- Володя, не устраивай купеческих представлений, - сказал Котрикадзе.
- Юрий Сидорович их не любит.
- Два вата за все, - сказал Ли. - За щетку и зубную пасту.
Я молча передал молодому человеку деньги. Отар Давидович крутил в
пальцах тюбик с кремом.
- Так и знал, - сказал он. - Тебе еще учиться и учиться. Это же крем
от перхоти.
- Ужас! Я забыл, как по-английски зубная паста. Я сбегаю, сменю.
Он был расстроен. Меня это раскаяние, как ни странно, несколько
примирило с молодым человеком.
- Не беспокойтесь, - остановил я его. - Продолжайте, Отар Давидович.
И не старайтесь излагать свои мысли популярно. Моего образования хватит,
чтобы следить за ходом изложения.
- Не сомневаюсь, - согласился со мной Отар Давидович. Он отхлебнул
кофе. - Недавно нами окончены испытания установки, позволяющей улавливать
и измерять напряжения в любой точке земного шара. Следовательно, если мы
получаем такого рода информацию, скажем, с Камчатки, мы тут же обращаемся
к сейсмическим картам и определяем, нет ли в том месте опасного разлома...
Но такие карты составлены далеко не везде.
- В том числе их нет в Лигоне, - догадался я.
- Дело не только в картах, - продолжал Котрикадзе. - Мы засекли
тревожные сигналы, источник которых находится в четырехстах километрах к
северу от Лигона. Судя по нашим данным, конвекционный поток, движущийся по
границе разлома, может привести к стрессовой ситуации в течение ближайших
недель.
- То есть будет землетрясение?
- Возможно, крайне сильное. Мы передали наши сведения в академию, а
оттуда они были посланы в Лигон.
- Представляете, - вмешался Ли, - взяли данные через половину шарика!
Первая удача такого масштаба.
- И редкое по силе землетрясение, - добавил Котрикадзе.
- И вас пригласили в Лигон? - Обыденность, с которой они говорили о
том, что собираются провести ближайшие дни буквально на вулкане, меня
нервировала.
- Для локализации очага и определения даты возможного возмущения мы
должны провести полевые исследования.
- И землетрясение, которое вы предсказываете, может начаться в любой
момент? - Эти слова вырвались у меня помимо моего желания. И жаль, что я
не сдержался. Ли откровенно усмехнулся. Но Отар Давидович был тактичнее.
- Оно может вообще не начаться, - сказал он. - Рост напряжения не
обязательно приводит к катаклизму. Все зависит от конкретных условий.
- Ну, а если?..
- Наша задача определить сроки и возможную силу землетрясения. И
рекомендовать меры по защите населения и имущества.
- Мы как врачи на чумной эпидемии, - сказал Ли. - Совсем не
обязательно заражать себя чумой. Лучше, если вылечим других.
В его словах я уловил иной смысл. Ведь известны же случаи, когда
врачи заражали себя чумой в интересах науки.
ТИЛЬВИ КУМТАТОН
Я решил, что высплюсь в самолете, и эта мысль меня утешила. И я
занялся делами, которых было немало. Из всего экипажа на аэродроме
обнаружился только второй пилот. Дежурный помочь мне не мог - у него еле
хватило людей, чтобы обслужить русский рейс. Вместо десяти автоматчиков,
которых мне обещали, прибыло только пятеро. Врач исчез. Зато приехал
лейтенант из Управления пропаганды с кипами воззваний и сказал, что летит
с нами. Радиста кто-то по ошибке направил в морской порт. При том
возникали тысячи мелочей - то мне звонили из ресторана, чтобы выяснить,
кто будет платить за обед для русских, то обнаруживалось, что к миномету,
который прислали из штаба округа, нет мин. Хозуправление требовало, чтобы
я обеспечил место на борту господину директору Матуру, а я его в глаза не
видал... На секунду я замер посреди зала, чтобы привести в порядок мысли,
и тут возникла тетушка Амара, моя дальняя родственница, у которой я жил,
когда учился в университете. Она драла с меня за постой дороже, чем в
гостинице "Кинг", а удрать от нее оказалось труднее, чем из объятий
питона.
