лать средство долгодействующим...
Минц достал с полки флакон с желтыми гранулами, отсыпал несколько
гранул в бумажку и передал Ксении.
- Я надеюсь на ваше благоразумие, - сказал он. - Применяйте это
средство лишь крайнем случае. Когда вы почувствуете реальную угрозу се-
мейной жизни. Если ваш супруг примет гранулу - на двадцать четыре часа
он станет маленьким. А затем без вреда для здоровья вернется в прежний
облик. Все ясно?
- Спасибо, профессор, - произнесла Ксения с чувством, принимая паке-
тик с гранулами. - От меня, от детей, от всех женщин нашей планеты. Те-
перь они у нас попрыгают!
Но Минц не слышал последних, необдуманных слов женщины. Он уже устре-
мился к письменному столу. Профессор был одержим слепотой, свойственной
некоторым гениям. Он забывал о потенциальной опасности, которую несут
миру его открытия, если попадут в руки людей, не созревших к использова-
нию этих открытий. Минц не знал, что даже те скромные подарки, что он
сделал соседям, далеко не всегда ведут к окончательному благу. Ведь
мальчик-энтомолог, которому Минц подарил "безотказную ловушку для редких
бабочек", начал с ее помощью таскать вишни из школьного сада и был
больно бит собственным отцом, а кошка, найденная и снятая с дерева, ута-
щила свиную отбивную с прилавка магазина, отчего возник большой скандал.
Что же касается Ксении, она была типичным представителем племени совре-
менных любящих женщин и, как таковая, тоже не думала о последствиях...
2
Удалов вернулся со службы раньше обычного, потому что хотел выспаться
перед рыбалкой. Он собирал удочки и проверял лески, когда Ксения внесла
в комнату суп, в котором развела гранулу, и сказала сладким голосом:
- Иди поешь, испытуемый.
Ксения находилась в счастливом, но тревожном настроении. Она верила
Минцу, не сомневалась, что, если бы лекарство угрожало мужу плохим, Минц
бы его не дал. И все-таки проверила: за час до того скормила одну гра-
нулку котенку, тот сделался меньше таракана и куда-то запропастился.
Ксения приготовила старую сумку, уложила на ее плоское дно вату и
замшевую тряпочку, проверила замочек и установила сумку на комод.
- Кто я? - удивился Удалов.
- Испытуемый.
- Ага, - согласился Удалов, который привык не обращать внимания" на
слова жены. - Ты меня в пять тридцать разбудишь?
Ксения решила дать Удалову последнюю возможность исправиться.
- Корнюша, - сказала она. - Может, отложишь свою рыбалку? Возьмем де-
тей, пойдем завтра к Антонине? При имени тетки Антонины Удалова передер-
нуло.
- Погоди, - не дала ему ответить Ксения. - Мы же у Антонины полгода
не были. Обижается. А если не хочешь, к Семицветовым сходим, а?
Удалов только отрицательно покачал головой. Не стал тратить времени
на возражения.
- Или в кино. А?
- Сходи, - ответил Удалов коротко, и это решило его
судьбу.
Ксения поставила перед ним тарелку, а сама встала рядом с тряпкой в
руке, чтобы подхватить мужа со стула, если будет падать.
Удалов был голоден, потому не мешкая уселся за стол, взял ложку и на-
чал есть суп.
- А хлеб где? - спросил он. - Хлеб дать забыла.
- Сейчас, - ответила Ксения, но не двинулась с места, потому что боя-
лась оставить мужа одного в комнате.
- Неси же, - велел Удалов и тут же стал уменьшаться. - Ой, - сказал
он, не понимая еще, куда делась тарелка с супом и почему голова его на-
ходится под столом.
Ксения подхватила его тряпкой под бока, извлекла из одежды и с ра-
достью ощущала, как Корнелий съеживается под руками словно воздушный ша-
рик, из которого выпускают воздух. Корнелий, видно, опомнился, начал
дергаться, сопротивляться, но движения его были схожи с трепетанием
птенца, и потому без особого труда Ксения, так и не вынимая его из тряп-
ки, сунула в сумку и вывалила, на белую вату.
Корнелий все еще ничего не мог сообразить. Он понял, что находится в
темном глубоком погребе, на жестких, упругих стеблях, вроде бы на выц-
ветшей соломе, сверху колеблется огромное лицо, странным образом знако-
мое, словно в кошмаре, а на лице видна улыбка. Рот, в котором мог бы
согнувшись разместиться весь Удалов, широко раскрылся, и из него вывали-
лись тяжелые, громовые слова:
- Хорошо тебе, моя лапушка?
