правду о войне, о хитросплетениях личных и групповых интересов, из-за
которых гибнут сотни людей, никто не напишет, страшно, за правду и
замочить могут. Вечером к М. поедем, пожрем, в шахматы поиграем, музыку
послушаем, живем, блин, мельтешим...
25.12. Отправил письма. Заказали с мамой букет дяде Самуилу, через моря
и океаны, ему 80. Потом поехал на Алленби, по книжным. Зашел к Сове,
Сова пяток книжек взял, а расплатился огромным томом писем Владимира
Соловьева, вроде ни к чему, но взял, что с него еще взять, дела небось
не шибко идут. Еще интересную брошюрку о символике в искусстве
выклянчил. Сова, как всегда, шутковал-балагурил, и вдруг таинственно
вывел меня в тупичок и завел такие речи: вот, мол, русские не хотят
голосовать за богатых, за там всяких щаранских, а вот он со многими
общается и понял, что за такого как он будут голосовать, что пора
заняться политикой, что прочитал Геббельса и Жириновского, очень
полезно, и понял - нужно обещать по-больше: налоги - нахуй, службу -
нахуй сократить, резервистскую - нахуй отменить, террор - в пизду, под
корень и т.д., что у него родня 70 лет в Израиле, недавно на семейном
торжестве была племянница Герцога и сам Папу, знаешь Папу? с
гостиницами? что народ нихуя не знает, тут у нас на Аленби бюро помощи
рабочим, никто нихуя об этом не знает, а там есть баба, ну совсем
припизднутая, говорит, что Елин, ну знаешь Елина? министр внутренних дел
России, поклялся ее извести, что ФеЭсКа и ФеБеЭр за ней следят.., я от
него все отодвигаюсь, а он напирает, рыбьим супом от бороды несет,
пуговицы крутит, я-то поначалу думал, что он стебается, как обычно,
варежку раззявил из вежливости, а его вишь куда повело. Еле ноги унес.
Да, а по дороге, в автобусе, встретил Жору, так он мне тоже всю дорогу
вдохновенно мозги ебал что Рабин - клинический случай, Перес - сука, как
бы их подзорвать не знаешь? у них блядей вертолеты есть на всякий
случай, на американский авианосец удрать, а мы куда денемся? что от
Рафуля он ушел, Рафуль полный мудак, что России скоро конец, что вся
мафия там - евреи, и скоро им крышка, что "Маарив" он больше не читает,
потому что они наглые суки и т.д. Напротив нас сидела сорокалетняя
русская блядь с перебитым носом, ажурными черными чулками и декольте по
пояс, день был солнечный, на редкость теплый.
Карлейль:"Почитание героя - есть трансцендентное удивление перед
величием... В груди человека нет чувства более благородного, чем
удивление перед тем, кто выше его. Религия держится на нем... Почитание
героя, удивление, исходящее из самого сердца и повергающее человека ниц,
горячая, беспредельная покорность перед идеально-благородным,
богоподобным человеком - не таково ли именно зерно самого христианства?"
Назвал Христа "величайшим из всех героев".
И дальше:"Я хорошо знаю, что в настоящее время почитание героев
признается культом отжившим, окончательно прекратившим свое
существование. Наш век есть век отрицающий самою желательность их.
Покажите нашим критикам великого человека, например Лютера, и они начнут
с так называемого "объяснения"; они не преклонятся перед ним, а примутся
измерять его... Он был "продуктом своего времени", скажут они. Время
вызвало его... Время вызвало? Увы, мы знали времена, довольно громко
призывавшие своего великого человека, но не обретавшие его! Время,
призывавшее его изо всех сил, должно было погрузиться в забвение, потому
что он не пришел, когда его звали."
В Ерушалаиме араб взорвал себя на автобусной остановке, но не удачно,
всего с десяток раненых.
Анита Шапира (опять взялся) цитирует Голумба:"Эти действия (атаки на
арабские деревни под водительством Вингейта в 1938 - ом) нам не
подходят, потому что мы таким образом испортим наши отношения с
арабскими соседями." То, что они нас убивают - это не портит наших
отношений. Ничего не изменилось. Не иначе как с Божьей помощью и ради
какой-то Его коварной цели это государство возникло. Горький сетовал в
"Несвоевременных", или это от Чаадаева еще?, что Россия существует
только для того, чтоб время от времени преподносить человечеству
какой-нибудь жестокий урок. Кажись и мы для того же.