- Кумти, - воскликнула она, - как ты вырос!
- Здравствуйте, тетя Амара. Что вы здесь делаете?
- Такое счастье, - продолжала она, не отвечая на мой вопрос, - что
именно ты командуешь рейсом в Танги.
Каким-то чудом по аэродрому распространился слух, что в Танги уходит
спецрейс, и уже человек двадцать пытались получить у меня место на борту.
Я мог бы даже разбогатеть.
- Это военный рейс, тетушка, - сказал я.
- Неважно, - отрезала тетушка. - Ты обязан помочь нашей родственнице.
Бедная девочка едет к умирающему отцу. Ты не можешь ей отказать. Покойные
предки вернутся оттуда, чтобы наказать тебя.
Она толстым пальцем показала, откуда прибудут мои предки. Я попытался
отказаться. Но недооценил силу родственных связей в Лигоне. Тетушка Амара
передала мне привет от двоюродного дедушки, пригрозила мне гневом дяди и
бросила в бой тяжелую артиллерию в виде девушки, красота которой заставила
меня на мгновение забыть о долге перед революцией.
- Тетушка Амара просила за меня, - сказала девушка, стараясь не
робеть. Она была одета так, как одеваются студентки в небогатых семьях, -
чудом сочетая традиции с европейской модой. - Я бы не посмела обеспокоить
вас, если бы мой отец не был ранен. А я везу лекарство, которое может ему
помочь.
Я хотел было сказать, что с удовольствием передам лекарство по
назначению, а вместо этого услышал свой собственный голос, говорящий
девушке, чтобы она прошла к выходу номер три и сказала там солдату, что ее
прислал майор.
Шагах в пяти от меня стоял толстый индиец в пиджаке, надетом поверх
дхоти, с губами, измазанными бетелем. Он слышал весь разговор. Это был
спекулянт, из тех, которых мы хотим выгнать, когда победит революция. "Ну
уж ты места на самолете не получишь", - подумал я и тут же услышал, как
индиец спрашивает:
- Господин майор, куда мне проходить?
Я повернулся и пошел прочь. Индиец обогнал меня и старался поймать
мой взгляд.
- Господин майор, - сказал он, - я директор Матур.
- Какой еще директор Матур?
Торгаш в мгновение ока извлек бумагу на бланке управления снабжения.
В ней доводилось до моего сведения, что господин директор Матур
направляется в Танги по делам армии.
- Вы можете позвонить. Моя репутация...
Я не стал звонить. Я вспомнил, что мне уже звонили. Удивительно,
когда он успел получить эту бумагу?
ЮРИЙ СИДОРОВИЧ ВСПОЛЬНЫЙ
Майор пригласил нас к самолету, заверив, что груз уже на месте. Мы
проследовали через пустой зал и только повернули к дальнему выходу, как
меня остановил крик:
- Юрий, погоди!
Мы остановились. К нам подбежал взмокший, растрепанный Александр
Громов. На какое-то мгновение меня охватило предчувствие, что мой вылет
отменяется. Но оказалось иначе.
Громов протягивал мне мой же атташе-кейс, купленный в прошлом году в
Дели и всегда сопровождавший меня в поездки.
- Мне твою комнату сторож открыл, - сказал он. - Прости, что без
твоего разрешения. Здесь мыло, щетка и так далее. - Затем Громов вынул
бумажник и, протягивая мне деньги, продолжал: - Тут тысяча ватов. От Ивана
Федоровича. Он единственный из нас вспомнил, что ты отправляешься в поход
гол как сокол. Потом в бухгалтерии отчитаешься. Если понадобятся деньги,
телеграфируй прямо мне.
Он обернулся к моим спутникам, представился им, передал наилучшие
пожелания от Ивана Федоровича и добавил:
- Что касается Юрия Сидоровича, то он знаток лигонского языка и
обычаев и собирает материалы для будущей книги.
Я был тронут личной заботой Ивана Федоровича, пониманием важности
моей миссии.
- Не буду задерживать, - сказал Громов, - ни пуха ни пера.
- Катись к черту! - в сердцах сказал я.
