Я узнал, что некоторые люди ходят в одежде, и более того - я сам уже
начал ее носить. Я видел грамотных людей и людей вооруженных, я видел, как
люди работают на фабриках, курят и даже обманывают спонсоров... Мир с
такой скоростью рушился вокруг, словно все, что было раньше, оказалось
сном. А, может быть, и я сейчас проснусь на своей подстилке?
- Я и сам не курю, - сказал Батый. - Мне нужно в форме быть.
- Зачем? - спросил я.
- Живым остаться подольше, - сказал Батый. - Может, стану мастером,
как Прупис, или даже хозяином, как господин Ахмет, - я жить хочу, такое у
меня настроение.
Я тоже хотел жить и потому воспользовался моментом, чтобы
порасспросить расположенного ко мне Батыя.
- А зачем мы тренируемся? - спросил я.
Батый лениво скосил на меня черный глаз и ответил вопросом:
- А ты как думаешь?
- Не знаю, ты сказал - рыцари, но не сказал, что они делают.
- Ты в самом деле так думаешь?
- А что бы ты на моем месте подумал?
- Откуда ты такой взялся! - в сердцах воскликнул Батый.
Гурген, сидевший неподалеку, обернулся к нам и улыбнулся. Перехватив
мой взгляд, он отвел глаза и принялся не спеша перематывать изоляционную
ленту на рукояти меча.
- Откуда все, - сказал я. - Из питомника.
- Ты меня не понимаешь, Тим, - сказал Батый. - Я тебя обидеть не
хочу. Я тебя понять хочу. Ты хороший парень и Добрыню не испугался. Но
какой-то ты странный. Некоторые ребята даже думают, что ты, может, и не
человек?
- А кто же?
- Жабы много опытов делали над людьми - это точно известно. И
говорят, они специальных людей вывели, чтобы они были послушные, чистые и
без всяких недостатков.
- А зачем? - спросил я. - Им что, нас мало?
- А нас, отсталых, они тогда ликвидируют. Были и не стало.
- Но зачем, зачем? - настаивал я, словно на самом деле был
искусственным человеком и старался понять, зачем я нужен.
- Чтобы им не беспокоиться, чтобы мы им не мешали, чтобы они,
наконец, вздохнули спокойно!
Мне было непонятно, жалеет он спонсоров или издевается.
- Но ты же видел, из меня кровь текла, когда я с Добрыней дрался, -
сказал я.
- Это, считай, тебя и спасло - а то бы мы тебя обязательно ночью
развинтили, чтобы посмотреть, как ты тикаешь.
Я не сразу ответил ему - то, о чем он говорил, мне было непонятно, но
непонятность была многослойной и тревожной, словно луковица: ты снимаешь
слой, а там другой, похожий, но другой.
- Ты прости, - сказал я, решив, что лучше показаться глупым, чем
рисковать жизнью. - Но мне не все понятно. Ведь спонсоры прилетели к нам,
чтобы навести порядок. Раньше мы жили отвратительно: мы губили нашу
природу, не осталось чистой воды и воздуха, люди воевали друг с другом,
голодали, болели спидом и холерой. Мы были обречены на гибель, но тут, на
наше счастье, к нам прилетели спонсоры, которые нас спасли.
- От чего? - спросил Батый.
- От гибели.
- Я это уже слышал, - сказал Батый. - Знаешь, где? В колонии, куда
угодил мальчишкой. Там у нас был такой Проводник, он нас учил про
спонсоров. Только никто ему не верил - мы все уже успели пожить и знали
этим жабам цену.
- В колонии? Что это такое?
- Это тюрьма, тебя держат там, пока ты подрастешь, а потом
распределяют - кого на фабрику, кого на живодерню, а меня вот - на шахту.
- Я всегда думал, что живодерня - это шутка. Это шутка?
Батый рассмеялся, показывая неровные зубы.
- Попадешь - узнаешь, какая шутка.
- Ты рассказывай, - попросил я. - Про колонию.
- Про колонию я забыл, - сказал Батый. - Про колонию нечего
рассказывать.
- Расскажи про господ спонсоров. Ведь правда, что они наши братья по
разуму?
- Ты и это выучил?
- Нет, ты скажи! Мне это очень важно знать!
