...В центре стола - банка с вареньем (по виду вишневым), фаянсовый
чайник, нарезанный батон (на ощупь - вчерашний), столовый нож, половина
плитки шоколада "Серебряный ярлык" в обертке...
...На столе против стула No 2 чашка с жидкостью, похожей на чай,
наполненная на две трети. На краю чашки след красного цвета,- вероятно,
от губной помады...
Рядом блюдце с вареньем и рюмка, до середины наполненная
темно-красной жидкостью,- по-видимому, вином...
...На столе против стула No 4 чашка с жидкостью, похожей на чай,
полная. Блюдце с вареньем... Рюмка, на дне которой темно-красная
жидкость,- по-видимому, вино... Бутылка 0,5 л с надписью:
"Азербайджанское вино. Кюрдамир", почти полная, с темно-красной
жидкостью, сходной по виду с вином в рюмках... На отдельном блюдце -
половина плитки шоколада, надкусанная в одном месте...
Хрустальная пепельница, в которой находятся три окурка папирос "Дели"
с характерно смятыми-концами гильз.. Чайная ложка..." К Жеглову подошла
Надя, робко тронула его за руку:
- Извините... Вы просили вещи Ларисы посмотреть...
- Ну?
- Мне кажется... Я что-то не нахожу... У нее был новый чемодан,
большой, желтый, и его нигде не видно.
- Ага, понял,- кивнул Жеглов.- А вещи?
- В шкафу была ее шубка под котик... Платье красное из панбархата...
Костюм из жатки, темно-синий, несколько кофточек. Я ничего этого не
вижу...
- А во всех остальных местах смотрели? Может, еще где лежит?
Наденька залилась слезами: - Нет нигде, я смотрела... И драгоценности
ее пропали из шкатулки. Вот, посмотрите...
Она подвела Жеглова к буфету, открыла верхнюю створку, достала оттуда
большую шкатулку сандалового дерева, инкрустированную буком, откинула
крышку - на дне лежали дешевенькие на вид украшения, пуговицы, какие-то
квитанции, бронзовая обезьянка.
- Какие именно здесь были драгоценности? - спросил Жеглов деловито.
- Часики золотые... серьги с бирюзой... ящерица...
- Какая ящерица? - переспросил Жеглов.
- Браслет такой, витой, в виде ящерицы с изумрудными глазками... Один
глаз потерялся...- пыталась сосредоточиться девушка.- Кольца она на
руках носила...
Жеглов повернулся в сторону убитой, сорвался с места, быстро нагнулся
над телом
- колец на пальцах не было. Надя с ужасом посмотрела на сестру,
закрыла лицо руками и снова зашлась в глухих рыданиях, сквозь которые
прорывались слова:
- Ее ограбили!.. Ограбили... Убили, чтобы ограбить... Бедная моя...
Пасюк, стоя на стуле, перед книжным шкафом, сказал:
- Глеб Георгиевич, патроны...- И протянул небольшую синюю коробку
Жеглову.
Рассмотрев коробку, Жеглов довольно улыбнулся и показал ее Панкову -
на коробке большими желто-красными буквами было написано: "БАЙЯРД".
Панков открыл коробку - из решетчатой, похожей на пчелиные соты
упаковки, как шипы, торчали остроносые сизые пули. Однако торжество
Жеглова длилось недолго, и нарушил его как раз я.
- Пули-то от "байярда", это точно,- заметил я.- Но коробка полная.
Все пули на месте - ни одного свободного гнезда...
- Ничего,- твердо сказал Жеглов,- Здесь уже, как говорится, "тепло,
поищем - найдем. Ты, Шарапов, запомни себе твердо: кто ищет - находит, в
уныние не имей привычки вдаваться, понял?
Я кивнул, а Жеглов уже нашел мне дело:
- Вон, видишь, Иван достал из шкафа пачку бумаг? Разбери-ка их
по-быстрому,может, чего к делу относится.
Надя сказала торопливо:
- Это личные письма Ларисы, не стоит...
Но Жеглов перебил ее властно:
- Сейчас неважно, личные там или деловые, а посмотреть надо,- может,
в них следок какой покажется. Читай, Шарапов, все подряд, потом для меня
суммируешь...
