почве.
- Вот отсюда он и стрелял, паразит, - сказал Тараскин. - Видишь,
прямая линия к окну проходит и все, по в комнате, - как на ладони. А его
самого с улицы за кустами не видно. Шарахнул - и ходу!
Освещая землю фонариком, мы старательно, сидя на корточках,
просматривали весь участок перед окнами, но ничего интересного больше не
находили. Уже собрались заканчивать, когда я углядел вдавленный чьим-то
каблуком в глину комочек бумаги.
Аккуратно выковыряв его ножом, осветил фонарем вплотную, осторожно
расправил на ладони - кусок рваной газеты, резко отдававший кислой
пороховой гарью. Это был пыж.
Вернулся с улицы проводник с собакой. Абрек следа не взял, и Алимов
ворчал себе под нос насчет того, что несознательный народ не создает ну
никаких тебе условий для работы. Из дома появился Жеглов. Я уже вошел в
азарт и даже слегка волновался в предвкушении похвалы за свой первый
успех. Но Жеглов воспринял мой рапорт о находках как нечто должное.
- Ага. Ладно, - сказал он только и повернулся к фотографу Грише: -
Сейчас Копырин в больницу поедет. Ты отправляйся с ним, заедешь в нашу
многотиражку, там есть подшивки газет, в первую очередь "Правду",
"Известия" и "Вечерку" надо тебе будет смотреть. А пыж приведи в
божеский вид и попробуй узнать, от какой газеты кусок. Если удастся,
постарайся найти тот самый номер газеты и быстро-быстро вези сюда.
Понял?
- Понял, - кивнул Шесть-на-дсвять. - Я один раз по страничке,
вырванной из книги, владельца определил...
- Во-во, - перебил Жеглов. - Все, двигай. Одна нога здесь, другая
там!
Гриша пошел к автобусу, а Жеглов спросил участкового:
- Воробьихин, у кого на твоем участке ружья охотничьи имеются?
- Да вроде бы и не припомню, - сказал, подумав, Воробьихин. - У нас
как будто охотников нету, у нас больше рыбалкой занимаются...
- Пронин Сенька ружьишком баловался, - неожиданно подал голос
молчавший до сих пор сухопарый мужичонка в серой телогрейке - сосед
Фирсова, взятый Жегловым в понятые.
- Про-онин? - переспросил участковый. - Не-ет, он еще когда свою
"тулку" на велосипед поменял.
- Все равно надо с ним повидаться, - сказал я. - Они с Фирсовым-то в
каких отношениях?
- В нормальных, ничего промеж ними не было, - ответил Воробьихин.
- Ну, коли и не было, он небось про охотников-то побольше твоего
знает, - сказал участковому Жеглов. - Рыбак рыбака, как говорится, видит
издалека. И охотник то же самое.
Пронин подтвердил слова участкового и даже велосипед показал -
старенькую ободранную "украинку" с разноцветными шинами: одной черной,
другой - видимо, трофейной - зеленой. И насчет охотников уверенно
сказал:
- Нет ни одного во всей округе, я, может, потому "тулку" и продал,
что не с кем в компании, значит, на охоту сбегать...
А когда шли уже по улице, возвращаясь к дому Фирсова, Пронин догнал
нас и, запыхавшись, поведал:
- Совсем из головы вон! У меня недели две назад Толик Шкандыбин порох
и дробь одалживал - патронов на пять. Я еще его спросил: "Ты что,
полевать задумал?" А он говорит: "В деревню собираюсь, может, и поброжу
по лесу с ружьишком. Там охота, - говорит, - раньше богатая была".
- Так у него ружье есть, выходит? - спросил Жеглов, иронически
взглянув на Воробьихина.
- Нету, нету у него ружья, - торопливо сказал Пронин. - Я потому и
забыл про него. У деда, говорит, двустволка, он колхозную конюшню
сторожит.
Жеглов одобрительно похлопал Пронина по плечу и отпустил его.
Воробьихин сказал задумчиво, вполголоса, будто сам с собой советовался:
- Вот Шкандыбин - это как раз шпана отпетая. Сидел не раз и поныне
элемент уголовный. И живет с Фирсовым по соседству...
- Какие-нибудь счеты, споры между ними были? - деловито спросил
Жеглов.
- Насчет этого не скажу, не слыхал. Заявлений от граждан не было.
Похоже было, что Жеглову надоел бестолковый участковый, потому что он
сказал весело-зло:
- Слушай, Воробьихин, ты вообще-то для чего здесь проедаешься, а?
Насчет этого ты не слыхал, того не видал, прочего не знаешь, а в
остальном не в курсе дела.
Воробьихин обиженно скривил рот, забубнил что-то в свое оправдание,
но Жеглов больше его не слушал. Он шел по улице широким, размашистым,
чуть подпрыгивающим шагом, за ним безнадежно пытался угнаться участковый
Воробьихин, который перестал интересовать Жеглова, словно и не
существовало его никогда, и не говорили они ни о чем, и сроду нигде не
встречались.
Именно тогда, в тот вечер, мне впервые пришло в голову, что Жеглов
никогда не остановится на полпути, и человеку, в чем-либо
разочаровавшему или рассердившему его, лучше отступить с дороги. И
тогда, в тот незапамятно далекий вечер, я еще не знал, нравится мне это
или вызывает глухое раздражение, поскольку меня восхищал жегловский опыт
и умение заставить работать всех быстро и с полной отдачей и в то же
время пугала способность вот так мгновенно и бесповоротно вычеркнуть
человека, словно тряпкой с доски слово стереть.
Войдя в дом, Жеглов спросил жену и соседей пострадавшего:
- Ну-ка, друзья, вспоминайте, думайте, говорите - имел Толик
Шкандыбин за что-нибудь зуб на Елизара Иваныча, а?
Жена ничего определенного сказать не могла, но вездесущий сосед
сообщил:
- А как же! Была меж них крупная баталия... Толик этот, Шкандыбин,
как вернулся последний раз из лагеря, заскучал: дружков его всех почти
прибрали ваши, значит, милицейские товарищи. У него только и делов
осталось - по вечерам ворота подпирать... Теперь завел он новую моду:
соберет на лавочке пацанов-малолеток и давай про жизнь блатную,
вольготную сказки рассказывать. Пацаны, известно, варежки разевают, а он
им, гад, травит и травит. Елизар-то Иваныч сразу сообразил, зачем он
компанию себе сколачивает, папиросами да винцом мальчишек угощает. На
той неделе проходит Елизар Иваныч мимо сборища этого, услышал - кто-то
из мальцов матом кроет. Невтерпеж ему, видать, стало, подходит он к ним
и говорит Толику: "Ты вот что, кончай это дело, сам себе живи как
хочешь, не маленький, а ребят оставь в покое". А Толик смеется. "Я, -
говорит, - их не зову, они сами ко мне липнут, что ж мне, гнать их, что
ли?" Ну, Елизар Иваныч в дискуссию с ним вступать не стал, он человек
простой - поднес к его роже кулачище свой пудовый и пояснил: "Я тебе
слово свое сказал. Не послушаешь - милицию звать не буду, сам тебя
отработаю так, что мать родная не узнает!" Шкандыбин вскочил,
распсиховался, на губах пена - авторитета, видать, жалко, - и кричит
Фирсову: "Ты потише, так твою и растак, пока пера моего не пробовал! Я
те все кишки наружу выпущу!" Елизар Иваныч нервничать не стал, вмазал
Толику легонько по морде, тот кровью и залился, на ногах не устоял. А
Елизар Иваныч ребятишек прогнал по домам, на том все и кончилось...
- Видать, не кончилось, - задумчиво сказал Жеглов и поднялся. -
Давайте-ка Толика этого пощекочем...
В дверях появился шофер Копырин - он доложил, что рана, к счастью,
оказалась неопасной и через недельку-другую врачи обещают Фирсова
выписать.
- Мелкий текущий ремонт, - заверил Копырин. - Смена масла, шприцовка,
шпаклевка, легкая подкраска - и пожалуйте в рейс...
- Какого масла? - испугалась жена. Жеглов засмеялся:
- Не обращайте внимания - наш Копырин уверен, что Господь Бог
сотворил человека по образу и подобию автомобиля...
Я нетерпеливо дернул Жеглова за руку:
- Не смотается Шкандыбин-то, пока мы здесь толчемся?
- Идем, идем, - кивнул Жеглов и сказал соседу: - А тебя, дружок,
попрошу проводить нас к этому деятелю...
Подойдя к дому Шкандыбина, Жеглов остановился.
- Иди с Абреком вперед, - сказал он проводнику. - Пусть пес его
облает хорошенько.
- Глеб Георгиевич, шутите? - укоризненно спросил Алимов. - Абрек на
кого попало лаять не станет. Если бы его след вывел...
