собаки предпочитают отлеживаться в тени деревьев. Я проехал по тихой,
респектабельной улице Серебряная Долина, чтобы выехать на шоссе за
университетским кампусом. Там, на перекрестке, несмотря на номер моей
машины, меня остановили солдаты. Я проникся к ним сочувствием, так как они
исполняли свой долг в полном обмундировании. Я успел на аэродром лишь за
пять минут до прибытия самолета из Дели, и мне стоило некоторых трудов
пройти к взлетному полю: там тоже были военные патрули.
Я остановился в тени, под козырьком здания аэропорта, и, пока к
самолету везли трап, успел прочесть листок из синей папки, переданный мне
Иваном Федоровичем:
"...В соответствии с договоренностью, достигнутой между министерством
шахт и промышленности республики Лигон и Академией наук СССР в г.Танги
(округ Танги, республика Лигон), направляются заведующий лабораторией
прогнозирования сильных землетрясений Института сейсмологии АН СССР доктор
геолого-минералогических наук профессор Котрикадзе Отар Давидович и
старший научный сотрудник лаборатории кандидат физико-математических наук
Ли Владимир Кимович..."
Я оторвался от текста, чтобы взглянуть на самолет. Два автоматчика
стояли внизу, у трапа. Офицер в пятнистом комбинезоне поднимался в
самолет.
Горячий воздух переливался над полем аэродрома, как вода. Пахло
бензином, перегоревшим рисом и какими-то пряностями, которые, сливаясь с
запахом машин, создавали специфический, не очень приятный запах,
свойственный всем тропическим аэродромам.
ОТАР ДАВИДОВИЧ КОТРИКАДЗЕ
Я разговаривал с Володей, пил сок, принесенный стюардессой, смотрел в
окно - делал все, что положено пассажиру, а мысли бегали по кругу: что
делать? Внизу тянулись зеленые холмы, синие ниточки рек - лесное безлюдье.
Потом показалась широкая плоская равнина, поделенная на большие и
маленькие квадратики - рисовые и тростниковые поля, среди них, в купах
деревьев, прятались деревеньки, иногда выглядывала белая или золотая
пирамидка буддийской пагоды. Мне казалось, что я вижу, как по пыльным
улочкам деревень проходят военные патрули.
Самолет снизился над окраиной Лигона и, легонько подпрыгнув на
бетонной полосе, покатил к зданию аэропорта. В позапрошлом году,
возвращаясь из Австралии, я провел здесь часа два. Я запомнил просторный
зал ожидания с фреской во всю стену, изображающей сцену из Рамаяны.
Пассажиры начали отстегивать ремни, шевелиться, предвкушая отдых в
кондиционированном аэропорту, но стюардесса тут же разочаровала их,
объявив, что из самолета выходить нельзя. Никто, кроме нас с Володей, не
знал, в чем дело. Поднялся ропот. Особенно возмутились две американские
бабушки-туристки с фиолетовыми буклями и в шляпках с цветочками.
Я старался не думать о том, что вне моей власти. Володя приклеился
носом к иллюминатору, и для меня остался лишь узкий полумесяц стекла, за
которым была видна стена аэропорта и клочок выцветшего от жары неба.
Самолет чуть вздрогнул, когда о фюзеляж ударился трап. Волна влажного
горячего воздуха прокатилась по салону. Между кресел быстро прошел офицер
в пятнистом комбинезоне и высокой фуражке.
- А там танк стоит, - сообщил Володя. - А у трапа автоматчики. Может,
нас не выпустят? Скажут, чтобы летели в Бангкок?
Офицер вышел из кабины. За ним - пилот. Офицер медленно заговорил на
школьном английском языке:
- Пассажиры в Лигон, следуйте за мной. Остальные пока ждут.
Поднялся недовольный гул, но офицер четко, словно на параде, прошел к
выходу, не обращая внимания на бунт. Мы с Володей поспешили за ним, и я
почувствовал неприязнь, с которой на нас смотрели остающиеся, - неожиданно
мы стали элитой этого маленького общества, а так как иных заслуг у нас не
было, оно считало наше возвышение несправедливым.