- Это только пустая фраза! Братья по классу, братья по духу, братья
по разуму. Я думаю, им у себя тесно, вот они к нам и забрались.
- Скажи, зачем они прилетели?
- Для искусственного человека ты слишком настырный, - сказал Батый и
поднялся.
На площадку вышел Прупис и сказал:
- На позицию! Сейчас будем отрабатывать выпад с последующим колющим
ударом в печень. Встали! Ланселот, ты что отстаешь? Я этого не люблю.
Вечером Прупис пришел к нам в комнату, сел на край кровати, на
которой я лежал, вымотанный тренировкой так, что мог шевелить только
языком, да и то с трудом.
Он протянул мне несколько разной формы кусков кожи.
- Такие подойдут? - спросил он.
Я сразу понял, что это значит, и стал рассматривать куски. Два вернул
ему обратно, а про остальные сказал:
- Подойдут. Мне еще будет нужен острый нож.
- Сам наточишь, - сказал Прупис и добавил, обращаясь к лежавшему на
соседней койке Батыю: - Покажешь ему, где взять нож.
Громко топая и разговаривая, в комнату вошли человек пять ветеранов,
которые куда-то ходили, пока мы тренировались.
- Не так громко, - сказал Прупис. - И не надо песен.
Ветераны покорно замолкли и стали громко шептаться. Один из них упал,
остальные шикали друг на друга.
- Напились, как скоты, - сказал Прупис. - Но я их не осуждаю - такая
уж у нас сволочная жизнь. Никогда не знаешь, сколько тебе осталось.
Батый закрыл глаза и сделал вид, что спит. Но я чувствовал, что он не
спит, ему интересно, о чем мы будем разговаривать. А я тоже понимал, что
мы будем разговаривать, иначе бы Прупис не присаживался на кровать - дал
бы мне кожу, и дело с концом.
- Мне Лысый намекнул, - сказал Прупис негромко, - что ты - любимец.
От этого слова Батый открыл глаза.
- Что в этом страшного? - спросил я. - То меня обвиняют, что я
искусственный, и грозятся разобрать на винтики, то вы говорите, что я
любимец. Я ничего не понимаю.
- Я тебе задал простой вопрос, и мне нужен на него простой ответ. Ты
любимец?
- Да, - сказал я не без колебаний. - А чего в этом плохого? Разве я
виноват?
- Никто не виноват в том, что с нами делают жабы, - сказал тихо
Прупис. - Но все-таки лучше, когда люди не знают, что ты любимец. Любимцев
мало кто видел, про любимцев думают, что все они - жабьи собаки. Им нельзя
верить, они... ну, как животные. Не люди, а животные, только домашние.
Собак жабы потравили, и вместо них любимцы.
- Это все вранье! - сказал я громче, чем надо было - кто-то еще
обернулся в нашу сторону. - Любимцы тоже разные бывают.
- А кто знает? - сказал Прупис. - Мы все живем по своим углам и не
знаем. Теперь я гляжу на тебя и вижу, что ты - как человек. А почему ты
сбежал?
- Надоело, - соврал я. - Надоело быть любимцем. Хочу, чтобы меня не
любили.
- Шутишь, - сказал Прупис. - Ну шути, шути. Ты мне нравишься, но все
же будь осторожен.
Он поднялся и ушел. Вова Батый повернулся ко мне и сказал:
- А мне говорили, что любимцев выводят в специальных лабораториях и
мозги у них вынимают.
- Я сейчас у тебя мозги выну, - мрачно сказал я. Мне спорить не
хотелось.
- Я думал, что любимцы хорошо живут, - продолжал Батый, не обратив
внимания на мое предупреждение, - что у них жрать - от пуза! И чистые они.
- Жрать от пуза, - сказал я. - Сколько хозяйка даст, столько и съешь.
- И дом, и чисто, - сказал Батый, с непонятной мне завистью.
- А ты что, хотел бы?
- Кто не захочет? - спросил Батый. - Каждый человек хочет жрать и
спать.
- А я бы ни за что туда не вернулся.
- Почему?
- Потому что жратва - не главное. Тебя любят - ты сытый, тебя
разлюбили - то побьют плеткой, а то и отправят на живодерню.
- И ты с ними в одном доме жил? - спросил Батый, глядя в потолок.
