заметила Кора. -- Еще бы! -- отозвался шедший рядом грозного вида мужчина в
панамке. -- Второго такого вратаря нет в мире. Он же отбил пенальти
Марадоны-Джуниора!
-- Да погодите, не вмешивайтесь! -- обозлился Милодар. -- Кто
рассказывает? Я или вы?
-- Ты, старый, не сердись, -- вмешался в разговор тощий кришнаит с
грязной косичкой на затылке. -- Каждому хочется поделиться. Надо любить
людей.
-- Не всех! -- отрезал Милодар. -- У меня, молодой человек,
специальность: выяснить, кого следует любить, а кого надо наказывать.
-- Вы ошибаетесь, -- тихо, но с достоинством ответил кришнаит. -- Даже
у крокодила есть искренние Друзья.
-- Крокодилы не бывают преступниками, -- возразил Милодар.
-- Да вы будете слушать или так пойдем? -- рассердился грозный мужчина.
-- Я хочу рассказать, как Харитонов играл за детскую спортивную школу.
И поскольку никто не знал, как Харитонов играл за детскую спортивную
школу, то окружающие замолчали и стали внимательно слушать грозного мужчину,
повествующего о болезненном мальчике, которому запрещали даже играть в
шахматы, но который однажды убежал от няни, увидел, как тренируется вратарь
Черчесов, и навсегда выбрал свой жизненный путь. Тайком от родителей он стал
обливаться по утрам ледяной водой и часами висеть на дверном косяке, чтобы
укрепить и удлинить мышцы рук.
За этой, так и не оконченной историей они подошли ко входу на стадион,
но судьбе было угодно, чтобы кришнаит оказался на два места левее Коры в том
же ряду. Он помахал ей, как старой знакомой, и протянул сухую кунжутную
лепешку. Кора с благодарностью приняла лепешку, хотя комиссар предположил,
что она отравленная. Подозрительность была сильной стороной его натуры. С ее
помощью он вырывался из совершенно безвыходных ситуаций, так как заранее
догадывался об опасности.
Облака закрывали солнце, день был нежарким, как бы специально созданным
для ответственного футбольного матча.
Сидеть приходилось тесно -- видно, билетов было продано намного больше,
чем мест, но никто не жаловался на тесноту; наоборот, она вызывала у всех
чувство особой духовной близости, ибо за исключением жалких групп на
противоположных трибунах, размахивающих бело-голубыми аргентинскими флагами,
остальной стадион был нашим, русским, единым и непобедимым.
На поле выбежал судья -- мулат с Тринидада, о чем Коре сообщил сосед
справа, состоящий из острых костей пенсионер, с армейским биноклем, в кителе
без погон, но с многочисленными планками наград.
Вообще проблема мулата с Тринидада, а также двух боковых судей оттуда
же волновала наших болельщиков потому, что они могли найти общий язык с
аргентинцами. Припугнет их Аргентина своим морским флотом -- куда деваться
Тринидаду? Поэтому на трибуне над левыми воротами скандировали: --
Три-ни-да-да нам не на-да! Стражей порядка, включая солдат внутренних войск,
вызванных из Тулы, эти крики беспокоили. Они оборачивались в ту сторону, и
кое-кто сжимал кулаки, а в кулаках -- дубинки.
Стадион зашумел -- в правительственной ложе появился Президент, а также
некоторые деятели ФИФА и премьер Аргентины -- дама мрачной красоты. Судьи
вызвали команды на поле.
Они выбежали параллельными рядами: голубые с белым -- аргентинцы и
красно-белые -- наши, российские.
Стадион неистовствовал, от крика и духоты Коре чуть не стало плохо.
Сколько же людей погибнет сегодня от сердца и нервов? -- подумала она. Ведь
самой-то Коре лишь недавно исполнилось двадцать пять лет, а росту в ней было
сто восемьдесят пять сантиметров, при гармонично развитом теле, а также
совершенной красоте лица. Кора уже прошла в своей жизни просто школу, затем
юридический факультет Московского университета и Высшую школу ИнтерГпола,
выиграла первенство мира по прыжкам в высоту, вышла замуж, через год
рассталась с мужем, пережила эту трагедию, побывала по работе на
восемнадцати планетах, трижды меняла погибшее тело, сама убила четверых
закоренелых преступников -- в общем, была одним из самых ценных агентов
ИнтерГалактической полиции. А вот на стадионе "Уэмбли-2" чуть не упала в
обморок. Ворота бело-голубых были справа, ворота красно-белых -- слева.