29.12. Ездили с А. к Дани. Камин горел. За верандой шумело море - погода
портилась. Ели креветки. Жирные. Воодушевлена новой ролью. Делилась
любовью к театру. А я поучал, что театр - искусство толпы. Потом гуляли
вдоль мола, целовались. На сердце повеселело, будто ловко созорничал.
Ж., математик из Черновиц, сноб, читает на переменках Куприна, любит
объяснять тайны мира женскими циклами и прочими половыми проблемами, при
этом доверительно и чересчур приближаясь, так что котлетами домашними
изо рта несет, кручу морду в сторону, криво улыбаясь, дыхание
задерживаю, а он с другой стороны заходит, травит котлетной вонью,
тошнит, бледнею, хочу удрать, а он - за пуговицу, и, изогнувшись, все в
глаза, в глаза норовит заглянуть, которые у меня мечутся, как пьяная
белка в клетке.
5.1.95. Звонил вчера Мише, поздравить с Новым годом, и вообще. Совсем
плох. Голос ужаснейший. Почти умолял, чтобы я "звонил иногда". Не
знаешь, что говорить, чем помочь.
На Новый год у нас собирались. Были П. Лора мне всегда нравилась, добрая
баба, податливая. П., конечно, "гусь". Амбиций неугасимых. Когда-то был,
фактически, резидентом Бюро в Москве, еще до того, как, по словам
Андропова, "диссидентство стало высокооплачиваемой профессией". Все нити
к нему сводились. Энергичный, властный. Рабин его по приезде принял, все
шансы были взлететь, но капиталом, нажитым в Москве, распорядился
неловко, промотал, пустился в авантюры с Флато-Шароном... А с другой
стороны и к левым в очередь за похлебкой не встал. Последние годы
работал в посольстве. Говорят, не сработался. Сейчас ждет-ищет нового
назначения.
На "русской улице" вовсю шевеление, варганят партию.
К. насмехался над самопожертвованием, мол, глупо, бесполезно, вот
Гольдштейн, вс° его невероятное деяние - пузырь воздуха лопнувший, ни на
что не повлияло, растворилось. Сам-то К. с советской властью тягался
довольно решительно, вообще, это интересно, как все, кто "там" были
героями, превратились здесь в циничных обывателей, слишком много сил
ушло на прорыв? Завел меня на любимые рассуждения: индивидуальные
героические усилия влияют, когда в массе есть атмосфера сочувствия,
восхищения и стремления к подражанию, когда между актером и зрительным
залом напряжение сопереживания одной и той же трагедии. А когда зал
полон равнодушных, скучающих снобов: тема, понимаете ли, не нова,
интерпретация грубовата и т.д., то спектакль мертв, никакой актер не
поможет. (Но старость - это Рим, который взамен турусов и колес не читки
требует с актера, а полной гибели всерьез... Кстати о птичках, вот
Парамонов записывает Пастернака в "русские гении", цитируя самого Бориса
Леонидовича, что в нем "кроме "крови" не было ничего еврейского". А
"жизнь"?! Сестра моя, жизнь! "Благоговейное отношение к жизни"! "Евреи
суть зримое воплощение этого принципа". Вас цитирую, товарищ Парамонов!
У русских, извиняюсь, нет такого благоговейного отношения к этому делу.)
Л. однажды рассказывал о былых подвигах: "В "Нью-Йорк Таймс" появилась
статья их московского корреспондента, такой был пожилой жовиальный
еврей, лет 20 уже сидел в Москве, "заплыл жиром" и мышей не ловил.
Статья была об "активистах", с точным указанием, где они работают, из
чего можно было сделать вывод, что они действительно владеют
госсекретами и их нельзя выпускать. Мы вызвали его на ковер. К Хенкину.
Хенкин ему говорит: "Вы от кого получили сведения о том, где мы работали
или работаем? От КГБ? Так вот, если в три дня в "Нью-Йорк Таймс" не
будет опровержения, мы сообщим в еврейские организации, что вы агент КГБ
и ваша песня спета, вы поняли? Они вас сварят заживо!" Ты знаешь, он
побледнел, вот как эта стена. Пришел такой веселый, самоуверенный. Вот
как эта стена. В три дня было опровержение!" И он засмеялся.
Авода (партия Труда) в опросах резко падает. Пока. Через год начнут
деньги раздавать во все стороны, займут у американцев, мир принесут на
тарелочке, мнение и изменится. Они свой народ знают, не впервой
хозяйничать.