- Конечно. В одной комнате.
- А правда, что у них когти ядовитые?
- Ну и глупый ты, Батый! Хозяйка же меня гладила! И мы с ней гуляли.
- А на каком вы языке разговаривали? - спросил Батый, и я понял: он
не поверил ни единому моему слову. Видно то, что было для меня
обыкновенно, в его небогатое воображение просто не вписывалось.
- На нашем, на русском.
- И она тебя не придавила? - спросил Батый наконец.
- Ну зачем же меня давить, если она меня любила?
- Лю-би-ла! - Он повторил иначе: - Лю-би-ла... Нет, я рехнусь от
него! Лучший друг жабы!
Я отошел к столу и стал резать кожу на тонкие полоски. Я работал
допоздна. Некоторые подходили ко мне, смотрели, но не мешали. Я думал, что
Батый никогда не видел спонсоров вблизи - это странно, но, наверное,
возможно - не могут же господа спонсоры находиться везде и наблюдать за
всеми людьми. И для человека, близко не видавшего спонсора, он кажется
холодным чудовищем. Какое горькое заблуждение!
Прошло два дня в непрестанных тренировках, я уставал, как будто из
меня к концу дня выпускали воздух. Но кое-чему я научился. Это легко
объяснить: ведь я был выше ростом многих из воинов нашей школы и быстрее
других двигался и думал. Меня хорошо кормили в детстве.
Господин ахмет два раза при всех меня похвалил. А Прупис хоть и не
хвалил, сказал мне спасибо, когда я отдал ему аккуратно и крепко
сплетенный хлыст. Ко мне стали обращаться другие воины, я не отказывал - я
люблю мастерить: шить, вырезать, плести...
Если бы не постоянная усталость, я был бы счастлив. Мне жилось не
хуже, чем у Яйблочков. Нас хорошо кормили, и я спал на настоящей мягкой
койке. Правда, я побаивался Добрыню, который помнил о нашей встрече и не
давал забыть о грядущей мести.
Я больше не пытался выяснить, к чему нас так тщательно готовят.
Потерплю - узнаю.
Я выбрал себе хозяином Пруписа. Я же был вчерашним любимцем. А
любимец с детства приучен жить при хозяине. Может, другие обитатели нашей
школы и не нуждались в хозяине, а мне было тяжко без существа, которому я
мог бы подчиняться. Понимая это, я думал тогда, что являюсь исключением
среди людей, но потом-то я догадался, что подчинение - обязательное
свойство человеческой натуры. Все люди ищут себе спонсора, и если нет
настоящего, то находят ему заменитель. Я тогда еще не бывал в других
странах и на других континентах, но что касается России, то она,
оказалось, всегда была послушной - то начальнику, то революционеру,
который этого начальника убил, то следующему начальнику.
Мое терпение было вознаграждено довольно скоро. Дней через пять,
когда мы отдыхали после отвратительного упражнения - долгого бега вокруг
нашей школы с мешком песка за плечами, - мрачный Гурген сказал:
- Кому это нужно? Судьба и без этого разберется.
- Ей помогать надо, - сказал Батый.
Мы смотрели, как Добрыня направлял оселком свой меч.
- Как девушку гладит, - сказал Гурген.
- Сколько раз он ему жизнь спасал, - заметил Батый.
Я навострил уши.
- Все это показуха, - сказал Гурген. - Ты же знаешь, откуда кровь
берется.
- Молчи, - сказал Батый. - Ты здесь только третий месяц, а я уже
скоро год. Если все будет нормально, через два месяца перейду в ветераны.
А сколько со мной начинали и гикнулись?
- Ничего, завтра встреча товарищеская, - сказал Гурген.
Собеседники замолчали, и тогда я понял, что могу кое-что узнать.
- А что такое товарищеская встреча? - спросил я у Гургена.
- Когда договариваемся, - ответил за него Батый. - Встречи бывают
товарищеские, от которых ничего не зависит. На них придумывают всякие
трюки - как в цирке. Там по-настоящему обычно не убивают. У нас завтра
товарищеская встреча с "Черными Тиграми". Попросись, Прупис тебя возьмет -
тебе же надо присматриваться.
Раз уж разговор начался и никто на меня не кричит, можно было
спрашивать и дальше:
