- Опасность, исходящая от тебя, - сказал он наконец, - представляется
мне большей, чем твоя ценность как свидетеля.
- Вы обещали Маркизе! - напомнил я. У меня все внутри дрожало.
- Я?
- Вы дали слово!
- Я его дал, я и возьму обратно.
- Вы изумительно говорите по-русски, - сказал я спонсору.
Тот не смог сдержать знак улыбки.
- Не бойся, - сказал он. - Я тебя ликвидирую так, что ты этого не
заметишь. И никто этого не заметит. Так что не беспокойся.
- А нельзя обойтись без таких мер? - спросил я.
- Иди спать, - отмахнулся от меня спонсор. - Я страшно устал и
недоволен. Может быть, правы те, кто выступает за полную ликвидацию
человеческой расы.
- А есть и такие?
- Разумеется. Это гигиенично, это решает все экологические проблемы
на Земле.
- Зачем? Чтобы жить на Земле вместо нас?
- В конечном итоге всегда побеждает сильнейший.
- Неужели некому за нас заступиться?
- Заступаться? Откуда ты слышал о заступниках?
- Я не слышал.
- Люди лживы. Ты - один из самых изощренных лжецов вашей породы. Вы
недостойны того, чтобы коптить небо.
- Вы сердитесь? Вы испугались меня?
- Что?.. Уходи - не то разорву тебя своими руками.
Я ушел. Он, конечно, не станет меня убивать собственными руками, но в
голосе его звучала смертельная для меня угроза. Спонсор был рационален. Я
стал опасен, потому что подслушал их секретный разговор и имел глупость в
этом признаться. Теперь спонсор должен опасаться, что я сообщу об этом
разговоре.
С такими горькими мыслями я отправился к себе в бокс.
Темнело. Но небо было уже весенним, ожившим, по нему текли облака. От
леса несло холодом, там, в чаще, еще скрывались лепешки снега. Первые
звезды уже разгорались на восточной стороне неба. Я остановился и стал
смотреть на небо, охваченный неожиданным и непонятным самому себе
ощущением счастья, слияния с этим миром. И от этого наваждения звуки
питомника, доносившиеся до меня, показались мне звуками настоящей Земли.
Голоса уродцев, созданных на потеху спонсоров, - веселой музыкой
обыкновенных детских игр, клокотание вентилятора вытяжки из лаборатории
генных инженеров - перестуком колес далекого поезда, низкие звуки голоса
спонсорши Фуйке, отчитывающей повариху за неучтенную тарелку, - криком
совы в густой чаще, карканье ворон... впрочем, это было именно карканье
ворон, и ничем иным оно показаться не могло.
Я огляделся. Далеко сзади появился квадрат света - в нем обозначился
силуэт спонсора Сийнико, который потопал к генетикам - как всегда, вечером
он проверяет, что они сделали за день. Поэтому-то лаборатория так велика -
она построена по масштабу спонсоров, чтобы проверяющий всегда мог
нагрянуть и проверить, чем занимаются там люди.
Вспыхнули прожектора на вышках вокруг питомника - они зажигались
автоматически, когда темнело. Я знал, что на вышках дежурят милиционеры. И
вдруг со злорадством подумал: ведь и вас, голубчики, ликвидируют. И,
может, раньше других. Вспомните стадион. Тот, где я убил спонсора...
Честное слово, я не жестокое существо и даже никогда не таскал кошек
за хвосты. Я столько лет прожил в покорном мире, которым правили спонсоры,
не подозревая, что они вовсе не благодетели, а грабители и убийцы! Но даже
когда я увидел правду, во мне не возникло желание убивать. Ну как можно
убить просвещенного и разумного господина Сийнико, который, многим рискуя,
скрывает меня в питомнике!
Мне стало холодно. Я пошел к себе в бокс. Мои больные, которым стало
лучше, они днем уже вылезали погреться на солнышке, сидели, накрывшись
одним одеялом, и что-то пели. При виде меня они смутились и замолчали. Я
знал, что петь запрещено, но сказал:
- Вы пойте, не обращайте на меня внимания.
Но они уже не стали петь.