Воздух снаружи был таким плотным и горячим, что я на мгновение замер
на верху трапа, чтобы собраться с духом и сделать следующий шаг. Я, как
назло, был в темной шляпе, костюме, с плащом через руку и являл собой
дикое зрелище.
- Я согласен улететь обратно, - сказал Володя, спускаясь за мной, -
такой жары я не встречал даже в Каракумах.
- Неправда, - сказал я, не оборачиваясь. - Там было жарче. Только
суше. Здесь влажность большая.
Мы шли вслед за офицером через поле к спасительной прохладе и тени
аэропорта. Навстречу нам широко шагал низенький коренастый мужчина в
мокрой голубой рубашке, в походке и прическе которого все выдавало моего
соотечественника.
- Вы из Дели? - спросил мужчина по-английски. Он не отличался моей
проницательностью.
- Да, - ответил я по-русски. - Вы нас встречаете?
- Товарищ Котрикадзе?
- Да. У нас груз...
- Не беспокойтесь. Вон там, под навесом, стоит товарищ Вспольный из
СОДа. А я - представитель Аэрофлота. Спешу выручать пассажиров, пока не
изжарились. Никто сегодня не хочет брать на себя ответственность. Аэродром
закрыт, чтобы кто-нибудь не воспользовался... Вы знаете, что у нас здесь?
Над самыми головами пронесся реактивный самолет. Когда я оторвал от
него взгляд, представитель Аэрофлота уже разговаривал с офицером в
пятнистом комбинезоне.
В тени у здания аэропорта таился товарищ Вспольный из СОДа. По
крайней мере, больше там никого не было. Вспольный, из солидарности с нами
или из любви к этикету, жарился в пиджаке, его мягкое невыразительное лицо
казалось распаренным, желтые волосы прилипли к черепу и лишь на висках,
над ушами, завились тугими колечками. Он прицелился в нас светлыми
глазками под толстыми стеклами круглых очков в тонкой оправе, сделал шаг
навстречу и замер, будто не был уверен, нас ли должен встречать. Я
протянул руку, он прикоснулся к ней теплой, влажной ладонью и с
облегчением сказал:
- С приездом. Пройдем в зал, а то здесь крайне жарко.
Мы расселись на скользких низких креслах в зале, напоминавшем рай для
правоверных мусульман. Правда, в этом прохладном раю были закрыты киоски и
отсутствовали гурии - мы были его единственными обитателями. Я было
заговорил о багаже, но Вспольный остановил меня и сказал негромко, но
значительно:
- Ситуация изменилась. Сегодня ночью имел место переворот, значение
которого мне лично еще не во всех деталях ясно.
- Знаем, - сказал Володя, разглядывая фрески и разрушая этим
таинственную атмосферу, навеянную тоном Вспольного.
- И как это отразится на нас? - спросил я.
- На вас? Ваша командировка в горы будет отложена, - ответил он
убежденно. - До лучших времен.
Я заподозрил, что он не знает, зачем мы приехали.
- Исключено, - сказал Володя. - Лучших времен не будет.
Вспольный ответил мне, а не Володе:
- Не беспокойтесь, Отар Давидович. Все будет улажено. Иван Федорович
направил меня специально для того, чтобы вы не беспокоились. Сейчас мы
оформим документы, получим багаж и поедем в гостиницу. У вас есть
переводчик?
При этих словах он посмотрел на Володю. Володя покраснел - он легко
краснеет - и ответил:
- Я не переводчик. Я геофизик.
- Ну что ж, тогда, раз представитель Аэрофлота... Дайте мне ваши
паспорта и квитанции на багаж. Вообще-то вас должен был встретить
представитель лигонской стороны, но в свете...
Мы отдали ему паспорта и прочие бумаги.
- Вы посидите, - сказал Вспольный. - Боюсь, что даже носильщиков
сегодня нет...
С этими словами он вытащил свое мягкое тело из кресла и побрел к
двери. В зал на последнем издыхании ввалились пассажиры нашего самолета.