За дверью жарился на солнце небольшой "вайкаунт" местных авиалиний. В
дверях толпилась группа людей. Несколько солдат, молодой лейтенант,
толстый индиец в пиджаке поверх дхоти, с красными от неумеренного
потребления бетеля губами, и молоденькая девушка, возможно медицинская
сестра, в длинной юбке с увядшим белым цветком дерева татабин в черных
волосах.
Мы двинулись к самолету. Шел третий час, жара была тяжелой,
отягощенной близким муссоном. Я подумал, что Громов наверняка забыл
захватить мою полотняную кепочку.
Поднявшись по короткому шаткому трапу, я внутренне сжался от
ожидавшей меня духоты. И не ошибся в худших ожиданиях. На секунду я
задержался у двери, размышляя, сесть ли мне поближе к двери, сквозь
которую проникал воздух, или занять место в хвосте, где больше шансов
уцелеть при вынужденной посадке. Наконец, сел сзади.
- Нельзя ли получить воды? - спросил толстый индиец.
- Потерпите, - услышал его майор.
Дверь закрылась, медленно начали вертеться винты. Я глядел в окно,
торопил винты. И когда я уже буквально терял сознание, самолет оторвался
от земли, и вскоре в кабину хлынул прохладный воздух. Я с минуту
наслаждался им, затем застегнул ворот, чтобы резкое переохлаждение тела не
привело к простуде.
ТИЛЬВИ КУМТАТОН
Все обошлось. Никто не умер от духоты. Директор Матур вытащил из
саквояжа шерстяной шарф, замотал шею и принялся сосредоточенно жевать
бетель. Девушка, ее зовут Лами, закрыла глава. Дремлет? Русские, что
прилетели из Москвы, разговаривали, а третий, совсем белый, в очках,
глядел в иллюминатор и хмурился. Солдаты смеялись: они из бригады
"летающие тигры", ко всему привыкли. Я прошел к пилотам.
- Когда будем в Танги?
- Через час двадцать, - ответил военный пилот, - если не придется
обходить грозовой фронт. Приближается муссон.
Я вернулся в салон и сел. Почему-то не спалось. Словно я перешел
грань, за которой можно никогда не спать. Молодой геолог, похожий на
горца, спросил на плохом английском языке:
- Когда прилетим?
- Часа через полтора. Вам не жарко?
- Мы привыкли. Нам приходится много ездить. Мы - охотники за
землетрясениями.
- Большая охота, - сказал я. - А как вы их убиваете?
- Мы опаздываем, - ответил за молодого геолога профессор Котрикадзе.
- Они успевают сделать свое черное дело.
- Я видел землетрясение, - сказал я. - В горах, южнее Танги. Я жил
тогда у дедушки в монастыре, учился в монастырской школе.
- Скоро будет новое, - сказал молодой геолог.
- Нельзя предсказать собственную смерть и землетрясение. Так говорил
дедушка Махакассапа.
- Когда-то не умели предсказывать и солнечные затмения, - сказал
профессор.
- А когда будет землетрясение в Танги? - спросил я. Но ответ меня не
интересовал. Я вдруг понял, что если сейчас не усну, то умру от усталости;
профессор что-то ответил, но я уже проваливался в глубокий, как обморок,
сон.
А проснулся я оттого, что заложило уши, - самолет снижался. Директор
Матур склонился надо мной и больно вцепился в плечо:
- Проснитесь, майор!
ВЛАДИМИР КИМОВИЧ ЛИ
Наш бравый офицер, который полагал, что землетрясение нельзя
предсказать, как собственную смерть (если буду писать воспоминания,
обязательно поставлю слова его дедушки в эпиграф), заснул мгновенно, не
дослушав Отара. Словно его выключили.
- Там есть озеро, - сказал Отар. - Подземный стресс хорошо читается в
упругой среде.
Я поглядел в окно. Сначала мы летели над плоской равниной, потом
среди нее начали появляться невысокие пологие холмы, поля карабкались по
их склонам, лишь на вершинах росли купы деревьев. Иногда из них вылезали
белые пагодки. Потом холмов стало больше, склоны их круче и лес занимал
все больше места, лишь по берегам речек остались проплешины полей и