Я сказал им, что мне не холодно, и уселся рядом с ними. Странное
счастливое чувство, овладевшее мною на улице, так и не покинуло меня. И я
с умилением глядел на мой госпиталь. Вот Арсений, подводный мальчик,
кареглазый, всегда веселый, он привязался ко мне, как к старшему брату, и
я видел, как он оскалился, когда мне что-то стала выговаривать госпожа
Фуйке. Рядом с ним, сложившись втрое или вчетверо, сидит Леонора -
невероятно длинная девица, основное качество которой - стеснительность.
Она стесняется своего роста, своей худобы, своих глаз, своих рук, она
стесняется жить на свете. Иногда малыши дразнят ее, она терпит. Ее жизнь -
наказание, и я не думаю, что она протянет здесь долго, если ее не отправят
в баскетбольную команду, где вокруг нее будут такие же жерди. Третье
существо - самое милое и самое изуродованное из троих - Маруся-птичка. Ее
изготовляли по спецзаказу какой-то знатной семьи, у которой раньше жил
попугай. Поэтому голову Маруси покрывают не волосы, а белые перья, а
тельце покрыто пухом. Есть у Маруси и крылышки - но они маленькие, и она
не умеет летать.
- Скоро будет лето? - спросила Маруся.
- Через месяц, - сказал я.
- Скорей бы прошел этот проклятый месяц, - сказала Маруся.
Несмотря на то, что ей всего четыре года, Маруся - умница и порой
выдает многозначительные и не совсем понятные для окружающих сентенции.
Еще на прошлой неделе, когда все трое лежали у меня в жару, кашляя и
чихая, я обещал им, что как только наступит лето, я уговорю спонсоршу
Фуйке отпустить нас в лес. Мы пойдем далеко-далеко и будем собирать цветы
и ягоды. Теперь мои подопечные жили ожиданием праздника. Я смотрел на них
с радостью и не видел их уродства. И в то же время я знал, что они
обречены быть игрушками существ, не имеющих ни права, ни совести калечить
людей. И самое ужасное то, что они калечат и убивают не от злости, не от
садизма натуры, а потому, что так положено, так выгодно, так удобно.
Подобно тому, как мы, люди, выводили породы собак... Недавно я
разговаривал с Людмилой, с которой мы постепенно сблизились и стали
доверять друг другу, и спросил ее, насколько в силах современная
биотехника вернуть малышей в нормальное состояние. Людмила развела руками
и ответила, что шансов очень мало. Для того, чтобы заложить в клетки
определенные изменения, достаточно земных лабораторий. Но переменить облик
и внутреннее строение существ, уже созданных и выросших... для этого нужна
технология, о которой мы не можем мечтать. А спонсоры? - спросил я. Вряд
ли, - сказала Людмила. Спонсоры используют чужие достижения - и не только
земные.
Ничего, сказал я сам себе, мы выгоним этих спонсоров, и тогда починим
вас, ребятишки.
Именно тот момент я могу воссоздать в памяти: и тишину в боксе, и
дыхание детей, и собственное состояние. Тогда я и понял, что в моей жизни
есть цель - выгнать с Земли этих спонсоров. Потому что если я этого не
сделаю, они постепенно уничтожат всех людей, а если даже не уничтожат, то
превратят в любимцев и рабов.
Я не знал, как это сделать. Но я был уверен, что судьба выбрала для
этой цели именно меня. Я был уверен по оговоркам и намекам спонсоров, что
на Земле уже возникали восстания и заговоры против спонсоров. Но все они
проваливались по двум причинам: или спонсоры успевали задушить восстание,
или находился предатель. Второе случалось куда чаще - за столетие
господства братьев по разуму люди научились продаваться и блаженно
существовать, как свиньи на бойне - их сейчас поведут резать, а они спешат
насытиться или свести счеты. Мы счастливые свиньи на счастливой бойне!
Дверь чуть приоткрылась, и я услышал голос:
- Тим.
- Кто там? - Я вскочил.
- Выйди сюда.
Ребятишки обеспокоенно вертели головами, перешептывались.
Я вышел в коридор.
Там, еле освещенная единственной тусклой лампочкой, стояла Людмила.
Она потянула меня за руку, в глубь коридора, к затянутому решеткой
окну.
- Тим, я так боюсь, - прошептала она.
- Говори.
