мужчине, на тех замыслах, которыми она опутывает его в виде тонкой сети,
наконец, на той особой форме переживания полового акта - во всем этом мы
найдем все более веские и убедительные доказательства в пользу нашего
взгляда. Женщина - мать является воплощением принципа любви к жизни,
проститутки есть носительница принципа глубокой вражды к ней. Как
утверждение матери, так и отрицание проститутки простирается в дьявольском
размахе не на идею, не на душу человеческую, а на эмпирическую, животную
сущность нашу. Проститутка носится с желанием самоуничтожения и всеунижения.
Она наносит вред и разрушает. Физическая жизнь и физическая смерть,
объединяясь таинственной, глубокой связью в половом акте (см. след. главу),
распределяются между женщиной-матерью и женщиной проституткой.
Едва ли возможно бы было дать более определенный ответ на вопрос о
значении материнства и проституции. Область, в которой я нахожусь, окутана
непроницаемым мраком. Туда еще не заглянул блуждающий глаз человеческой
мысли. В расцвете религиозной фантазии мир дерзает раскрыть сущность этих
явлений, но философу не подобает торопиться с подобными метафизическими
обобщениями. Тем не менее нам придется остановиться еще на одном пункте.
Глубокая безнравственность проституции вполне соответствует тому факту, что
она ограничивается исключительно человеком. У животных самка всецело
подчинена целям размножения рода. Там мы не встретим бесплодной
жен-ценности, Больше того. Есть много явлений в животном царстве, которые
наводят нас на мысль о проституции самцов. Вспомним павлина, широко
развевающего свой хвост, или возьмем факт свечения светляка. призывные крики
певчих птиц, токующего глухаря. Но эта демонстрация вторичных половых
признаков является только эксгибиционными актами самца. Подобные явления
имеют место и среди грубых людей.
Некоторые мужчины не стесняются обнажать перед женщиной свои половые
органы с целью склонить ее к половому акту. Все упомянутые факты следует
толковать осторожно в том смысле, что нельзя предполагать наличности у
животного обдуманного плана и рассчета на то психическое действие, которое
эти акты могут вызвать в самке. Сущность их заключается в том, что они
являются инстинктивным выражением собственной половой страсти, а не
средством вызвать ее у самки, иными словами, это не что иное, как
демонстрация полового возбуждения перед самкой. У эксгибинионирующих людей
имеет место явление совершенно другого характера, здесь всегда играет роль
представление о половой возбужденности женщины.
Итак, проституция есть явление, свойственное исключительно человеку.
Животные и растения абсолютно аморальны. Они никакого отношения к
антиморальному не имеют, а потому им знакомо только явление материнства.
Таким образом в этом скрывается одна из глубочайших тайн сущности и
происхождения человека. Тут пора внести поправку в найденные нами положения,
поправку, которая мне кажется все более необходимой по мере дальнейшего
углубления в природу разбираемого вопроса: проституция является такой же
возможностью для всех женщин, как и физическое материнство. В ней, пожалуй,
следует видеть нечто, свойственное каждой женщине, как бы ингредиент всякого
животного материнства10. Наконец, она является чем-то соответствующим тем
особым качествам женщины, благодаря которым мужчина представляет из себя
нечто больше, чем животный самец. В связи с антиморальным элементом в
мужской природе, к нему здесь присоединился новый факт, связанный с простым
материнством животного. Этот факт ведет к самому глубокому различию, которое
лежит между женщиной-человеком и самкой-животным. То исключительное значение
для мужчины, которое могла бы приобрести женщина, как проститутка, послужит
предметом нашего разговора в конце всего труда. Происхождение и основная
причина проституции до сих пор еще остается и, пожалуй, останется навсегда
глубокой загадкой.
В этом исследовании, которое сильно растянулось, но не исчерпало, даже
не задело всех явлений, лежащих в сфере разбираемого вопроса, я меньше всего
думал выставить проститутку в качестве идеала женщины, что весьма откровенно
сделали некоторые новейшие, весьма талантливые писатели. Но я должен был
лишить ореола, которым окружали мужчины девушку, одержанную мнимой
холодностью и мнимым половым равнодушием, доказав, что именно это существо
воплощает в себе все черты материнства и что девственность так же чужда
такой девушке, как и проститутке. Более глубокий анализ также показал, что
материнская любовь не может почитаться нравственной заслугой. Идея
безгрешного зачатия, чистой девы Гете, Данте содержит в себе ту истину, что
абсолютная мать в половом акте не видит самоцели, как исключительного
средства для удовлетворения половой страсти. Только иллюзия могла признать
ее на этом основании святой. Но с другой стороны для нас вполне понятно,
почему материнству и проституции, как символам глубоких и могучих тайн,
выпали на долю религиозные почести.
Итак, мы доказали всю неприемлемость того взгляда, который берет под
свою защиту особый женский тип, будто бы свидетельствующий о наличности
нравственном элемента у женщины. Теперь приступим к исследованию тех
мотивов, которые всегда и вечно ведут мужчину к возвеличению сущности
женщины.
ГЛАВА XI
ЭРОТИКА И ЭСТЕТИКА
Аргументы, которыми неоднократно пользовались для обоснования высокой
оценки женщины, за немногими исключениями подлежащими дальнейшему разбору,
подвергнуты испытанию с точки зрения критической философии, которой не без
основания придерживается наше исследование. Мы видели, что аргументы эти
испытания не выдержали. Конечно, у нас очень мало основания надеяться, что
полемика по этому вопросу будет протекать на суровой почве критической
философии. Здесь вспоминается судьба Шопенгауэра, который был очень низкого
мнения "о женщинах", но это отрицательное отношение к женщинам неизменно
объясняли себе тем, что одна венецианская девушка, с которой он гулял,
загляделась на физически более красивого Байрона, проезжавшего мимо них
верхом. Словно худшее мнение о женщинах составляет себе тот мужчина, который
больше всех пользуется у них успехом!