И тогда Удалов понял, что лицо принадлежит его жене, вернее, не его
жене, а какой-то великанше с чертами Ксении Удаловой. Удалов зажмурился,
чтобы прогнать видение и вернуться за стол, к недоеденной тарелке супа.
Но жесткая солома под рукой никуда не пропадала, и Удалов ущипнул себя
за бок, вызвав тем оглушительный хохот чудовища.
- Ни на какую рыбалку ты не поедешь, - сказала тогда Ксения. - Поси-
дишь дома. С семьей. Спасибо Льву Христофоровичу, что пожалел бедную
женщину. Теперь-то я с тобой, бесстыдник, хоть на выходные дни не расс-
танусь.
И видя тут, что человечек в сумке засуетился, осознавая, наконец,
масштаб беды, в которую угодил, Ксения заговорила ласковым голосом:
- Корнюша, для твоего же блага! Это все любовь моя виновата. Век бы с
тобой не расставалась, ласкала бы тебя, нежила.
К Удалову сверху свесился палец ростом с него самого, и этот палец
нежно погладил Удалова по макушке, чуть не содрав с нее последние воло-
сики. Удалов изловчился и укусил кончик пальца.
- Ну что ты, лапушка, ну что ты волнуешься, - огорчилась Ксения. -
Посидишь немножко, придешь в себя. Поймешь, что так полезнее. Потом те-
левизор посмотрим. Я тебя в канареечную клетку посажу. Все равно пусту-
ет. Детишки не увидят. Детишек я на первый вечер к мамаше послала, пото-
му что ты с непривычки можешь чего-нибудь лишнего натворить.
- Прекрати! - крикнул Удалов. - Немедленно прекрати. Ты что, с ума
сошла со своим Львом Христофоровичем? Да я вас по судам загоняю! Мне на
работу в понедельник.
Ксения только покачала сокрушенно головой, и ее волос канатом упал
рядом с Удаловым.
- Завтра к вечеру, - сказала Ксения, - будешь как прежде. Ты кушать
хочешь?
Удалов рухнул на вату и уткнулся в ее жесткие толстые волокна лицом.
Положение было обидное. Рыбалка погибла. Ксения полагала, что протест
Корнелия вскоре иссякнет и тоща можно будет поговорить с ним по-хорошему
и даже добиться его согласия проводить в канареечной клетке выходные
дни. Тут же подумалось и об экономии: маленький Удалов съест, что птич-
ка. Нет. Ксения, как вам известно, женщина не жестокая. И она честно по-
лагала, что как только проучит мужа, как только добьется от него обеща-
ния уделять больше внимания семье, согласия ходить в гости к Антонине и
другим родственникам, она его сразу выпустит на волю. Ведь должен же
Удалов понять, что иного выхода нету. Если будет упрямиться, всегда мож-
но снова подложить желтую крупинку. Не откажется же Удалов от домашней
пищи - к другой он не приучен.
Но Удалов думал иначе. Он не смирится. Он собирался продолжать
борьбу, потому что был глубоко оскорблен и кипел жаждой мести - от раз-
вода с женой до убийства изобретателя Минца.
Ксения закрыла сумку на молнию и на замочек. Удалов, нащупав в кро-
мешной темноте толстый и длинный Ксюшин волос, принялся плести из него
лестницу, чтобы выбраться на волю.
Ксения приготовила манной кашки и налила ее в блюдечко для варенья.
Туда же капнула меда и отломила кусочек печенья. Пускай Корнюша побалу-
ется, он так любит сладкое.
- Тебе хорошо, цыпочка? - спросила Ксения. Маленький муж ей нравился
даже больше, чем большой. Она с удовольствием носила бы его в ладонях,
только боялась, что он будет царапаться. Удалов лежал недвижно на дне
сумки.
- Корнелий, - сказала Ксения, - не притворяйся. Корнелий не ше-
вельнулся.
- Корнелий... - Ксения потрогала мужа пальцем, и тот безжизненно и
податливо перевернулся на спину.
Ксения попыталась было нащупать пульс, но поняла, что так недолго
сломать мужу ручку.
