какая может быть русская жизнь без евреев. Так у меня есть один важный
персонаж, еврей, но мне не хватает натуры, я всегда эскизы с натуры
готовлю к картине... вот, так нет ли у вас знакомого, такого настоящего
еврея? Что значит "настоящего", говорю. Пиши хучь с меня! И
подбоченился. Не, говорит, вы... не еврей. Мерси, говорю, за комплиман,
однако... Да я знаю, вы уезжаете, и я это приветствую, но это только
подтверждает... в общем, мне нужен совсем другой персонаж. Ну, любопытно
все-таки, говорю, что ж такое "настоящий еврей"? Понимаете, говорит, это
такой еврей, который весь день бегает за золотишком, а вечером в
синагогу идет и усердно молится. Вот, думаю, антисемит, тудыть его
растудыть. Аж озлился. Нет, говорю, я таких в своей жизни не видел. Ну,
я и говорю, что вы не еврей, сказал он благодушно. Было уже семь утра,
народ еще читал, курил, зубоскалил, вдруг завыли гудки, я подошел к
окну, мороз схватил стекло по краям, на улице темно, фонари горят,
застыли голые деревья, дым от заводских труб - аллея фаллосов, и под
ними, бесконечными цепочками, угрюмо опустив голову, бредут по белому
снегу черные тени.
Письмо от Саши Макарова. В Москве выглядел больным. Мы сидели в
редакции, где жена работала, гигантский дом, бесконечные коридоры,
пугающая безлюдность, окна во всю стену, залиты дождем, внизу
хитросплетения железнодорожного узла, высоко сидели, всю Москву видать,
пили итальянское вино с конфетами (купил в ларьке по дороге), сынишка
ее, лет шести, играл на компьютере, кабинет был огромный, советский, и
было такое чувство, что мы пируем в брошеных дворцах.
24.1. Вчера был мой вечер в Иерусалиме, в библиотеке Форума. Вроде надо
отметиться, все-таки книжка вышла... Собралось человек 35, почти все
знакомые, приглашенные. Многие не пришли: Зингеры, Малер, Вайскопф,
Генделев, Тарасов, Гольдштейн. Принимали тепло, отчасти благодаря
выставленному закусону с пивом и водочкой. Потом поехали к Вернику, с
Барашем. Выпили, пели песни. О стихах не говорили. Слишком мы "чужие".
По поэтике. Когда я на вечере, на вопрос о "любимых", помянул
Баратынского, Тютчева, Фета, а на вопрос, кто из нынешних-тутошних
повлиял, сказал: "Тарасов", то Верник переглянулся с Барашем, а Камянов
аж подпрыгнул и попросил повторить роковое имя. Я повторил.
- Ну, конечно! - взвился он еще выше. - Тютчев, Баратынский, Фет и
Тарасов!
(А вообще я, хам, свинья, должен был хоть поблагодарить приятелей,
вечер-то с подачи Верника вышел.)
В "пополитике" профессор - спец по террору (кажется, Шпринцак), заявил,
что мы должны быть готовы к ежегодному закланию жертв на алтарь террора
и мира, он даже назвал цифру - 150 человек. Сказал, что это неприятно,
но не смертельно для нации. А нынче, кстати, 50 лет освобождению
Аушвица-Освенцима. Вот он, их хваленый "гуманизм", ценность человеческой
жизни. Жизнь индивидуума для евреев ничто, только жизнь рода. Род должен
выжить. Но если так, то почему не в бою?
(Потому что бой - игра, а евреи "на жизнь" не играют. Помните этот
анекдот: еврея грабят - кошелек, или жизнь!, а он - дайте подумать...)
А вот совсем свеженькая история "левака-профессора": милейший человек,
застенчивая улыбка, сама толерантность, жена - художница, бездарная и
беспутная, он все понимает, но толерантность не помогает, сбежала
художница, встретил его на пятидесятилетии Г. и случайно коснулся
политики - тихий профессор впал в бешенство, неистовствовал в ненависти
к пионерам-поселенцам, "правым", Биби. А уж религиозных - и не упомяни!
И вот - оставил работу и уехал в Индию, к своему гуру, оказывается давно
уже у него учился-приобщался.
26.1. По русскому ТВ крутили фильм о Якубовском. Эдакий "еврей Зюс" при
новых русских князьях. Нагл, быстр, энергичен, хваток, и все в
превосходной степени, типичный израильтянин, только с русскими ужимками
уголовными.