В Грозном жестокие бои. Русских бьют. По своей инициативе влезли, а не
подготовились, вот долбаебы.
С утра шумели о мемуарах одного араба, который разболтал про сговор
между ООП и партией Авода перед выборами, о том, как свалить Ликуд.
Обсуждали, можно ли доверять этому арабу или нельзя. Да ведь это ежу
ясно, без всяких арабов с мемуарами. Они ж его сами партнером называют.
Шутаф.
8.1. В 10 утра звонок. "Так, голос послушать. Напиши поскорей. Прям
сейчас иди и напиши. И дневник хочу. Ты мне еще за Москву должен". Вдруг
залаяла Кл°па. "Кл°па чтоль лает?" "Ага." "Мой Кинг тоже рядом (белый
кокер), пригрелся... ушами повел. Косится. Ты знаешь, это он Кл°пу
услышал! Точно услышал! О, май гот!"
Ездили в лес. Погода сказочная: солнечно, градусов 18, ветра нет. "Лес",
ясно дело, битком набит, но к трем набежали тучи, закрапало. Народ
смылся. Однако дождь так и не разразился, и опять распогодилось. Дамы
пошли гулять, а мы с М. остались вдвоем, немного пьяненькие от вина, от
озона, от грусти, делились своими разочарованиями...
М.: "Дело даже не в том, что получается с женщиной или не получается, а
просто их нет. Их нет вокруг, будто выход на них закрылся. То есть нет
выхода на новых женщин. А те, кто нас постоянно окружают, уже... почти
не женщины..."
Я вдруг увидел, а уж сколько знакомы, что М. похож на Кафку. Тот же
напряженный взгляд, горький извив губ...
Чеченцы стоят насмерть. Достойно восхищения. Вот, наглядно - героизм
целого народа. Их, как скот на бойню, не загонишь. Хочешь, чтоб евреи
были, как чеченцы? Честно говоря, нет.
По ТВ дискуссия, удивляются-возмущаются, почему это "русские" не хотят
"сливаться" с израильтянами? С какими? Что это такое, израильтяне?
Нации-то нет. Салат общин, вывихнутые "коленки".
Восток нас слопает. Всосет, как Солярис. Топь Востока... Мерзость...
Крутили по телеку "Машеньку" Райзмана. Мамина молодость ("второй
курс..."). И чем-то трогательно...
22.1. Инспектор опять явился и опять выразил недовольство. Не доходчиво
объясняю. Не пользуюсь современными средствами демонстрации. Еще раз
придет. Заработает он у меня мел в жопу. Кто его, интересно, навел...
Сегодня взорвали тремпиаду /перевалочный пункт для солдат/ у перекрестка
Лид. 20 солдат погибло. Показывали теперь аккуратно, разбросанные куски
тел в морду не тыкали: после взрыва автобуса на Дизенгоф власти
критиковали телевидение за "жестокие кадры". Ну, как водится, объяснили
нам, почему они это сделали. Чтобы помешать делу мира. Рабин на
импровизированной пресс-конференции от легкого испуга (что народ
возмутится) ляпнул, что погибло "мизерное количество" солдат (миспар
заум), это был "прямой эфир", потом этот отрывок из всех сводок новостей
вырезали.
А испугался наш вождь зря. Народ смирный. Максимум - повизжат немного,
как одна баба в телекамеру: "Ани истерит ми кета зе!" ( Я от всего этого
в истерике!). Остановиться, как президент намекнул им, тем более
повернуть назад, они не могут, это означает отказ от власти. В таком
шатком положении задержаться, можно утерять контроль, один выход: еще
быстрее впер°д, под откос, может в конце взлетим. На воздух.
Все эти хитрые еврейчики, которые в самолете на Вену уговаривали меня
держаться от евреев подальше, лучше с гоями, оказались правы, они знали
свой народ лучше меня. А я накололся. Маху дал. Сглупил. Романтизм-то до
добра не доводит.
Недели за две до отъезда, когда пил горечь вечеров, ночей и людных
сборищ, Миша повел меня на литературную вечеринку к Казарновскому,
читали там всякое, один русский писатель с рыжей бородищей читал про
прополку сорняков на приусадебном участке, Миша шепнул: он с тобой
поговорить хочет, по еврейскому вопросу, ты не против? Отчего ж, говорю,
вопрос важный. Мы удалились с писателем в отдельную комнату, где он,
разгладив бороду, начал так: "Я вот тут роман пишу о русской жизни. Ну а