- Спонсор Сийнико приходил к нам. Он разговаривал с Автандилом и
профессором. Меня выгнали из лаборатории. Мне это не понравилось, и я
стала подслушивать. Я не все слышала, но они говорили о тебе.
- И что? - Я старался выглядеть обыкновенно - мало ли зачем они
говорят обо мне.
- Спонсор хочет тебя убить.
- Как же?
- Они тебя отравят, они тебя отравят так, чтобы все думали, что это
случайно, потому что наш спонсор - гуманист. Он будет ни при чем.
- Спасибо, Людмила, - сказал я. - Но, наверное, ты немного
преувеличиваешь. Зачем спонсору меня убивать?
- Значит, ты ему мешаешь. Я тебе должна сказать, что уже был один
случай. Почему-то спонсору не понравился доктор Герц. Он стал непокорным,
он хотел уйти из лаборатории. А потом доктора нашли мертвым. И сказали,
что он объелся ядовитых грибов.
- Я не буду есть грибов, - сказал я и взял Людмилу за руку. - Я тебе
обещаю.
- Они могут придумать что-нибудь еще.
- Я буду осторожен.
- Ты не представляешь, какие они хитрые!
Людмила была расстроена, ей казалось, что я не понимаю грозящей мне
опасности. Но я понимал.
- Иди, - сказал я ей, - иди, пока тебя не заметили. Завтра поговорим.
- Но они могут прийти к тебе уже этой ночью.
- Пускай приходят.
Я проводил Людмилу до двери - она скользнула вдоль стены. Я надеялся,
что ее никто не заметил.
Теперь мне следовало подумать.
Я стоял в пустом холодном коридоре.
Что они придумают? Неужели на самом деле спонсор решил меня отравить?
А когда? Вернее всего завтра утром. Но все может случиться...
Я выглянул наружу и посмотрел на звезды. Было около десяти часов
вечера. Питомник уже спал, угомонились будущие любимцы; прожектора,
светившие с вышек, лишь подчеркивали пустоту и тишину.
Ждать было нельзя. Надо действовать.
Я вернулся к себе в бокс. Мои малыши, конечно же, не спали - они были
встревожены и ждали меня.
- Ничего страшного, - улыбнулся я им. - Не беспокойтесь. Тетя Люда
сказала мне, что воспитатели сердятся, что вы так давно живете у меня. Они
хотят нас за это наказать.
- Я не хочу в корпус! - воскликнул Сеня.
Они жили у меня тише мышей, трепеща перед необходимостью вернуться в
особняк и надеясь, что сегодня этого не случится.
- Если они на нас рассердятся, - сказала умненькая птичка Маруся, -
они нас запрут в карцере. И мы не сможем ходить к Тиму.
- Может быть, завтра? - спросила Леонора.
- Нет, - сказал я твердо. - Вернуться в корпус надо сегодня. Поверьте
мне.
Они не стали плакать и просить меня.
- А мы пойдем в лес летом? Ты обещал, - сказала Маруся.
- Я помню. И обещаю, что пойдем.
Мне надо было решить сложную задачу: Арсений с Леонорой жили в
особняке, в общих спальнях, Маруся - в боксе за лабораторией, потому что
процесс ее метаморфозы еще не кончился. А это совсем в другой стороне.
Пустить их на улицу одних я не мог - ночью в питомнике спускали собак.
Собаки могли испугать малышей.
- Подожди меня, Маруся, - сказал я птичке. - Я отведу Сеню с
Леонорой, а ты никого не пускай, сиди тихо.
- Я всегда сижу тихо, - сказала Маруся.
Я взял Арсения на руки, а Леонора шла рядом со мной.
Мы пошли не напрямик через газон, который просвечивался прожекторами,
а ближе к изгороди, по кустам. Нам никто не встретился. Только возле
дорожки, ведущей к особняку, из кустов выскочила собака, хотела было
залаять, но я велел ей молчать, и собака побежала рядом. Леонора ее
боялась и крепко держала меня за руку длинными пальцами.
Мы обошли особняк. Сзади был ход на кухню - там разгружали продукты.
Я знал, как открыть крючок - я туда уже не раз так проникал, потому что
воровал для малышей еду: раз они болели у меня в боксе, им довольствия не
