мысли. - Мы поставляем любимцев на всю Россию У нас сотни заявок.
Малыш отошел на шаг - он ее остерегался.
- А ты чего здесь стоишь? - удивилась Людмила. - А ну немедленно на
процедуры!
Арсений не смог скрыть разочарованного вздоха и побрел прочь. Сначала
я хотел остановить его, но тут же вспомнил, что у меня есть вопрос,
который я не хотел задавать при малыше.
- Почему у него перепонки? - спросил я.
- У Арсения? - По крайней мере, она знает их по именам. - Такой
заказ.
- Извините, я вас не понял. Какой заказ?
- Мы выпускаем из нашего питомника любимцев различного рода, -
сказала Людмила. Мы с ней стояли неподалеку от входа в особняк и мимо нас
пробегали малыши, которые уже позавтракали. Некоторые спешили к
гимнастическим снарядам, стоявшим на обширной лужайке, другие расходились
по бетонным домам. - Обычно от нас не требуется ничего особенного - мы
должны гарантировать, что малыш здоров, лишен генетических изъянов, что он
знает, как себя вести в доме спонсора, не будет там гадить или шалить. Так
что когда приезжает заказчик, он берет себе детеныша из основной группы.
- Но перепонки?
- Это специальный заказ. Семья, которая заказала нам любимца,
работает на морской станции в Черном море. Муж и жена. Они проводят в
основном подводные исследования. Им удобнее иметь двоякодышащего любимца.
Вы, надеюсь, заметили, что на спине у него жабры?
- Бедный мальчик, - сказал я.
- Ничего подобного. Это очень перспективное направление исследований.
Под руководством спонсора господина Сийнико мы разрабатываем сейчас
программу "нужные дети". Вы, может быть, не знаете, но в связи с
трудностями материального характера спрос на обыкновенных любимцев падает.
Мы должны соблазнить заказчика чем-то особенным. Мы должны пойти навстречу
вкусам - потребитель решает все!
Мне было неприятно слушать Людмилу, потому что она говорила, словно
внутри нее лежала страница квартального отчета, и она считывала ее абзац
за абзацем. В школе гладиаторов Прупис рассказывал мне, что раньше
человеческие дети учились в школах. Тогда все умели читать. Картина
невероятная, трудно поверить, но у меня не было оснований не доверять
Прупису. А когда были школы для людей, в них были отличники. Такие вот,
как Людмила.
- Вы умеете читать? - спросил я.
- Что?
- Вы умеете читать буквы и слова?
Людмила вдруг покраснела, и я догадался, что она умеет читать, но
боится в этом признаться.
- У меня хорошая память, - сказала она после паузы.
Я стал внимательно присматриваться к малышам. Людмила уловила мой
ищущий взгляд и сказала, чуть улыбнувшись одними губами:
- Спецдетей у нас немного, и большей частью они в лабораториях под
наблюдением. Но есть забавные... Ксюша, Ксюшенька, подойди к нам!
Маленькая девочка лет трех подбежала к нам.
И только тогда я сообразил, что вместо волос на голове у ребенка
мягкая шерсть, которая переходит на спину.
- Погладьте девочку, - сказала Людмила.
- Погладить?
- Это незабываемое наслаждение, - сказала Людмила. - Я должна
признаться, что если бы у меня была возможность, я сама взяла бы себе
такую любимицу.
Но мне не хотелось гладить пушистую девочку, которая не испытывала
никакого неудобства от своего уродства, да и не считала себя уродливой.
- Теперь, когда спонсоры знают, что мы можем изменить любимчика по
заказу, к нам приходят такие забавные заказы, вы будете смеяться! Но
конечно же это стоит громадных денег, и лишь самые высокопоставленные
спонсоры могут себе это позволить.
Людмила направилась к группе детей, игравших на траве, и сказала,
подходя к ним:
- А вот наше новейшее последнее достижение. И мы с господином Сийнико
почти убеждены, что эта модель завоюет рынок.