- Если бы след вывел, - нетерпеливо перебил Жеглов, - я бы Шкандыбина
сам облаял получше твоего пса. Делай что говорят!
- Есть, - сказал проводник, поджав и без того тонкие сухие губы,
пошел вперед, и по лицу его я видел, что он все равно поступит
по-своему.
Абрек, войдя в комнату, заворчал и разок гавкнул, но сделано это
было, по-моему, чисто формально, только чтобы команду проводника
выполнить. Однако чернявый парень, развалившийся на кровати, покрытой
лоскутным одеялом, отнесся к появлению огромной собаки иначе. Он сел и,
глядя с опаской на пса, спросил нахально и в то же время трусливо:
- Чего надо? Кто такие?
Поскольку вместе с оперативниками в комнату вошел Воробьихин, вопрос
его прозвучал фальшиво; парень, видно, сообразил это, сморщился, как от
кислого, и сказал протяжно:
- Ну что вяжетесь? Нет за мной ничего, я в артели работаю...
- Одевайся, Шкандыбин, - тихо, зловеще сказал Жеглов. - Мы из МУРа...
- Вижу, что не из церкви. И чего вы ко мне липнете?
- Одевайся, тебе говорят, - еще тише сказал Жеглов, и я вдруг
заметил, что сам испугался голоса своего шефа. Видимо, побоялся спорить
и Шкандыбин - молча натянул штаны, обул щегольские сапоги гармошкой,
взял со стула пиджак.
- А теперь скажи нам, друг ситный, где ружье, - спокойно предложил
Жеглов.
- Нет у меня никакого ружья, - быстро ответил Шкандыбин. - Хоть весь
дом обыщите!
- Обыщем, - пообещал Жеглов. - Но лучше сэкономь нам время - тебе же
зачтется.
Помоги, как говорится, следствию...
- Я сказал - нету. Ничего такого у меня в доме нет.
- Тараскин, присмотри за ним, - распорядился Жеглов. - А мы поищем...
Обыск еще продолжался, когда в комнату вошел Шесть-на-девять и молча
положил перед Жегловым газету. Жеглов распорядился очистить стол,
развернул на нем газету, и я увидел, что это старый номер "Вечерней
Москвы" за второе сентября с дырочками от подшивки на полях. Жеглов
погладил газету, спросил Шкандыбина равнодушно:
- "Вечернюю Москву" читаешь?
- На кой мне? - отозвался Шкандыбин. - Я папиросы курю.
- Понял, - сказал Жеглов, подошел к платяному шкафу, который я уже
осматривал, и вытянул бельевой ящик. В ящике лежали рубашки, носки,
майки. Жеглов, брезгливо оттопырив мизинец, вытащил их, достал из ящика
застеленную на фанерном дне газету с грубо оторванным углом. - Сам
газетку застилал или попросил кого?
- Сам, - сказал с удивлением Шкандыбин.
- Чудненько, - кивнул Жеглов, оглядел внимательно газету и, положив
ее на стол, разгладил поверх "Вечерней Москвы". Я оторвался от этажерки,
которую в это время осматривал, подошел к столу. Газета из ящика тоже
была "Вечерней Москвой", а вглядевшись, я с удивлением обнаружил, что и
она за второе сентября.
- Иди-ка сюда, Шкандыбин, смотри и слушай меня внимательно, - сказал
Жеглов. - Вот эту газету я велел привезти мне из редакции еще до обыска,
она за второе сентября. У тебя из ящика мы добываем такую же газету,
гляди, гляди. Так?
- Так, - хмуро кивнул Шкандыбин.
- Вот и спрашивается: каким же макаром я так в цвет попал, а?
- Не знаю, - пожал плечами Шкандыбин.
- Ты вот что, мил друг, плечиком не дергай, когда тебя Жеглов
спрашивает. Ты думай и отвечай по делу!
- Да я ей-богу не знаю! - взмолился Шкандыбин, и было видно, что ему
и в самом деле невдомек, как такое могло случиться. Не понимал пока и я,
к чему ведет Жеглов.
- Ну, не знаешь - сейчас узнаешь, - пообещал Жеглов и кивнул Грише: -
Давай сюда конверт!
Шесть-на-девять протянул Жеглову конверт. Жеглов вынул из него
неровный клок газетной бумаги.
- Видишь, бумажка эта была сильно смята, а потом разглажена, - сказал