С первой же минуты наши кинулись в атаку. Если для аргентинцев проигрыш
в этом матче был всего-навсего национальной трагедией, после чего
президентша лишалась места, кровавые генералы развязывали террор, футболисты
скрывались в изгнании, а трудящиеся массы еще более нищали, то для нас, для
России, поражение означало крушение национального престижа. Нам, русским, не
нужны вторые места, которые нам все время предлагают. Мы берем или все, или
ничего. Так сказал царь Иван Грозный, въезжая во взятый им город Казань
верхом на белом коне, а полководец Жуков повторил эти слова, проходя в
Берлин под Бранденбургскими воротами. Другими словами, Тринидада нам не
на-да!
Некоторые экономические проблемы вкупе с проблемами национальными и
социальными были напрямую связаны с результатами этого матча. Его ждали не
только в Москве и Туле, но и в Тбилиси, Улан-Удэ и еще в нескольких горячих
точках. Именно этим можно объяснить тот факт, что лондонский стадион
"Уэмбли" был на девяносто девять процентов заполнен русскими болельщиками.
Первый удар нанес Первухин. Это сочетание вызвало на стадионе смех и
аплодисменты. Но когда Первухин постарался нанести еще один удар из-за
пределов вражеской штрафной площадки, то какой-то хулиганствующий
аргентинский защитник нагло сбил его с ног. И вот тогда русских болельщиков
охватила тревога, потому что судья с Тринидада, как и следовало ожидать, не
назначил не только пенальти, но и банального штрафного удара.
Возмущенно закипевший стадион через некоторое время чуть смягчился,
потому что нашим удалась неплохая атака, и лишь завершающий удар Железняка
пришелся мимо цели.
Кора, которая не была активной поклонницей футбола, оглядывалась,
рассматривала публику и старалась понять, зачем комиссару Милодару
понадобилось тратить время и государственные деньги на такое сомнительное
развлечение. А так как за простодушными масками комиссара скрывался холодный
и даже коварный ум вселенского интригана. Кора буквально вывихнула мозги,
стараясь найти решение задачи, и в результате упустила момент, когда в наши
ворота влетел глупый, нелепый, случайный и несправедливый мяч.
О несправедливости и случайности гола Кора узнала от Милодара, которого
горячо поддержали соседи по трибуне, особенно сосед справа, локтистый старик
с орденскими планками. Тот требовал повтора, чтобы все видели, что гол забит
из положения вне игры, к тому же рукой. В бешенстве старик начал молотить
кулачком Кору по плечу, и это было больно, но она понимала, что приходится
терпеть, потому что ветеран не ведал, что творит.
С трибуны прозвучало несколько выстрелов -- солдаты в бронежилетах
кинулись по лестницам, чтобы поймать нарушителей порядка, матч на время
прервали, и голос по стадиону объявил, что в случае еще хотя бы одного
выстрела стадион "Уэмбли-2" деквалифицируется навсегда, а команде России
засчитается поражение со счетом 0:3.
Стадион бушевал в бессильной ярости, как дикий зверь, попавший в
капкан. Старик справа повторял как заведенный:
-- Нет, вы подождите, вы подождите, я сюда вернусь! Только пулемет из
дома принесу... А ну, пустите меня за пулеметом!
На этот крик ветерана восторженно отозвались некоторые из соседей,
включая, к удивлению Коры, и самого комиссара Милодара, глаза которого сияли
зловещим огнем справедливца. Все стали вставать, подвигаться, чтобы ветеран
мог поскорее сбегать домой за пулеметом, а Коре повезло -- теперь ее правым
соседом стал очень мягкий, сонного вида молодой человек в наушниках и с
таким отсутствующим выражением лица, словно он пришел не на стадион, а
засыпает.