Когда мы подошли к качелям, и малыш, который раскачивал их,
повернулся к нам, я еле удержался от непроизвольного вскрика. И в самом
деле, экспериментаторы придумали необычное существо: это был обыкновенный
земной ребенок, однако его головка и руки принадлежали махонькому
спонсору, как бы спонсорской куколке.
Я не мог оторваться от маленького чудовища - на меня смотрела зеленая
жабья морда с маленькими медвежьими глазками, но грудь этого существа была
розовенькой, и пухлые ножки ничем не отличались от ножек иных детишек.
- И много вы их... сделали?
- Секрет фирмы, - Людмила растянула в улыбке тонкие губы. - Вы можете
спросить у господина Сийнико. Он вам, наверно, не откажется ответить.
Уродец подошел к нам и сказал, шлепая жабьим ртом:
- Конфетка есть?
- Нет, - сказал я.
- Он жутко избалованный, - сказала Людмила. - Когда к нам приезжает
какая-нибудь группа или проверка, все спонсоры бегут смотреть на наших
креольчиков. Их буквально закармливают сластями... И знаете - даже
случился инцидент: двое обыкновенных любимцев как-то накинулись на
креольчика - еле мы его отбили.
- А тех? - спросил я. - Тех пришлось пристрелить?
- Ах, как жестоко вы говорите! - расстроилась Людмила. - Их только
выпороли. Как положено.
Мы стояли на газоне, и я все смотрел по сторонам, надеясь угадать,
какую еще форму приняли генетические и пластические упражнения под
руководством моего покровителя Сийнико. И как бы в ответ на мои мысли
Людмила спросила:
- Вы не хотите заглянуть в проектную?
У меня не было оснований отказываться.
Мы ушли с газона и по длинной дорожке достигли бетонного куба.
Вросший в землю серый куб лаборатории был внутри куда просторнее, чем
казался снаружи. Высокий коридор, способный вместить спонсора, разделял
лабораторию пополам. Слева, как я увидел, располагались экспериментальные
инкубаторы (основные располагались в другом здании), справа - собственно
лаборатория, где по заказам и пожеланиям спонсоров, а то и по инициативе
самих ученых конструировались перспективные варианты любимцев. Спонсоров
постоянно здесь было двое - сам господин Сийнико, который осуществлял
общее руководство питомником, и неизвестная мне спонсорша по имени Фуйке,
которая умудрилась как раз в те дни заболеть и попала в госпиталь.
Спонсорша занималась снабжением питомника, денежными делами и общением с
заказчиками, потому что для спонсора с военной экологической базы контакт
с людьми почти немыслим и, по крайней мере, неприятен.
Все остальное в питомнике делали люди с помощью приборов, которые
привезли с собой, установили и разработали спонсоры. Люди не должны были
изобретать.
Свыкнувшись уже с тем, что я не просто залетный гость в питомнике, а
выполняю здесь некое задание тайного свойства, Людмила изменила ко мне
отношение и стала откровенной. Я даже подумал, что ей не с кем здесь
поговорить, что, несмотря на суровую внешность, она весьма ранимый и
одинокий человек, одолеваемый сомнениями. Ведь ей ни в коем случае не
разрешалось покидать территорию питомника, и, вернее всего, она была здесь
узницей до конца своих дней. Никогда для нее не откроются ворота, и
никогда Людмила не увидит других городов и других людей.
- Когда я вас увидела, - призналась она, - то решила, что вы -
производитель. К нам иногда привозят производителей для улучшения
семенного фонда.
- Почему вы так решили?
- Потому что вы... потому что обнаженный.
Теперь, признав во мне равного ей или вышестоящего мужчину, она
ощущала рядом со мной чувство стыда - производителя или любимца она за
мужчину не считала.
- К сожалению, - сказал я, - мне пришлось оставить одежду в доме
господина Сийнико. Иначе бы на меня стали обращать внимание.
- Правильно, - сказала Людмила с облегчением. Наличие одежды, пускай
даже не рядом, примиряло ее со мной...