3.2. Карлейль пишет:"Я считаю эту книгу (книгу Иова) величайшим из
произведений, когда-либо написанных. Читая ее, действительно чувствуешь,
что эта книга не еврейская... Благородная книга, общечеловеческая
книга!"
Вот мудильо!
"Иов"- книга не о герое, а о еврейском мучительном уповании "поговорить,
наконец, со своим Богом начистоту"! Иов - враг Иисуса. Хоть и оба -
еврейские декаденты. Но Иов, взбунтовавшись было, к Богу вернулся, ибо -
куды денешься. А Иисус пошел до конца, объявил себя Богом, Бога-отца тем
самым отстранив, так сказать, от дел.
Конечно еврейство принципиально антигероично. И в этом смысле
противоборство еврейского мира и арабского, преданного поэтике
героического, является принципиальным, с глобальными последствиями.
В Каире собралась "четверка", "коалиция мира". Перес, как Сизиф,
продолжает толкать вверх свой страшный камень. Камень мира. Будто
надгробие мечтает возвести на вершине.
А все-таки, как он не пыжится, есть в нем что-то провинциальное... И
Бегин о нем сказал точно: "не умен, а смышлен".
5.2. Прочитал в "Вестях" интервью Бараша и стихи из нового сборника,
интервью Гольдштейн брал. Стихи понравились. Решил порадовать, позвонил
и сказал, что понравились. Лирическая тональность и апокалипсичность
мироощущения, и про Флавия, что жуткая и личная книга. "А интервью?
Идеи, которые я там развиваю?" Тут я сморозил, что никаких чой-то идей
там не уловил, ну, в смысле чего-то нового, так-то оно все, конечно,
путем... и зарапортовался. Он скуксился, так что радости большой не
вышло. И еще я ему сказал, что по-моему Флавий - это античный Эренбург.
Но он не врубился.
Взялся за Розанова. Еще в пору романтической молодости попалась "Кукха"
Ремизова, потом уже "Опавшие листья", но сразу, с "Кукхи", увлекся,
что-то "свое" учуял. Подражать пытался. Вот это отношение к себе, как к
литгерою, почти объективное, порочно-любознательное. "Я - гнида."
Явился Зюсик. Разыгрывал радость жизни: "Я - счастливейший человек!"
Приехал добровольцем в израильской армии поработать, за па°к и ночлег,
пока в Бостоне квартплата с жильцов идет. Божьего человека из себя
строит, исповедуя йогу, иудаизм собственных компиляций и каких-то
американских синкретических гуру. Любит гаденькое: "Толик мне говорит,
ты, Зус, навозный жук, хи-хихи-с, а я говорю да, я навозный жук."
6.2. Вчера ночью прижалась ко мне сзади, мяла, лапала, хватала за цицки:
- Наум Исакыч Цыцкес!
Долго ржали, не могли успокоиться.
А иногда я обниму сзади, войду, и лежим, не шевелясь, долго-долго, даже
вздремнул однажды. "Вот так я люблю, - говорит, - душа в душу."
8.2. Только что звонок. Через моря и океаны. "Скучаю". "Летом приеду".
"Как прошел вечер?"
А вообще, все это - уже не то бесконечное письмо к тебе, которое я писал
когда-то, письмо-дневник. Какой-то выходит судовой журнал. Судовой
журнал ковчега на мели...
9.2. Вчера у продлавки сумасшедшего видел, подозреваю, что русский.
Стоял, застывши, протянув руку в позе Ленина - Гагарина:"указывающий
путь к звездам". Постоит, потом руку поменяет и вновь застынет. А может
стебается?
"Идея богочеловека исламу принципиально чужда".
"Пространство сакральных зданий ислама покоится равновесно и благородно
в неподвижности, отвечающей внутренней природе вещей... здесь нет
устремленности к идеалу... Особое значение имеет пустота. Пустота даже
самой богато орнаментированной мечети связана с концепцией факра -
нищеты в духе."
"Для мусульманина Прометей - безумец, который, не ведая что творит,
грубо вторгается в Божественные предначертания."
(Из книги "Исламское искусство и исламская духовность" Сайеда Насра)
12.2. В пятницу нам была оказана честь, мы были приглашены в кафе
"Габима" на празднование 65-летия П. На чествовании присутствовали
великие отказники и борцы. (В соседнем крыле праздновал свое прибытие на
Обетованную землю театр "Современник".) Моя в недоумении - за что такая
честь? Может ему супруга наша приглянулась, и старый султан еще не забыл
свои похвальные привычки?