Угрозы лишить русскую команду причитающегося ей выигрыша возымели
наконец действие. Виновные были вычислены, выведены со стадиона, и одного из
помощников судьи, которого царапнуло пулей на излете, унесли на носилках и
вместо него выпустили запасного, к сожалению, тоже с Тринидада. Матч
продолжался.
Кришнаит протянул Коре еще одну лепешку, завернутую в листок бумаги с
номером телефона и предложением встретиться для обсуждения духовных проблем.
Милодар, заметив, что Кора читает листок, в мгновение ока выхватил его и
сжевал. Кришнаит тихо плакал. На поле кипели страсти, потому что
Марадона-Джуниор упал в нашей штрафной площадке и делал вид, что ему сломали
ногу. Но кто мог сломать ему ногу, если рядом никого, кроме бело-голубых, и
не было! Если кто и сломал ему ногу, то не иначе как аргентинский защитник
Хуан Обермюллер, наверное, его дедушка был палачом Освенцима.
Стадион ревел, пытаясь издали доказать этим перекупленным тринидадцам,
что Марадона-Джуниор сам сломал себе ногу, чтобы заработать пенальти, и даже
сломал ее заранее, вчера или позавчера, под общим наркозом.
На беговую дорожку выехали три пожарные машины и начали угрожающе
поводить рыльцами шлангов, как бы отыскивая жертвы.
Судья из Тринидада отправился к белой отметке, чтобы показать, откуда
он назначает одиннадцатиметровый штрафной удар в наши многострадальные
ворота. Марадону-Джуниора унесли, а весь стадион принялся выть, чтобы
запугать тринидадского судью. Но, видно, заплатили ему в галактических
кредитах, так что разжалобить судью никак не удавалось.
Христофор Кортес, по прозвищу Буэнос-Айрес, вышел к мячу и установил
его, не обращая внимания на беспорядочные выстрелы с трибун. Отмахиваясь от
пуль железной перчаткой, отошел на десять метров. Наш вратарь Харитонов
покачивался, как пантера перед прыжком, и вместе с ним покачивался весь
стадион. Даже Кора ощутила ужас перед тем, что сейчас произойдет.
Нарастая, как далекая лавина, и заполняя собой воздух, над стадионом
возник и расширился глухой, многотысячеглотковый свист.
Коре казалось, что этот свист придавит к траве, расплющит несчастного
нападающего аргентинцев, вынужденного, разбегаясь, тащить на себе этот
непосильный многотонный груз.
Но тот, выдирая ноги из земли, отчаянно стремясь к мячу, все же
добрался до него и ударил, как можно ударить по пудовой гире...
Мяч лениво покатился по траве, с трудом добрался до ворот, и там уже,
как следует подпрыгнув, вратарь Харитонов накрыл его телом и замер, словно
совершил немыслимый подвиг, прыгнув за мячом на высоту пятиэтажного дома.
Но как воспарил стадион! Как все кричали и веселились, пели и плясали,
пили водку, припрятанную в карманах и за пазухой, распевали народные песни.
Удрученный нападающий побрел к центру поля, а наши, словно в них
вселился дух войны и победы, ринулись к воротам противника.
Удар Желюбко пришелся в штангу, и она зазвенела, как мачта от попавшего
в нее пиратского ядра, Кусюцкий врезал мячом во вратаря, и того пришлось
унести с поля, поменяв на нового, молодого и, к счастью, необстрелянного.
Штурм ворот аргентинской команды неизбежно закончился бы голом, если бы
не очередная случайность. В то время как защитники аргентинцев бестолково
отбивали мяч куда угодно, только подальше от своей штрафной площадки, один
из таких случайных ударов послал мяч в ноги Хуана Обермюллера, и этот
аргентинец немецкого происхождения совершенно случайно оказался в центре
поля в полном одиночестве с мячом в ногах.
Несколько секунд Хуан стоял на месте и раздумывал: послать ли мяч на
трибуну или вернуть своему вратарю. Тренер аргентинцев махал ему от кромки
