды руками: отгребала их, чтобы не поранить.
До середины реки дошла и - будто заманила ее Ахтуба в ловушку - ухну-
ла вдруг в яму с головой. Бросила Ганна одежду, забила руками, выплывая.
Ахтуба не дала ей плыть, скрутила ее, как зверя, закрутила в воронку.
Вынырнула Ганна, хотела ухватиться за стремительно плывущее на нее,
выдернутое откуда-то с корнем дерево - не успела: дерево ударило ее, оп-
рокинуло, оглушило.
Последнее, что услышала Ганна, - звон колокольчиков. Будто звезды бу-
бенчиками в небе звенели. Поглядела на небо Ганна и пошла на дно.
Кто-то ее, за ноги схватив, туда тащил - сильными, страстными руками.
20 На берегу реки у потухшего костра рыбаки спали.
Вдруг услышали звон над рекой, повскакали.
То рыбацкие колокольцы колотились на лесках донок. Зазвенели, грянули
разом
- и затихли.
- Что это было? - спросил чубатый парень.
- Осетр проплыл, хвостом задел, - ответил Петр Рыбаков, жилистый му-
жичок в драной фуфаечке, обернулся, закричал остальным: - Иван да Яков!
Айда на лодки! Сети выберем! Осетр прямо в них пошел!
Доставали сети.
- Тяжеленный мужик! - Петр в темноте сказал. - С человека будет!
Вытащили на берег, у костра развернули.
В сетях, вся в серебряной чешуе, как большая рыба, Ганна лежала, на
рыбаков смотрела.
- Русалочка! - ахнул Чубатый. - Ребята, мы русалку поймали!
21 Подошли с опаской. Стали разглядывать Ганну.
- Дышит ли? Может, утопленница?
Отодвинулась Ганна, закрылась руками.
- Гляди-ка! Русалка, а застыдилась! Закрывается!
- Прятать ей нечего. Девчонка еще...
- А хороша собой русалочка! Красавицей будет, когда вырастет!
Чубатый подошел:
- Расступись, - сказал, курткой рыбацкой Ганну накрыл, на руки взял.
- Замерзла? - спросил.
Ганна молчала, только прижалась к нему сильнее.
- Смотри, Андрей, защекотает она тебя до смерти, - сказал Чубатому
Петр. - Уснешь, утащит тебя к себе под корягу, в русалочий дом...
Чубатый посадил Ганну у костра. Она села, ноги вытянула.
- Русалка-то без хвоста! - сказал, поглядев, рябой мужик. - Не русал-
ка это!
- И не утопленница, и не русалка... Кто ж, по-твоему? - спросил Чуба-
тый.
- Не знаю, - ответил Рябой. - Доспросить надо. Девочка, как тебя
звать?
Ганна молчала, на Рябого смотрела.
Петр у костра с чайником хлопотал. Повернулся, быстро сказал:
- Не понимает, видно, по-нашему, - потом по лбу себя ударил: - Да это
же Туба! Как я сразу-то не догадался!
- Что за Туба такая? - спросил Чубатый.
- Ханская дочь! Дочка хана Мамая - Туба. Али не слыхал про нее? -
волновался Петр.
- Не слыхал.
- Ну как же! У хана Мамая дочка была. Красавица, умница. Тубой ее
звали. А время на Руси тогда татарское было. Тогда князья русские к та-
тарам на поклон ходили, сюда, к нам, в Астраханскую область. Бают, что
она тогда царством была, Золотой Ордой называлась. Где Царев сейчас -
там их столица была, называлась - Сарай. Вот в этот Сарай князья ходили,
дань платили, княжества себе выпрашивали. Считай, что здесь - столица
Руси тогда была, все здесь у нас решалось. Вот пришел к Мамаю русский
князь Дмитрий, себе землю на власть просить. Увидел Тубу, да и влюбился
по уши. А Туба-то - в него. Ей тогда лет тринадцать было. Для нас сейчас
она дитё, а у них в этих годах замуж отдавали. Вот он и посватался: "От-
дай, - говорит, - за меня свою дочку Тубу, хан Мамай!" Тот разгневался.
Как так? Русский холоп руки царской дочки просит! Вон, говорит, пошел!
Ни земли тебе не дам, ни власти, ни дочки своей
- холопу! Разозлился Дмитрий. Ах так, говорит, не хочешь отдать
по-хорошему, отдашь по-плохому. И поскакал на Русь войска собирать, на
Мамая войной идти.