Надя слабо махнула рукой, поднесла к глазам платок и снова горько
заплакала, но Жеглов уже отвернулся от нее и стал заворачивать в бумагу
патроны. Мне было как-то неловко оттого, что надо читать чужие письма,
но все-таки Жеглов, наверное, прав: если не случайный какой грабитель
залетел в эту уютную квартиру, чтобы убить и обобрать хозяйку, то корни
всей этой истории могли уходить именно в личные дела Ларисы, а письма -
это как-никак в личных делах лучший подсказчик.
Усевшись за письменный столик около окна, я неторопливо и
фундаментально стал сортировать бумаги, среди которых кроме писем были и
телеграммы, и записки, и счета за коммунальные услуги, раскладывая их по
отправителям в отдельные пачечки. Пачек этих оказалось немного, потому
что отправители были в основном одни и те же: мать Ларисы, муж ее
Груздев, какая-то женщина, видимо подруга, по имени Ира и некий Арнольд
Зелентул, с которого и решил начать. Первое же письмо начиналось пылких
признаний в вечной, неутолимой и рыцарской, со ссылками на классиков,
любви,- "помнишь, как у Шиллера?.."- и поскольку мне ни читать, ни тем
более писать таких писем никогда к доводилось, я с большим интересом
пробегал и глазами, пока они мне не приелись, потому что накал
Арнольдовой страсти от письма к письму угасал, сменившись вскоре
житейской прозой вроде объяснений о трудностях совместной жизни на его
скромную интендантскую зарплату... Мне как-то вчуже стало совестно, и я
взял последнее по датам письмо
- написано оно было больше года назад и заканчивалось жалобами на
злую судьбу, которая никак не позволяет им с Ларисой соединиться в
обозримом будущем и, следовательно, их дальнейшие встречи
бесперспективны... Эх, птички божьи!
Отложил я письма Арнольда в сторону, взялся было за письма Ирины, но
в комнату быстро вошел милиционер.
- Товарищ капитан, гражданина Груздева привезли. Можно войти? -
обратился он к Жеглову.
Да, собственно, Груздев и так уже вошел. Он стоял в дверях,
уцепившись за косяк, и я почему-то в первый момент смотрел не на его
лицо, а именно на эту судорожно сжатую, белую, словно налившуюся гипсом,
руку. Каждый сустав выступил на ней желтоватым пятном, и располосовали
ее синие полоски вен, и в этой руке жил такой ужасный испуг, в
недвижимости ее было такое волнение, что я никак не мог оторваться от
нее и взглянуть Груздеву в глаза и очнулся, только услышав его голос:
- Что это такое?..
Все молчали, потому что вопрос не требовал ответа. С криком бросилась
к нему на грудь Надя, увидев в нем единственного здесь близкого
человека, с которым можно разделить и утишить боль потери.
Груздев отцепил руку от двери, он словно отлеплял каждый палец по
отдельности, и все движения его походили на замедленное кино, а рука
совершила в воздухе плавный круг, слепо нащупала голову Нади и
бесчувственно, вяло стала гладить ее, а сухие обветренные губы шептали
еле слышно:
- Вот... Наденька... какое... несчастье... случилось...
Не отрываясь, смотрел он на Ларису, и нам, конечно, было неведомо, о
чем он думает - о том, как они встретились или как последний раз
расстались, или как она впервые вошла в этот дом, или как случилось, что
она лежит здесь наполовину голая, на полу, с простреленной головой, и
дом полон чужих людей, которые хозяйски распоряжаются, а он приходит
сюда опоздавшим зрителем, когда занавес уже поднят и страшная запутанная
пьеса идет полным ходом. На его костистом некрасивом лице было разлито
огромное испуганное удивление, но с каждой минутой недоумение исчезало,
как влага с горячего асфальта, пока не запекся на лице неровными
красными пятнами страх, только страх...
С того момента, как Груздев вошел, Жеглов не сводил с него
пристального взгляда своих выпуклых цепких глаз, и Груздев, видимо, в
конце концов почувствовал этот взгляд, беспокойно повертел головой,
посмотрел на Жеглова и спросил:
- Что вы на меня так смотрите? Жеглов пожал плечами:
- Странный вопрос... Обыкновенно смотрю.