Обливаясь нахлынувшими слезами, Ксения вытащила мужа из сумки и поло-
жила на диван. Сама же бросилась к Минцу. Того не было дома. Метнулась
обратно в комнату, и Удалов, который к тому времени уже вскочил и бегал
по дивану, ища места, чтобы спрыгнуть, еле успел улечься снова и принять
безжизненную позу. Ксения не обратила внимания на то, что ее муж лежит
не там, где был оставлен. Она вслух проклинала Минца, который погубил ее
Корнелия, и собралась уже бежать в неотложку, во спохватилась - неотлож-
ка приезжает за людьми, что ей делать с птенчиком?
Удалов сам себя погубил. Ему показалось, что жена отвернулась, и он
легонько подпрыгнул и сделал короткую перебежку к диванной подушке. Ксе-
ния увидела его притворство и ужасно оскорбилась.
- Ах так! - сказала она. - Притворяешься? Пугаешь самого близкого те-
бе человека, любящую тебя жену? Просидишь до завтрашнего вечера в сумке.
Одумаешься.
И она бросила его в сумку, брезгливо держа двумя пальцами, словно гу-
сеницу.
Удалов немного ушибся и проклял свое нетерпение. И снова принялся
плести лестницу из волоса Ксении.
Ксения отказалась от мысли кормить Удалова. Пускай помучается. Прав-
да, поставила ему в сумку свой наперсток и пояснила:
- Это тебе как ночной горшок. Понял?
- Я тебя ненавижу, - ответил Удалов с горечью. И тут же его охватило
бессильное озлобление, он начал бегать, проваливаясь по коленов вату, и
махать кулачонками.
- Ах так, - сказала Ксения и села к телевизору, включив его на полную
громкость, чтобы не слышать упреков и оскорблений. А если до нее доно-
сился голосок мужа, то она отвечала однообразно:
- Для твоего блага. Для твоего перевоспитания. Но спокойствия в душе
Ксении не было. Она приобрела то, что не смогла приобрести ни одна жен-
щина на свете, - карманного мужчину. Но торжество ее было неполным.
Во-первых, мужчина не желал быть карманным, во-вторых, ей не с кем было
поделиться своим триумфом. И тогда Ксения решилась.
Она выключила телевизор на самом интересном месте, застегнула сумочку
и собралась в гости к Антонине.
3
В пути Удалова укачало. Он перестал буянить и только заткнул уши,
чтобы не слышать, как Ксения размышляет вслух об их будущей счастливой
жизни.
Антонина не ожидала поздних гостей.
- Ксюша, - сказала она. -А я вас завтра звала. Антонина отличалась
удивительной бестактностью.
- Ничего, - ответила Ксения. - Мы ненадолго.
- А Корнелий придет? - спросила Антонина. - Мой-то дрыхнет. На футбол
ходил. Вот и дрыхнет. Только пирога не жди. Пирог я на завтра запланиро-
вала. Придется кого-то еще звать на завтра вместо тебя. Как здоровье,
Ксения? Ноги не беспокоят?
Ноги болели не у Ксении, а у ее двоюродной сестры Насти. Но Ксения
спорить не стала, да и не было никакой возможности спорить, если ты
пришла к тетке Антонине.
- Ты проходи, - пригласила Антонина, - чего стоишь в прихожей?
Ксения послушно прошла в комнату, тесно заставленную мебелью, потому
что Антонина любила покупать новые вещи, но не могла заставить себя
расстаться со старыми.
На тахте, зажатой между двумя буфетами - старым и новым, лежал Анто-
нинин муж Геннадий, такой же сухой, жилистый и длинноносый, как Антони-
на, и, закрыв голову газетой, делал вид, что спит, надеялся, что его не
тронут и уйдут в другую комнату.
- Вставай, - сказала строго Антонина. - Развлекай гостей. Я пойду чай
поставлю. Нет хуже, чем гость не ко времени. А твой-то где?
- Со мной, - лукаво ответила Ксения.
- А, - согласилась Антонина, которая, как всегда, слушала плохо и бы-
ла занята своими мыслями. - Никогда он ко мне не приходит. Брезгует. Ты
вставай, Геннадий, вставай.
И Антонина ушла на кухню, оставив Ксению на попечение мужа, который
так и не снял с лица газету.
В другой раз Ксения, может быть, и обиделась бы, ушла. Но сейчас по-
нимала, что явилась к людям, когда не звали, а потому сама виновата. Но