Вместо того, чтобы опровергать воззрения автора убедительными
логическими доводами, вполне достаточно объявить его женоненавистником.
Подобный метод борьбы действительно имеет много достоинств. Ненависть
никогда не поднимается выше своего объекта, а потому говоря, что человек
одержим ненавистью к тому объекту, о котором он высказывает свое суждение,
мы тем самым ставим под сомнение искренность, чистоту и достоверность его
взглядов. Правда, логической доказательности в подобном приеме мало, но она
вполне возмещается гиперболическим характером обвинений, возводимых на него,
и патетической защитой, с помощью которой мы охраняем себя от нападений с
его стороны. Итак, мы видим, что подобный способ защиты всегда ведет к
желательной цели: избавить человека от необходимости высказаться по существу
дебатируемого вопроса. Он является наиболее совершенным и надежным оружием в
руках огромного множества мужчин, которые упорно не желают вникнуть и понять
истинную сущность женщины. Таких мужчин, которые в своих мыслях уделяли бы
много места женщине и вместе с тем высоко ставили бы ее, совершенно нет.
Есть среди мужчин или глубокие женоненавистники, или такие, которые никогда
не думали особенно долго и глубоко о женщине.
В теоретическом споре, безусловно, недопустимо ссылаться на
психологические мотивы, которыми руководствуется противник. Еще хуже, когда
эта ссылка должна заменять собою доказательства. Я далек от мысли кого-либо
поучать в теоретическом отношении, говоря, что t -поре о каком-нибудь
предмете оба противника должны поставить над собою сверхличную идею истины и
искать конечных результатов своего спора вне всякой зависимости от
конкретных качеств их, как отдельных личностей. Если же одна сторона,
придерживаясь строгой логической последовательности своих выводов, привела
исследование к определенному, убедительному результату, а другая
ограничилась одними только нападками на выводы противника, не доказывая со
своей стороны ничего то, в известных случаях, одна сторона имеет полное
право упрекнуть противника в непристойности его поведения, лишенного
порядочности отношения к процессу строгого логического доказательства, и
выложить перед ним все мотивы его настойчивого упрямства. Если бы он
сознавал эти мотивы, то сам постарался бы их взвесить с тем, чтобы не стать
в прямое противоречие с действительностью. Именно потому, что эти мотивы
лежат вне сферы его сознания, он не мог объективно отнестись к самому себе.
Поэтому мы в настоящий момент после длинного ряда логических и предметных
рассуждении повернем острие анализа и рассмотрим, из каких чувств вытекает
пафос феминиста, насколько побуждения его благородны и насколько они по
своему существу сомнительны.
Все возражения, которые обыкновенно выставляют против женофоба,
покоятся на известном эротическом отношении мужчины к женщине. Это отношение
следует принципиально отличать от исключительно полового отношения у
животных, от чисто полового отношения, которое по своему объему играет
наиболее выдающуюся роль среди людей. Совершенно ошибочно думать, что
сексуальность и эротика, половое влечение и любовь- вещи в основе своей
совершенно тождественные, что вторая является лишь оправой, лишь утонченной,
скрытой формой первого, хотя бы в этом клялись все медики, хотя бы это
убеждение разделялось такими людьми, как Кант и Шопенгауэр. Прежде чем
перейти к обоснованию этого различия, я хотел бы поговорить об упомянутых
двух гениях. Мнение Канта не может быть решающим для нас уже потому, что он
меньше кого-либо другом был знаком с чувством любви и полового влечения. Он
был настолько мало эротичен, что даже не чувствовал потребности
путешествовать. Он стоит слишком высоко, слишком чисты его побуждения в этом
смысле, чтобы явиться для нас авторитетом в данном вопросе: единственной его
возлюбленной, которой он себя вознаградил, была метафизика. Что касается
Шопенгауэра, то он скорее понимал чувственную сексуальность, но не сущность
высшей эротики. Это можно очень легко доказать. Лицо Шопенгауэра выражает
мало доброты, но много жестокости. Нет сомнения, что он больше всех страдал
от этой черты своей: людям, насквозь проникнутым чувством сострадания, не
приходится создавать этику сострадания. наиболее сострадательными можно
считать тех, которые больше всего осуждают себя за свое сострадание: Кант и
Ницше. Но уже здесь следует обратить внимание на то, что только люди, сильно
расположенные к состраданию, склонны к страшной эротике. Те люди, которые
"ни в чем не принимают участия", неспособны к любви. Это не сатанинские
натуры, напротив, они могут очень высоко стоять в нравственном отношении, но
вместе с тем не обращать ни малейшего внимания на то, о чем думает, что
происходит в душе их ближнего. Эти люди лишены вместе с тем и понимания
сверхполового отношения к женщине. Так обстоит дело и с Шопенгауэром. Среди
людей, страдавших сильным половым влечением, он представлял из себя
крайность, но он вместе с тем никогда не любил. Этот факт дает нам ключ к
разумению его знаменитой "Метафизики половой любви", в которой проводится
очень односторонний взгляд, что бессознательной конечной целью всякой любви