В большой светлой комнате слева от коридора мы застали Автандила
Церетели и еще одного доктора.
На стенах проектной лаборатории висели двух- и трехмерные изображения
младенцев - желательный конечный результат эксперимента. Путь к нему
разрабатывали компьютеры, что стояли в помещении, а затем генные инженеры
(они располагались в соседних комнатах по ту сторону коридора) создавали
тела по заказу.
Картинки будущих изысканных любимцев впечатляли, но в то же время в
них была нежизненность, и они куда меньше ужасали и впечатляли, чем менее
изуродованные, но живые малыши.
Автандил с удовольствием объяснял мне особенности зародышей и их
предназначение. Оказывается, здесь создавали не только любимцев, но и
тайно - людей будущего, нужных в той или иной области хозяйства. Так, на
картинках я увидел крылатых младенцев, покрытых белым пухом. Их, как
объяснил Автандил, можно использовать двояко: и как любимцев - некоторым
спонсорам любопытно было обзавестись крылатым малышом, и как
разведчиков-спасателей, могущих проникнуть, и быстро, туда, куда трудно
забраться человеку, не говоря уже о спонсоре.
Затем Автандил с гордостью провел меня в комнату по ту сторону
коридора, где в ваннах с питательным раствором, уже готовые родиться,
формировались люди-черви. Вряд ли они годились в любимцы, но для горных
работ они были бы незаменимы.
Через час оживленных рассказов моих новых знакомых я понял, что во
мне поднимается тошнота. То, что казалось биологам ужасно интересным и
достойным похвалы, во мне вызывало все растущее отвращение.
За месяцы, прошедшие со дня бегства от господ Яйблочко, я все более
убеждался в том, что я - раб в своем собственном доме. И все вокруг рабы,
которых можно продать, купить и убить и, как я сегодня узнал, лишить
детства и человеческого облика потому, что это нужно зеленым жабам с
блестящими медвежьими глазками. И я не знаю, почему царит такая
несправедливость, и никто не смог мне пока ответить на этот вопрос, потому
что людей, лишенных знаний, лишили и памяти о своем прошлом.
Но слушая восторженную речь Автандила о том, что они приступили к
созданию аммиакодышащего человека, я понял, что постараюсь как можно
больше узнать правды от Сийнико. Правда, для этого надо, чтобы он захотел
что-то рассказать. Но я подозревал, что он мне расскажет больше, чем
любому другому человеку, потому что я отличаюсь от прочих людей. Я убил
спонсора! И я знал язык спонсоров...
Я сказал, что мне нужно погулять, и покинул лабораторию. Меня не
задерживали. Я вышел на газон и стал медленно прогуливаться по дорожкам,
поглядывая на многочисленных детей, которые в большинстве были самыми
обыкновенными здоровыми малышами, правда, как мне уже сказала Людмила, в
последние годы в них стали имплантировать парализующее устройство - если
такой любимец вдруг взбесился и набросится на хозяина, тот может его
немедленно обезвредить.
К счастью, когда я покидал питомник, эта идея еще не пришла в умную
рабскую голову какого-нибудь Автандила или Людмилы.
Арсений увидел меня издали и, бросив возиться в песочнице, побежал ко
мне.
- Дядя! - кричал он. - Дядя! Что я вам скажу!
Когда он подбежал ко мне, я сказал:
- Меня зовут Ланселотом, рыцарем Ланселотом.
- Лотом, - сказал мальчик. Ему, видно, трудно было запомнить такое
длинное имя.
- Ну и что ты хотел мне рассказать?
- Я слышал, дядя Лот, как поварихи на кухне говорили, что ты ревизор.
Что ты можешь кого хочешь ликвидировать или отправить на живодерню. Это
так?
Я решил не развеивать слухов, выгодных в первую очередь мне самому.
- Ну, поварихи, конечно, преувеличивают...
Арсений неожиданно зарыдал.
- Что с тобой? - Я присел перед ним на корточки. Он закрыл лицо