В субботу утром П. позвонил, якобы поблагодарить меня за подарок
(преподнес ему "Энциклопедию оккультизма", интересуется мистикой,
печальный удел стареющих рационалистов), беседовал с супругой, которая
имела неосторожность (или еще чего имела) пригласить его в лес, на наш
традиционный пикничок. (Зима нынче выдалась безоблачная, теплая.) Он,
как старый подпольщик, четко и подробно выяснял маршрут, время и место
встречи, все записал, даже марку, год выпуска и номер машины. По дороге
супруга, чувствуя мое раздражение, оправдывалась тем, что хочет
"завязать нужные связи", причем для моей же пользы. Довольно идиотское
положение - наблюдать за тем, как охотятся за твоей собственной женой.
Сразу вспоминаешь товарища Пушкина, который, глядючи на такое, потерял
чувство юмора и наделал делов.
На юбилее великого борца разговорился с несколькими знакомыми. Все
смотрят на ситуацию однозначно: государство обречено. Обидно, конечно,
что я не оригинален. Обидно и страшновато. Можно сказать - уже расхожее
мнение. Почти пошлость...
13.2. Я люблю стихи, похожие на барельефы, на монастыри в скалах, когда
каждое слово врезано в строку непоколебимо.
Хотя иногда нравятся и изменчивые, похожие на игру бликов, в каждом
вроде никакой важности, а вместе - сияющая рябь...
13.2. Может моя принципиальная ошибка в том, что я исхожу не из того,
что есть, а из того, что должно быть (по моему, естественно, мнению)?
Лет 13 назад мы организовали в Азуре "свою партию" и победили на
выборах, ну, что значит победили - получили одно место из тринадцати, но
это была, конечно, победа, и немалая, со мной тут же связался Ильяшив,
он тогда был мэром, и предложил встретиться, собственно, это я прошел на
выборах, поскольку был на первом месте, он хотел личной, интимной
встречи, но я не согласился. Встретились с ним небольшой группой. Он с
ходу предложил нам шесть мест в ЦК партии Труда, сказал, что он друг
Переса, что пойдет на следующих выборах в Кнессет, и наверняка пройдет
(ему не хватило 2-3 мандатов для партии, он шел, кажется, сразу за Фимой
Файнблюмом), и что ему нужны образованные (сам он был футболистом,
местным кумиром, видный такой мужчина, и не глуп), толковые и энергичные
ребята, что мы себя доказали, и, конечно: кто к нему "пристегнется" -
далеко пойдет. А я ему (прям краснею, вспомнив): "Все это хорошо, но
надо бы сначала прояснить так сказать идейную платформу, сможем ли мы
сотрудничать, если речь пойдет о судьбоносных для народа решениях?" Он
брови свои центурионовские вскинул, но делать было нечего, пришлось
выяснять идейную платформу, мы были все, как один, за целосность страны,
а он - за партийную идеологию компромисса. И попытался нам объяснить,
что вообще-то он, как и мы, за, и арабов бы сам, своими руками, но
ребята, это же не реально, вы же умные люди, надо же исходить из реалий.
А я ему: исходя из реалий мы бы (мы бы!) и государства не построили бы,
и что исходить надо не из реалий, а из целевых установок. Когда есть
цель, вот тогда надо включать расчетный аппарат и исходить из реалий,
чтобы ее достигнуть. Он буквально остолбенел, потом как-то внутренне
опечалился и отчалил, промямлив, что мы еще встретимся и поговорим. А
исходил бы я из реалий, был бы сейчас послом в Россию, ну, или захудалый
удел какой, генеральное директорство вшивой госкомпании, получил бы от
бывшей пролетарской партии.
Ну вот, а "целевая установка", особенно когда речь идет о "великих
целях" (иначе и не интересно), приводит только к "вечной
неудовлетворенности" и разлитию желчи.
А все это я к тому, что зачем требовать от евреев, чтобы они были
викингами? Не лучше ли признать, что они другие, понять в чем именно, и
даже найти в этом "другом" свой шарм. Шарм ля жид.
17.2. Сегодня наблюдал душераздирающие сцены собачьей любви: у нашей
Клеопатры течка, и ее с утра сторожит у подъезда пушистенький пуделек
беспородный. Уж он ее и туда лижет, и сюда, и вся она к нему тянется,
хвостом дрожит, а я, гад, шикаю на него, отгоняю, и других собак тоже,
он боится, отскакивает. А она потянется к нему, потянется, но видит, что
он все шарахается, и разочаровывается, отворачивается, потом и сама
