достаточно тяжелым.
Я отыскал на дальнем берегу бывшую асфальтовую дорогу и побрел по
ней, обходя ямы и трещины.
Я подумал: так славно, что ползун заставил меня запомнить дорогу. Я
знал, что должен идти этой дорогой до большого белого столба, у которого
поверну на проселочную дорогу, а та через лес проведет меня до развалин
поселка, где нас и должна ждать машина.
До белого столба было километров десять. Но мне показалось, что вдвое
больше. По крайней мере, я добирался до него более трех часов. С каждым
шагом проклятый ползун становился все тяжелее, и я все чаще валился без
сил на обочину шоссе, и привалы становились все более долгими.
Я боялся, что ползун умрет раньше, чем я донесу его до штаба. И вовсе
не был уверен, что там найдется доктор, который разбирается в загадочных
болезнях ползунов. Но пока что ползун был жив - он был горячим, и порой по
телу его проходила судорога. Но в то же время он окостенел, и как бы я не
переворачивал его, все равно он резал мне плечо.
Я уже разуверился в существовании белого столба, когда увидел его.
Возле него я свалился и отдыхал, наверное, полчаса, теша себя наивной
надеждой на то, что Ирка ошиблась и пришлет машину именно к столбу, а не в
разрушенный поселок.
Было жарко, хотелось пить. Я понимал, что, лежа здесь, делаю лишь
хуже себе и подвергаю дополнительным мучениям больного ползуна. Так что я
с проклятиями взвалил на плечо ползуна и, покачиваясь, пошел в лес по
узкой вертлявой дорожке, колеи которой были глубоки, а между ними росла
трава.
Постепенно местность понизилась и запахло сыростью. Но жара не
уменьшалась, надо мной, больно жаля, вились мухи и слепни. Я не мог даже
их отогнать.
Вдруг я увидел, что справа между деревьев мелькнула вода. Я сбросил
невыносимую ношу и кинулся к махонькому озерцу, окруженному осокой. Я с
трудом добрался до воды - берег был таким топким, что я проваливался чуть
ли не по пояс, прежде чем смог напиться. Я пил с наслаждением, но взять с
собой про запас не мог, правда, по моим расчетам идти уже оставалось
немного.
Я намочил рубаху, чтобы обтереть влажной тканью моего несчастного
спутника, и повернулся, вытаскивая ноги из черной грязи...
И я с ужасом увидел, что мой ползун - не один.
Над ним, деловито переворачивая недвижное тело лапой и стараясь
вскрыть его, как ракушку, стоял бурый медведь. Он ворчал и как бы
бормотал, потому что никак не мог добраться до вкусного мяса.
- Ах ты, мерзавец! - закричал я, размахивая рубашкой. - Ты его тащил?
Ты его носил?
Почему-то именно мои физические усилия казались мне в тот момент
самым главным основанием к тому, чтобы медведь добычу свою оставил.
Медведь обратил на меня внимание, когда я размахивал рубахой как
знаменем. Моя рубаха его не испугала. Он поднялся на задние лапы и натужно
заревел, показывая этим, что не намерен делиться со мной своей добычей.
Медведь угрожающе пошел на меня, и только тогда я вспомнил о своем
ноже.
Я выхватил его. И вовремя, потому что красная пасть, усеянная желтыми
зубами, уже была рядом, и я вонзил нож в живот медведю, но не удержался на
ногах - медведь по инерции свалил меня и вышиб из руки нож.
От удара о землю я на какие-то секунды потерял сознание, но тут же
пришел в себя, но не в пасти медведя, а на свободе. То ли мой удар медведя
испугал, то ли он пожалел нас с ползуном, но я услышал треск сучьев и,
обернувшись, увидел спину медведя, исчезающую в зарослях.
Я с трудом поднялся, отыскал нож - крови на нем не было, я думаю, что
не смог пронзить слой жира. Потом я подошел к ползуну.
Медведь ничего не успел сделать ему плохого. Только перевернул на
бок.
Я наклонился над ползуном. Кровь из моего разорванного плеча капала
на его тело. Я прижал рану рубахой, забыв вытереть ею ползуна, взвалил его
на плечо и пошел дальше, потому что в те минуты смысл жизни и стимул к
движению заключались лишь в том, чтобы дотащить это проклятое насекомое.
Я не заметил, как вышел на прогалину - улицу разрушенного поселка.
Впрочем, разница с лесной дорогой была невелика - те же деревья и кусты
вокруг. Пойди, догадайся, что под ними скрываются руины.
Автомобиля там не было - не нашлось его в штабе. Но, к счастью,
нашлась телега, запряженная лошадью. С ней - два человека.
Они увидели меня издали. И не сразу догадались, что я и есть тот
благородный рыцарь, которого они встречают. Из леса шло чудовище с желтым
бревном на плече, измаранное кровью с головы до пяток и шатающееся, как
смертельно пьяный.
Когда они догадались, в чем дело, то уложили меня на телегу и отвезли
в штаб. В телеге была навалена солома, и я почти сразу заснул. И спал до
самого штаба - то есть два часа.