Они бросались к креслам, как верблюды к источнику. Замыкая процессию, бок
о бок шли офицер в пятнистом комбинезоне и представитель Аэрофлота,
довольные собой, по-отечески добрые к спасенным пассажирам.
Откуда-то возник изможденный индус и начал быстро распаковывать киоск
с сувенирами. Сверху по лестнице сбежал официант в малиновой ливрее, с
подносом, уставленным бутылками кока-колы. Нам с Володей тоже досталось по
бутылке. Незаметно подошедший худой офицер остановился у наших кресел и
спросил:
- Господин Котрикадзе? Господин Ли?
Я обвел глазами зал в поисках представителя Аэрофлота, но тот куда-то
исчез. Бабушки в цветочных шляпках смотрели на нас с сочувствием. Мы уже
не были выскочками. Мы попали в плен, а жалкая судьба пленников вызывает у
зрителей сочувствие.
ТИЛЬВИ КУМТАТОН
Предыдущую ночь я провел в штабе бригадира Шосве. Командующий
использовал меня для связи с военными округами. Затем я попал на первое
заседание Революционного комитета. В 13:30 мне пришлось с двумя танками
блокировать полицейский участок у порта, потому что тамошний начальник
решил сохранить верность правительству. Моим танкистам не пришлось сделать
ни одного выстрела. При виде танков полицейские скрутили начальника и
сдались. В 4:30 началось совещание бригадира с лидерами политических
партий, а через сорок минут мне пришлось покинуть совещание и вылететь на
истребителе в Калабам с приказом бригадира об отстранении полковника
Синве. Когда я добрался до пыльного Калабама, полковник Синве уже бежал к
таиландской границе, и мой визит оказался пустой формальностью. В 9:20 мой
самолет вновь опустился в Лигоне. Мне хотелось спать. Я вернулся в
президентский дворец. Кабинет бригадира Шосве находился в бывшей парадной
столовой президента, гурмана и чревоугодника. На белом овальном столе были
расстелены карты. Фен под потолком гонял воздух, и бригадир, чтобы не
разлетелись листы, прижимал их по краям ладонями.
- Все в порядке, Тильви? - спросил бригадир.
- Все в порядке, бригадир, - сказал я.
- Отлично. У нас для тебя новое задание. Выспишься потом, когда
победим. Полетишь сегодня в Танги. Там только одна рота. Полковник Ван
подготовил тебе документы.
Я мог гордиться поручением революции. Хотя это была не прогулка. Там
хозяин - князь Урао. А в городе много его сторонников. И сторонников
свергнутого правительства.
- С этой минуты ты - комиссар Революционного комитета в округе Танги
в чине майора.
- Я - капитан.
- Преимущество революции заключается в том, что ее участники могут в
случае победы рассчитывать на повышение в чине. В случае поражения - на
веревку. Ясно?
Бригадир не улыбался.
В дверь заглянул автоматчик.
- Пришли, - сказал он.
В столовую вошли только что освобожденные из тюрьмы лидеры Народного
фронта. Одного или двух я знал по фотографиям. Некоторые еще были в
тюремной одежде.
- До свидания, - сказал мне бригадир и поспешил вокруг стола, чтобы
встретить освобожденных. Вдруг он остановился и сказал:
- Не удивляйся, когда полковник Ван скажет тебе о двух иностранцах,
профессорах. Это мой приказ.
Кабинет начальника оперативной части полковника Вана помещался в
музыкальной гостиной, где президент хранил коллекцию музыкальных
инструментов. У стен стояли высокие старинные барабаны, над ними висели
лютни, бамбуковые дудки, колокольчики, а посреди торчал рояль цвета
слоновой кости.
- Можно поздравить с повышением? - спросил меня Ван. Он тоже давно не
спал. На его плечах лежала писанина, а помощников было мало, никто в
революцию не хочет заниматься писаниной.
- Надо достать звездочки, - сказал я. - В документах, наверное,
указано, что я майор.
- О, мальчишеское тщеславие! - воскликнул Ван. - Не зазнавайся. Я
тебе открою тайну: ты получил майора, потому что и начальник полиции и
комендант Танги - капитаны.
- А что еще за иностранцы? - я счел за лучшее перевести разговор на