- Не-ет, вы на меня так смотрите, будто подозреваете...- Груздев
покачал головой.
- Знаете что, гражданин, давайте не будем отвлекаться,- сказал
Жеглов, и по тону его, по оттопырившейся нижней губе я понял, что он
рассердился.- Скажите мне лучше, когда вы с потерпевшей последний раз
виделись?
- Дней десять назад.
- Где?
- Здесь.
- С какой целью?
- Мы размениваем квартиру - я привез Ларисе планы нескольких
вариантов...
Груздев говорил медленно, еле разлепляя сухие губы, и я не мог
понять: он что, раздумывает так долго над ответами или все еще
опомниться не может?
К разговору подключился Панков:
- Вы кого-нибудь подозреваете?
Груздев вскинул на него недобрый взгляд:
- Чтобы подозревать, надо иметь основания. У меня таких оснований
нет.- Он сказал это раздельно, веско, и в голосе его скрипнула жесть
неприязни.
- Это конечно,- простецки улыбнулся Панков.- Но, возможно, есть
человек, к которому стоит повнимательней присмотреться, вы как думаете?
- Таких людей вокруг Ларисы последнее время вилось предостаточно,-
сказал Груздев зло, помолчал, тяжело вздохнул.- Я ее предупреждал, что
вся эта жизнь вокруг Мельпомены добром не кончится...
- Вы имеете в виду ее театральное окружение...- уточнил Жеглов и как
бы мимоходом спросил: - У вас сейчас как с жилплощадью, нормально?
- Ненормально! - отрезал Груздев и с вызовом добавил: - Но к делу это
отношения не имеет...
Он вытащил из кармана пальто носовой платок и вытер вспотевший лоб.
- Как знать, как знать,- неожиданно тонким голосом сказал Жеглов и
достал из планшета записку, повертел ее в руках и спрятал обратно.- У
вас оружие имеется?
Я мог бы поклясться, что при этом неожиданном вопросе Груздев
вздрогнул!
Взволновался-то он наверняка, потому что снова полез за носовым
платком, и я впервые увидел, что до синевы бледный человек может
одновременно покрываться испариной.
- Нет...- сказал Груздев медленно и протяжно.- Не может быть... Я
как-то не подумал...
- О чем не подумали? - спросил Жеглов спокойно.
- Я совсем забыл о нем...
- Ну-ну...- поторопил Груздева Панков.
- Неужели это из него?.. У меня был наградной пистолет...- Груздев
говорил невнятно и с трудом, будто у него сразу и губы, и язык онемели.-
Я совсем забыл о нем...
Он встал и направился к буфету, но на середине комнаты остановился и
повернулся к Панкову:
- Вы нашли?.. Это из него?..
- Покажите, куда вы его положили,- спокойно сказал Панков.
Груздев подошел к буфету, открыл верхнюю створку, достал оттуда
шкатулку, из которой, по словам Нади, пропали драгоценности. Трясущимися
руками откинул крышку, тупо уставился внутрь шкатулки. Панков встал,
направился к Груздеву, подошли оперативники.
- Его здесь нет... Я хранил его в шкатулке.
- А взяли когда? - осведомился Жеглов.
Груздев, словно не желая разговаривать с Жегловым, ответил Панкову:
- Я не брал... Поверьте, я не знаю, где он!
Панков развел руками, будто хотел сказать:
"Не знаете, так не знаете, поверим..." - а Жеглов развернул газетный
сверток и показал коробку с патронами Груздеву:
- Вам вот этот предмет знаком?
- Да-а...- глядя куда-то вбок, сказал Груздев.- Знаком... знаком...
Это мои патроны...
Трясущимися пальцами он положил в блюдце, стоявшее на буфете, окурок,
достал из пачки-десяточка "Дели" папиросу, дунул в мундштук, примял
пальцами конец его, закурил. Я видел, как он переживает, мне было тяжело
смотреть на него, я отвел глаза и уперся взглядом в хрустальную
пепельницу на столе. Там по-прежнему лежали окурки, и я вспомнил, что
под диктовку Жеглова записал в свой блокнот:
"три окурка папирос "Дели".
Я пригляделся к окуркам, и в груди что-то странно ворохнулось,
перехватило дыхание: мундштуки, наподобие хвостовика-стабилизатора