Когда я проснулся, то спросил у человека, который управлял лошадью,
жив ли ползун. Тот не сразу понял, что я имею в виду, потому что ползун
ничуть не был похож на самого себя.
Не дождавшись ответа, я заснул снова.
Меня перенесли в госпиталь, где промыли раны. Я продолжал спать.
Проснулся я утром, подземный госпиталь был скудно освещен. В комнату
вошла женщина в белом халате, похожая на Людмилу, только черноволосая. Она
спросила, как я себя чувствую. Я ответил, что хорошо. Потом женщина
спросила, принести ли мне еду в постель или я смогу подняться.
Я сказал, что попытаюсь подняться. Я с трудом встал - голова
кружилась. Другой человек в белом халате принес деревянный стол и
скамейку. Женщина поставила на стол большую чашку кофе и положила ломоть
хлеба. Я позавтракал.
Я спросил, что с ползуном.
Женщина в белом халате сказала мне, что все обошлось. Все хорошо.
Вошел человек в кожаном костюме, как одевалась в метро охрана
Маркизы. Этот человек спросил меня, могу ли я пройти к командующему. Я
сказал, что могу. Я допил кофе и пошел за человеком по подземным
переходам. Здесь раньше была военная база. Когда-то здесь военные люди
ждали атомной войны. Но война не пришла, а пришли спонсоры.
В коридоре мы встретили процессию маленьких ползунов. Их гнал
подросток с хворостинкой. Ползуны мерно и одинаково поднимали мохнатые
спины.
- Мы их из ворованных яиц выводим? - спросил я.
Человек пожал плечами, то ли не знал, то ли таился. Он пропустил меня
в низкую дверь.
Там была комната, освещенная ярче, чем другие. За большим столом
сидела Ирка, перед ней стоял компьютер, неаккуратно были раскиданы бумаги.
- Живой, - спросила она и улыбнулась.
Ирка была одета в кожаный костюм, волосы забраны назад.
- Ты здесь начальница? - спросил я.
- Разве непохоже?
- И надо мной начальница?
- Пока Маркиза не вернулась - берегись! - Улыбаясь, она непроизвольно
прикрыла ладошкой рот.
- Как ползун? - спросил я, желая перевести разговор на другую тему.
Мне было неприятно, что Ирка теперь вовсе не та, которую я привык видеть.
- Он живой, - сказала Ирка. - Благодаря тебе.
- Там медведь был, - сказал я. - Он хотел его сожрать.
- А я как увидела следы на твоем плече, сразу догадалась, что ты с
медведем обнимался.
- Я никогда не догадывался, что ты начальник, - сказал я.
- Кому-то приходится... - ответила Ирка.
Вошел Хенрик. Он положил бумаги на стол Ирке. Она проглядела и
подписала, а Хенрик подошел ко мне и сказал, что я молодец и он рад меня
видеть.
Хенрик ушел, и я с горечью подумал, что теперь не смогу поцеловать
Ирку. Никогда. И мне стало грустно.
- А где ползун? - спросил я. - Я хочу к нему сходить.
- Он сам придет, - сказала Ирка.
Тут прибежал Сенечка, он обнял мою ногу перепончатыми ручонками.
Рожица у него была заплакана.
- Рыцарь Ланселот! - кричал он. - Ты пришел, я так рад, так рад! Ты
знаешь, Леонора тоже здесь! Мы пойдем к ней, ладно?
- Я пойду? - сказал я. Теперь было непонятно, должен ли я спрашивать
разрешения у Ирки.
Ирка отодвинула бумаги и встала из-за стола. Она хотела подойти ко
мне, но тут в комнату вошел инспектор, которого я видел на башне. Тот
стройный, с муравьиным лицом, в длинном радужном плаще. Странно, почему он
остался на Земле?
Инспектор направился ко мне. Я напрягся. В нем была жесткость и
четкость движений почти до механизма.
- Не узнаешь, - спросил он меня голосом ползуна.
- Ползун?
Инспектор подошел ко мне и протянул тонкие, жесткие руки.
Я протянул руки навстречу ему. Я все понял.
- Ты как бабочка? - спросил я.
- Это метаморфозы, - сказал ползун. - Но степень куколки наступает
неожиданно, хоть и длится коротко. И в такой момент рядом должны быть
близкие. Или друг. Иначе - коротким движением ползун провел ребром ладони
перед своим тонким горлом, муравьиные глаза были неподвижны - я бы погиб.
Спасибо тебе.
- Покажи ему, покажи! - потребовал Сенечка. - Он же не видел. Все
видели, а он не видел.
- Покажи, - сказала Ирка. - Это красиво.
Ползун взмахнул руками, и его длинный радужный плащ, как сказочный
невесомый занавес, раскрылся, растянулся - и я увидел перед собой
громадную перламутровую бабочку.
- Мы умеем летать! - сообщил Сенечка.
Когда они ушли, Ирка подошла ко мне, встала на цыпочки и поцеловала
меня в щеку.
- Здравствуй, Ланселот! - сказала она.
